— Познакомься. Это И Суха. Твой племянник.
Мы не виделись почти полгода.
Когда она вдруг вышла на связь, я не знал, что её на это сподвигло.
Мы никогда не были близкими братом и сестрой, чтобы общаться без причины.
Поэтому первое, что я сделал, — заподозрил её в каком-то умысле.
Но вот такого поворота я не ожидал.
— Здравствуйте.
— …
Тихий, ровный голос.
Бледное лицо — болезненно-измождённое.
Я безразлично посмотрел на него.
Не похож на ребёнка. Сколько ему? Восемнадцать? Двадцать?
И вот такого человека мне представляют как племянника? Абсурд.
Я знал, что у меня есть два племянника.
Сын Чу Хэён — Ким Мёну.
Дочь старшего брата Чу Хэ Мёна — Чу Хваджин.
Но откуда взялся И Суха?
— Если объяснять всё с самого начала, это займёт время.
Её голос звучал отрывисто, как будто говорить об этом было неприятно.
— Просто в юности я немного накосячила. Это не имеет никакого отношения к моему нынешнему мужу. Просто прими как данность.
Вот как.
Даже такой скупой рассказ дал мне достаточно информации, чтобы сложить примерную картину.
Мне не нужны были подробности.
Меня интересовало другое.
— И зачем ты его привела?
— Присмотри за ним.
Я был удивлён, но не более, когда услышал слово «племянник».
Но когда она сказала «присмотри за ним», я абсолютно потерял дар речи.
Мы оба знали, какие у нас характеры.
Если она говорит подобное с такой уверенностью, значит, у неё есть способ заставить меня согласиться.
Я вытащил сигарету и спросил:
— И почему я должен?
Она оглядела дом, будто только сейчас удосужилась его осмотреть, и спокойно сказала:
— У тебя тут неплохо.
Ага. Началось.
Я снял сигарету с губ, покрутил её в пальцах и скептически посмотрел на Чу Хэён.
— Скажи прямо.
— Если бы не я, ты бы до сих пор скитался. Думаешь, отец оставил бы тебя в покое?
— Поправочка. Я ушёл сам. И все долги выплатил. Не надо делать из меня должника. Пересчитай на калькуляторе ещё раз.
— Дело не только в деньгах.
— Если не в деньгах — значит, я тебе вообще ничего не должен.
— Если бы я тогда не помогла, тебе пришлось бы превозмогать куда дольше.
— А тебе не кажется, что ты тоже на этом выиграла? Если бы я не отказался от всего, ты бы не получила своё наследство так просто. Так что, когда тебя начнут называть главой, не забывай, что в этом есть и моя заслуга.
Мы оба происходили из семейной империи.
Zhu Han Group — корпорацию, выросшую на грязных деньгах и политических связях, основал наш дед Чу Ханён.
Он заработал капитал, работая политическим бандитом в годы военного режима, и использовал эти деньги для создания автомобильного бизнеса.
Позже компания разрослась, охватив химическую промышленность и судостроение.
Глава компании и наш отец, Чу Чжэ Мун, упорно придерживался устаревшей концепции наследования по линии альф.
И я, как единственный соответствующий кандидат, с рождения был назначен преемником.
Но это будущее разрушил я сам.
А выиграла от этого Чу Хэён, которая давно метила в кресло отца.
Стоило мне это вслух заметить, как она презрительно усмехнулась.
— Не будь таким самонадеянным. Даже без тебя это место стало бы моим.
— …
— Я сама всё так устроила.
Какая ирония.
Она всегда делала вид, что ко всему относится спокойно, но стоило задеть её слабое место — сразу же теряла контроль.
Чу Хэён действительно была талантлива, но не считалась полноправным наследником только потому, что была бетой.
Отец никогда не скрывал своего предвзятого отношения, и годы пренебрежения заполнили её гневом.
К счастью, этот гнев был направлен не на меня, а на него.
И, к её огромному счастью, мне не было нужно то, что она так отчаянно добивалась.
Наверное, дело в том, что у меня всегда было всё слишком просто.
Роскошь, удобства, власть — всё доставалось без особого труда.
Мне никогда не приходилось бороться.
А значит, во мне не было ни амбиций, ни страсти к соперничеству.
Я привык брать, не прикладывая усилий.
Так что интерес к управлению бизнесом, где требуются ответственность, сотрудничество, амбиции и готовность к борьбе, во мне просто не проснулся.
