Онлайн чтение книги Макгаффин MacGuffin
1 - 23

Руки, сжимающие руль, напряглись до белых костяшек.

— Если вы собирались вот так меня обмануть, тогда с самого начала не стоило давать мне ни малейшей надежды.

Упрёки звучали таким весёлым голосом, словно он напевал, а не произносил слова.

— Но, знаете, благодаря вам, господин Хэвон, я познал счастье. Даже однажды подумал: «Хорошо, что тогда не умер вместе с отцом». А сейчас я настолько несчастен, что, оглядываясь назад, думаю — всё же стоило умереть.

— И Суха…

— Знаете, что я почувствовал, когда увидел, как повесился мой отец? Что теперь я действительно один. Лишь это. У омеги, у которого нет ни семьи, ни денег, — какие вообще шансы? Все вокруг твердят одно и то же: таким, как я, остаётся только продать себя альфе, чтобы как-то выжить. Но, наверное, у меня всё же есть что-то вроде гордости. Потому что, всё обдумав, понял: я так жить не хочу.

Он говорил всё быстрее, словно торопился.

— Вот я и решил отправиться следом за отцом. Умереть и наконец освободиться.

Виски сдавило.

— Я хочу, чтобы вы жалели о всех своих поступках и впали в отчаяние из-за меня.

Вот она, правда.

— Страдайте, дядя...ха-ха-ха-ха!!!

Он рассмеялся, звонко, по-детски, и отключился.

Я ударил по педали газа.

Резко вывернул руль.

В ушах звенел этот жуткий смех.

Я старался не представлять, как он висит под потолком в петле, как недавно его отец.

Словно в безумном сне, мне приходилось маневрировать между машинами, игнорируя светофоры, мчась вперёд.

Если не успею — потеряю его. Навсегда. Теперь это не предчувствие, а реальность.

То странное чувство являлось не тревогой, а предупреждением. Его мнимая покорность, пустое лицо — маска. Я должен был заметить. Не оставлять, не отмахиваться, не терять время.

«Я отвела его к доктору. Депрессия. Насколько тяжёлая — пока неясно. Надо наблюдать. Врачи говорят, что оставлять его одного нельзя. Но он отказывается от госпитализации». 

Я вспомнил, как давно, будто в другой жизни, Чу Хэён говорила мне это.

Депрессия.

И Суха всё это время носил в себе бомбу замедленного действия под названием «самоубийство». Он жил, готовясь к собственной смерти.

Ошибки всегда осознаются слишком поздно.

Я подлетел к дому, кинул машину у входа как попало и бросился наверх. Лифт полз медленно, будто издеваясь. Я уставился на цифры, меняющиеся на табло, сжал кулаки и ударил по стенке. Громыхнуло так, что заложило уши.

— Да блять, быстрее!

Наконец, двери открылись. Не дожидаясь, пока они распахнутся полностью, я выскочил и рванул к входной двери. Не стал звонить. Разблокировал замок и вошёл. Обутый, прямо в гостиную. Свет лился в окна, всё казалось обычным.

Его нигде не было.

Я не наткнулся на его повешенный труп.

И на мгновение почувствовал облегчение.

Но тут же в голове всплыло:

«Вы когда-нибудь видели повешенного? Если увидите вживую, поймёте, насколько это отвратительно. И запах...жуткий. Поэтому я и не повесился. Не хочу так умирать».

Слова как пощёчина.

Я бросился в спальню. Пусто.

«Значит…»

Сделал шаг назад. Посмотрел на дверь в ванную.

«Я собираюсь лечь в могилу».

Вот она, его могила.

Я застыл. Секунду стоял, будто прибитый к полу. Потом медленно подошёл и положил ладонь на ручку.

Пальцы подрагивали. Я открыл дверь.

Скрип, будто крик. А потом красный цвет.

Вот оно.

И Суха исполнил то, что обещал.

***

Я сидел и таращился на ослепительно белую стену.

Удивительно, но я был спокоен.

А что ещё оставалось? Всё уже произошло.

Бесполезно жалеть о том, что не изменить.

Сейчас оставалось только одно — сохранять хладнокровие и думать, как справиться с последствиями.

Не знаю, сколько времени прошло.

Дверь палаты открылась, и из неё одновременно вышли Чхве сонбэ и бригада врачей и медсестёр. Один из хирургов, отвечавший за операцию, обменялся с ним взглядом, и друг подошёл ко мне, сообщая результат.

— Кровопотеря серьёзная. Сначала он нанёс просто порез, а потом уже словно ударил по запястью ножом. И не один раз. Он всё продумал. Благо, критический момент пройден, мы его стабилизировали, успели. Но вот когда очнётся — неизвестно.

— Хорошая работа.

— К счастью, плод в порядке.

На миг я подумал, что ослышался.

— Что?

— М?

— Что ты сказал?

Он смотрел на меня с лёгким замешательством, не сразу поняв, в чём дело.

— Ты не знал?

— Не знал что?

— Он беременный

Я не верил.

— Что ты несёшь. Это же невозможно.

— Вот это да. Ты и правда не знал.

«Беременный? И Суха?»

Чхве сонбэ тихо цокнул языком. Шутить в такой момент он бы точно не стал.

Я нахмурился.

— Но ты же сам говорил, что это невозможно.

— Я говорил — маловероятно. А не невозможно. И да, вероятность выносить ребёнка невысока. Скорее всего, будет замершая беременность. Впрочем, точно скажут только после полноценного обследования в отделении патологии беременности.

— …

— Слушай, а он от тебя?

«Конечно. Без сомнений».

Я сжал переносицу пальцами — навалилась резкая усталость. Он по выражению лица понял всё без слов и лишь качнул головой, похлопав меня по плечу.

— Иди. Остальное обсудим потом.

И Суха, которого я еле вытащил из кровавого плена, теперь лежал на чистейшем белом белье, дыша спокойно и глубоко. Будто спал.

Под бинтом на запястье — следы, оставленные им, чтобы причинить мне боль. Когда он сидел в ванне и резал себе вены, как выглядел?

Наверняка улыбался.

Он, наверное, думал о том, как я в ужасе найду его тело. Хотел, чтобы я запомнил этот момент навсегда. Хотел, чтобы я страдал. Он наслаждался этим.

Я же знал, что он не такой как все.

Омега, которого мать бросила ещё младенцем. Омега, которого презирали, унижали, отвергали. Омега, который пережил самоубийство отца. А ему всего двадцать.

— Чёрт.

Я провёл руками по лицу и тяжело выдохнул.

Умри он, последним, что я бы запомнил, стало бледное лицо, погружённое в воду, окрашенную кровью. Именно этого он и хотел. Ради этого всё и устроил.

К счастью — не получилось.

Теперь меня мучил другой вопрос.

Он знал, что беременный? Или не знал?

Если не знал, это хотя бы объяснимо.

Но если знал, и всё равно сделал это…

Я сел в кресло у кровати и просто смотрел на него.

Я виноват. Я. Только я.

Впервые в жизни почувствовал, что тону в болоте сожаления и отвращения.

Я вернулся назад, в прошлое, пытаясь найти, с чего началась вся эта чёртова история.

В недавнем прошлом ясно увидел себя: я, бросающий раненому И Сухе обрывки объяснений и требующий, чтобы он принял их без вопросов. Без попытки оправдаться. Без любви.

Его голос, полный боли, снова зазвучал у меня в голове, как наваждение:

«Вы меня любите?»

Что я тогда ответил?

Ничего.