— Если ты такая успешная, то почему решила спихнуть ребёнка на меня? Неужели я выгляжу подходящим для этого человеком?
— Ты, конечно, мерзкий, но хотя бы надёжный.
— Ценю комплимент, но этого недостаточно.
Я зажал сигарету зубами и чиркнул зажигалкой.
Она заметила, что я не отказываюсь резко, и это чуть расслабило её.
Скрестив руки, Чу Хэён перешла к объяснению.
— Как я уже сказала, он ничего не знает.
Речь шла о её муже.
— Хотя это не проблема. Даже если бы знал, он бы не ушёл. Не из тех. Но проблема — в нашем отце.
Она бросила на меня многозначительный взгляд.
— Ты сам знаешь, какой он. Если узнает о Сухе, просто так это не оставит. Поэтому я хочу скрыть его существование до самого конца. Я не могу его воспитывать.
Это было очевидно. Отец ставил честь семьи и компании превыше всего. Внебрачный ребёнок — не наследник, а позор. Он не только бы не признал его, но и избавился бы любыми способами.
— Сколько ему лет?
— Двадцать.
— Он уже взрослый. Можно просто купить ему отдельное жильё.
— Я не могу оставить его одного.
— Почему?
— Он…нестабилен.
— Почему?
Разговор протекал гладко, но на этом моменте завис.
На миг лицо Чу Хэён омрачилось.
Значит, была причина.
Я не торопил её, просто ждал объяснений.
Она тихо вздохнула, достала из сумки сигарету, прикурила.
Глубоко затянулась, выпустила дым в воздух.
Только потом заговорила:
— Недавно отец ребёнка умер. Самоубийство.
— А.
Звучало достаточно тяжело, но особого впечатления на меня не произвело. До следующей фразы.
— Но знаешь, что самое жуткое? Он висел в квартире целую неделю.
Я на мгновение остолбенел.
— Суха жил с его трупом всё это время. Соседи заподозрили неладное и вызвали полицию. Когда его спросили почему, он ответил, что хотел умереть с ним. Хотел остаться рядом. Просто тихо лечь и умереть от голода.
Я невольно посмотрел на парня. И увидел, как на его бледном лице мелькнула слабая улыбка.
— Я отвела его к доктору. Депрессия. Насколько тяжёлая — пока неясно. Надо наблюдать. Врачи говорят, что оставлять его одного нельзя. Но он отказывается от госпитализации. Дом для него найти не проблема, но кого я смогу приставить к нему? Какой чужак сможет за ним присматривать?
— И почему из всех вариантов ты выбрала меня?
— Потому что ты единственный, кто подходит. Надёжный. И у тебя сейчас нет других дел. Все расходы я беру на себя. Если понадобится что-то ещё — скажи.
— Дело не в деньгах. У меня их достаточно.
— Я же не прошу взять его на всю жизнь. Только на время.
— Какой бы ни был срок, у меня нет причины терпеть лишние хлопоты.
— Я…
Чу Хэён резко оборвала себя, глубоко вздохнула и прикусила губу.
Она изо всех сил сдерживала раздражение.
— Я же прошу тебя, Хэвон.
Просит.
Не требует.
Не настаивает.
А именно просит.
Младшего брата, которого всегда считала бесцеремонной занозой в заднице.
И, разумеется, её задело, что даже после этого я не поддался.
Но что поделать? Мне нечего терять.
А воспитывать чужого ребёнка — сплошные хлопоты. Какой в этом прок для меня?
Я остался безучастным, снова переведя взгляд на парня.
Если присмотреться, то у него довольно приятные черты лица. Не слишком яркие, но достаточно запоминающиеся. Может, именно поэтому я поневоле начал рассматривать его внимательнее.
Сначала бегло, а потом всё пристальнее.
И вдруг мы встретились глазами. Он заметил мой пристальный интерес и медленно сфокусировал на мне взгляд.
— …
— …
Тёмные глаза, густые ресницы, пустой взгляд.
Без протеста.
Без мольбы.
Без ожидания.
Просто тихо принимал мою бесцеремонность.
Будто говоря: мне всё равно, что ты обо мне подумаешь и какое решение примешь.
Это зацепило.
Неужели он не слышал, о чём мы говорили?
Явно должен был понимать, что Хэён считает его позором, а я обузой.
Но он даже не моргнул.
Нет. Он улыбнулся.
Мимолётный изгиб губ. Да ещё и вкупе со словами сестры о том, что он хотел умереть от голода рядом с телом отца.
И вдруг я понял, что именно в этой улыбке не давало мне покоя.
Это не было счастьем.
Это была боль, замаскированная под улыбку.
И в этой искажённой эмоции было что-то, что меня зацепило.
Я затушил сигарету и лениво спросил:
— А ты как думаешь? Жить у меня лучше, чем в больнице?
Он плавно моргнул, затем тихо ответил:
— А моё мнение важно?
— Нет.
— …
— Но всё равно скажи.
Его глаза дрогнули. Чёрные, как стеклянные шарики, они наконец-то обрели фокус. Теперь уже он изучал меня. Я позволил ему это. Пусть внимательно разглядывает мои черты. Пусть слушает мой голос и пытается понять мою суть. Мне даже стало интересно, какой вывод он сделает.
После паузы И Суха тихо заговорил:
— Думаю, это будет нормально.
Выходит, мы оба пришли к похожим выводам.
Чу Хэён, наблюдая за нашим коротким диалогом, выжидательно посмотрела на меня.
Ждала ответа.
Я мог отказаться.
Мне он был не нужен.
Он был обузой.
Правильное решение — послать их обоих к чёрту.
И всё же…
— Оставь его.
Я сознательно выбрал неправильный вариант.
После того как Чу Хэён ушла, мы долго просто молча смотрели друг на друга.
— И Суха. Суха…
Я вслух повторил его имя, мысленно отмечая, что оно такое же мягкое, как и его черты лица.
А затем разорвал тишину:
— Где твои вещи?
— Их нет.
Ответ был слишком коротким.
Так что я продолжил:
— Почему?
— Потому что у меня ничего нет.
Я не мог этого понять.
Даже если Чу Хэён отказалась от ребёнка, разве она не обеспечивала его материально?
У неё целая гора денег. Она, конечно, мерзкая, но не настолько жестокая.
— Отец любил играть на бирже.
И Суха, почувствовав моё недоумение, сам добавил пояснение:
— Ещё он часто становился поручителем по чужим долгам.
Теперь ясно. Я моментально сложил картину. Теперь я видел, как он жил.
— Школу окончил?
— Да. В этом году.
— А университет?
— Не поступил.
— Почему?
— Не было денег.
— Но твоя мать богата. Почему не попросил?
— Я не знал.
— …
— Мы встретились впервые только после смерти отца.
Вот как.
Значит, она лишь платила алименты.
Впервые увидел мать в двадцать.
Отец растрачивал последние деньги на бирже, а затем повесился.
Всё это он рассказывал тихо, ровно.
Но в его словах чувствовалась тяжесть прожитых лет.
В этом спокойствии было что-то слишком усталое, будто говорит не двадцатилетний парень.
И ещё одно, что я понял из нашего разговора.
И Суха был проницательным.
Он не говорил лишнего.
Он ничего не ждал — ни понимания, ни сочувствия.
Он не перечил, но и не прогибался.
Такой характер.
И, вероятно, он уже успел понять, какой человек я.
Мне было не о чем больше спрашивать.
Все важные моменты он узнает постепенно.
А пока…
— Пора поесть.
Я мимолётно посмотрел на его ключицы, неестественно выступающие под тонкой тканью рубашки.
Он удивлённо распахнул глаза, словно услышал что-то неожиданное.
Занятно.
Откинув пустые мысли, я поднялся.
Затем поставил перед ним пасту, приготовленную своими руками.
И Суха недоверчиво уставился на тарелку.
Он медленно протянул к ней вилку, осторожно зацепил макаронину и после долгого раздумья наконец отправил её в рот.
Я скрестил руки, наблюдая за его реакцией.
Я всегда готовлю с придирчивой аккуратностью.
Это блюдо, скорее всего, лучше, чем в большинстве ресторанов.
Но он никак не отреагировал.
— Не нравится?
На прямой вопрос И Суха тут же покачал головой.
— Нет. Вкусно.
— Твой голос не совпадает с выражением лица.
— Мне нужно улыбаться?
— Не в этом дело.
Если говорит, что вкусно — и ладно. Похоже, у него просто такое лицо, не особо выразительное.
— Правда вкусно. Спасибо.
Он так серьёзно это сказал, что я непроизвольно усмехнулся.
— Ешь давай.
Стоило мне кивнуть, как он тут же опустил голову и сосредоточился на еде. Я молча наблюдал за ним, пока не пробормотал себе под нос:
— Неплохой аппетит для того, кто недавно морил себя голодом.
Я и сам понимал, что произнёс глупость, но никогда не умел сдержать себя и промолчать.
Он на мгновение замер, услышав мои слова, а потом спокойно ответил:
— Точно.
И в конце добавил улыбку, хотя сам, казалось, готов был расплакаться.
Я продолжил:
— Почему ты хотел умереть?
Он спокойно ответил:
— Потому что отец казался таким спокойным и умиротворённым.
— Если хотел умереть, повесился бы, как он. Это эффективнее.
— Но он выглядел отвратительно.
Это был, надо признать, довольно своеобразный ответ.
— Вы когда-нибудь видели повешенного?
— Лично — нет. Но могу представить, как это выглядит.
— Если увидите вживую, поймёте, насколько это отвратительно. И запах...жуткий.
— Ясно.
— Поэтому я и не повесился. Не хочу так умирать.
— …
В этот момент я понял, почему она не хотела оставлять его одного. В нём чувствуется надлом. И сейчас парень открыто и спокойно показывал мне эту свою сторону, будто бы это было нечто обыденное. Его странно безмятежное выражение лица не казалось мне признаком душевного равновесия — скорее наоборот.
Я начал осознавать, что ввязался в куда более сложную историю, чем рассчитывал. И в тот же миг случилось кое-что, что расставило всё по местам окончательно.
Съев всё до последней крошки, он вытащил из кармана какую-то таблетку. Маленькую, белую.
— Что это у тебя?
Я спросил, хотя уже догадывался.
— Ингибитор.
И Суха подтвердил мои опасения.
— Насколько я знаю, такие штуки принимает только одна категория людей.
— А, я омега.
Я выдохнул сквозь смех — больше от растерянности, чем от веселья.
Омега? То есть она притащила к альфе омегу?
Ситуация казалась абсурдной. Меня поразило ещё и то, что я не понял этого раньше. Обычно альфа и омега распознают друг друга моментально — это инстинкт. Он пробыл в доме не меньше двух часов, а я ничего не почувствовал. Даже теперь, зная, кто он, я сомневался. От него совершенно не пахло — ни намёка на тот характерный запах, присущий омегам.
— Это проблема?
— Проблема. Я ведь альфа.
— Да, я знаю.
Он спокойно кивнул. Такая безмятежность показалась даже глуповатой.
— И это вся твоя реакция?
Для омеги альфа — катализатор течки. И наоборот — то же самое. По сути, мы запускаем друг в друге одно и то же: возбуждение. Без спроса, без согласия, чистая физиология.
Ощущение, когда тебя насильно захлёстывает возбуждение, — мерзкое. Я предпочитаю держаться от омег подальше.
— Если прикажете уйти, я уйду.
Он быстро уловил, что моё настроение испортилось, и ответил ровно, без лишних эмоций.
— И куда ты пойдёшь? У тебя есть куда?
— Не стоит беспокоиться обо мне.
Такой холодный, даже наглый ответ. Говорил, будто заранее обрубая все попытки вклиниться в его жизнь. Словно выйди он за порог и я о нём даже не вспомню.
Хотя…он прав. Если я его вышвырну, то дальше он сам за себя. Даже если я уже могу предположить, чем всё это закончится — это не моё дело.
— …
И Суха молча ждал, какое решение я приму. В его прямом взгляде не было ни мольбы, ни надежды.
Мой племянник. Он казался безвредным. Слишком молод, парень, омега, ещё и родственник. Всё это шло вразрез с тем, что могло бы меня заинтересовать.
Я опустил взгляд на таблетку в его ладони. Ингибитор — лекарство, подавляющее наступление течки. Возможно, именно оно и скрывало его вторичную половую принадлежность до сих пор.
То, что нужно. Если он будет внимательно принимать таблетки — никаких проблем не возникнет.
— Не забывай пить их вовремя. И учти вот что — я могу сделать с тобой всё, что угодно.
Предупреждение было необходимо.
— Поэтому контролировать себя должен не только я, но и ты.
Альфы по природе слабее перед желаниями. Определённая дистанция между нами должна была соблюдаться.
— И выбрось это. Я свяжусь с врачом, завтра пойдёшь в больницу, сдашь анализы и получишь нормальный рецепт.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления