Онлайн чтение книги Макгаффин MacGuffin
1 - 12

Дождь лил стеной. Временами небо сотрясалось от глухого грома. Видимость была плохой, и гнать на такой трассе я не рисковал.

— Надо было остаться на ночь.

Я тихо пробормотал себе под нос и цокнул языком, раздражённый скоростью машины.

На самом деле, причин переться домой сквозь такой ливень посреди ночи не было никаких. Когда я зашёл в номер отеля, то собирался остаться там до утра. Ничего не случилось, просто…передумал. Без соображений, без повода — чистый импульс.

Да и поздно уже сожалеть — я всё равно на дороге. Все эти мысли исчезнут сами собой, как только окажусь дома.

Пока ехал в лифте, глянул на часы. Час ночи. Для возвращения — время совсем неудачное.

Открыл дверь и вошёл в квартиру. Свет в прихожей включился автоматически. Внутри было темно. Переобулся в тапки и прошёл по короткому коридору в гостиную. Там, в темноте, прямо перед балконным окном, я увидел чью-то сутулую фигуру. И Суха сидел на полу, поджав колени к груди.

Почему не на диване? Почему сидит на полу?

Похоже, он даже не заметил, что я вошёл.

— Ты чего там делаешь?

На брошенный в полголоса вопрос он вздрогнул и обернулся:

— А, вы уже пришли.

— Я спрашиваю, что ты делаешь?

— Просто…дождь идёт.

— И ты решил любоваться дождём посреди ночи?

— Нет. Просто я плохо сплю, когда дождь.

Ага. Интересно. Ещё одна история из копилки его жалкого прошлого?

— Почему?

Я потребовал объяснения. И Суха едва заметно пожал плечами:

— В такую погоду запах сильнее.

Сегодня он говорил не так, как обычно. Раньше даже короткие фразы у него складывались в ясные картины. А сейчас смысл ускользал, всё было обрывочно. Я нахмурился, пытаясь уловить суть.

— Какой запах?

— Запах гнили.

И Суха вновь отвернулся к окну и, почти шёпотом, добавил:

— Когда отец умер, тогда тоже несколько дней шёл дождь. Запах разлагающегося тела вперемешку с дождём…это было ужасно. Я думал, если не умру от голода, то задохнусь от гниющего смрада. Иногда кажется, будто он всё ещё где-то рядом.

— …

— Не обращайте внимания. Пройдёт. Всё пройдёт.

Как и следовало ожидать — крайне душещипательная история. Но он не искал сочувствия. Он просто рассказал. И всё.

Почему тогда его «не обращайте внимания» звучало как «сделайте хоть что-нибудь»? Или это просто моё воображение?

Не знаю. Я никогда не умел утешать, и в чужие дела лезть не любил. Раз сказал оставить в покое — значит, так и надо.

Я ушёл в спальню и лёг в постель.

Проблема в том, что заснуть не получилось — потому что где-то за дверью сидел И Суха, одинокий и жалкий.

Я пытался не думать, но всё внимание невольно тянулось наружу, к нему. Даже шум дождя и тиканье часов мешали уснуть.

Долго я не выдержал. Встал, прошёл в гостиную — и, конечно, он всё ещё был там. Сидел на том же месте, в той же позе.

— Иди сюда.

На мои слова И Суха не двинулся с места, только удивлённо посмотрел.

Я повторил:

— Идём спать.

— Мне и так нормально.

— Зато мне — не нормально. Пошли.

В голосе прозвучало давление, и он, немного замявшись, всё же поднялся. Подошёл медленно, но у самой двери вновь остановился в нерешительности. Тогда я просто взял его за руку, втянул в комнату и без лишних церемоний уложил на кровать. Сам тоже лёг и закрыл глаза.

Когда он оказался рядом, действительно стало легче.

Шум дождя, раньше казавшийся раздражающим, и мерное тиканье часов словно растворились в тишине. Вместо них пришло спокойствие.

Прошло некоторое время, и И Суха тихо заговорил:

— Вам удобно?

Кровать была достаточно большой — и на троих хватило бы места. Мы лежали рядом, но не касались друг друга. Если специально не повернуться — даже не столкнёмся.

— Спи. Только не вздумай приставать.

Я шутливо отмахнулся. И вдруг…услышал странный звук — будто тихий смешок. Повернулся и взглянул на него. В темноте я разглядел его лицо — он улыбался. Искренне. Ярче, чем когда-либо прежде.

— От вас…приятно пахнет.

Он пробормотал это тихо, почти шепча, но чётко. Я поймал себя на том, что не могу оторвать взгляда от его губ, от того, как они шевелятся.

И тогда в голову пришла одна мысль.

Может, он вовсе не обуза. Может, он — опасность.

***

Та ночь стала поворотной точкой в наших отношениях.

Разделив общее тесное пространство, мы стерли телесную дистанцию между собой, а нелепые шутки и смех — психологическую. Я понял: стена, которую И Суха выстроил между нами, рухнула в одночасье. И он, в свою очередь, наверняка заметил, что и мой взгляд на него изменился.

Раньше он словно бы исчезал в интерьере — как безликое украшение, забытое на полке. Но с той ночи И Суха начал стремительно расширять своё присутствие.

Начал стирать, убирать — хотя никто его об этом не просил. Потом пошло ещё дальше: начал готовить, причём вещи, которые едва ли можно было назвать едой.

— Я же говорил — делай то, что хочешь, а не вот это.

Он сунул мне какую-то помойную стряпню, будто не понимая, насколько я привередлив в еде — и ещё, спокойно, как ни в чём не бывало, наблюдал за моей реакцией. Я не выдержал и высказался. На что он только улыбнулся и ответил:

— Я и делаю то, что хочу.

— …

Я всё яснее чувствовал — мною понемногу управляет человек на десять лет младше. И чем дальше, тем отчётливее становилось ощущение, что завёл я не просто «головную боль», а нечто опасное.

Но я ничего не предпринимал.

Молодой. Парень. Племянник.

Пока что — именно так я продолжал определять для себя И Суху.

У меня было предостаточно причин не вляпываться.

Но самоуверенность затмила чувство риска.

— Как живёшь в последнее время?

— Спокойно. Без суеты.

На вопрос старого друга, заданный между делом во время обсуждения рабочих дел, я ответил безразлично, передавая ему бумаги.

Квон Угён — мы познакомились ещё во время учёбы за границей, с тех пор поддерживали более-менее приятельские отношения. Два года назад я вложился в его ресторан: тогда он только начинал, а теперь, засветившись в паре телешоу и за счёт симпатичной внешности став медийным шефом, собрался развивать франшизу. Сейчас он снова пришёл ко мне с предложением инвестиций, и мы обговаривали детали.

— Завидная у тебя жизнь.

— Ну, да, так и есть.

— А про брак ты всё ещё не думал? Ты ведь со своей девушкой уже давно встречаешься?

— Пока не вижу в этом смысла.

Моё отношение к браку было простое: если понадобится — женюсь, но пока такой необходимости нет, делать этого не стану.

— А ты?

— Мне пока тоже больше нравится холостая жизнь. Весело же.

— Ну, это в твоём стиле.

Ещё в студенческие годы он увлекался наркотиками и оргиями.

— Но вообще, я думаю со временем остепениться. Сейчас встречаюсь с одним омегой. Омеги на другом уровне, понимаешь? Попробовал — и всё, больше ни на кого не тянет.

«Омега, значит...»

Внезапно в голове всплыл И Суха.

— И что ж в них такого?

— Это не объяснишь. Просто…всё совсем иначе.

— Ясно…

Квон Угён, как и я, был альфой. Причём, если говорить о том, кто больше живёт в угоду желаниям и инстинктам, он был куда более «настоящим» альфой, чем я.

— Если интересно, могу познакомить с одним. Мы же, считай, бизнес-партнёры. Всё лучшее — только для тебя.

Я усмехнулся — с холодком.

Для него омега — не человек, а объект. Впрочем, для большинства альф это норма: омеги — либо сексуальные игрушки, либо машины для размножения. Желание захлёстывает, слюни текут, а уважения — ни капли.

Наверное, и И Суха тоже в жизни наслушался и натерпелся подобного.

— Ну что?

Переспросил Квон, решив, что моё молчание — знак согласия.

— Обойдусь.

— Эй, чего ты такой недотрога?

— Я не настолько отчаялся, чтобы хватать первое, что под руку попадётся.

— Ты что. Это не «что попало», это омега.

— Неважно кто. Не надо мне.

— Вот же ты привереда.

Я швырнул на стол пачку документов, и на лице наглого Квона Угёна впервые промелькнуло лёгкое напряжение.

— Что насчёт решения?

— Вперёд. Условия — те же, что и раньше.

— Отлично. Я так и думал. Ты же сегодня больше никуда не торопишься? В честь благодарности — устрою тебе вечер как надо: выпивка, закуска, девушки. Если надо, могу и наркотики раздобыть. Что хочешь — только скажи.

Я проигнорировал его и глянул на часы. Уже пять вечера.

— Освободи одну комнату. Поем и пойду.

Не дожидаясь ответа, набрал номер И Сухи. После коротких гудков в трубке раздался его спокойный, ровный голос — тот самый, с особенной, тихой интонацией.

— Да. Это я.

— Я скину тебе адрес. Садись в такси и приезжай. И не делай ничего лишнего.

— Я…чистил скумбрию.

— Выкинь.

— Жалко же.

— Не болтай, просто поезжай.

— Ла-а-адно…

Голос у него был недовольный.

Почему-то в этот момент мне вдруг стало любопытно, какое у него выражение лица. У него ведь вообще мало эмоций на лице, так что даже представить сложно.

Я закончил звонок и, от скуки, потянулся за сигаретой, но уловил на себе взгляд с противоположной стороны стола. Я нахмурился.

— У тебя, случайно, не появилась новая девушка?

— Зачем спрашиваешь?

— Кто это сейчас был?

— А тебе-то что?

— Ты серьёзно? Чёрт, ты сам не понимаешь, да? Это что вообще было только что? Я тебя таким не видел. Аж мурашки от того, какой ты нежный.

— Что ты несёшь?

— Надо было сфоткать. Чтобы ты сам на себя посмотрел, с каким лицом говорил.

Что там такого было с моим лицом?

Не придавая значения, я закурил.

Но Квон Угён не отставал:

— Кто это был, а? Ну?

Вместо ответа я выпустил в лицо приятеля струю дыма.

Неделю назад И Суха отозвался о блюде, приготовленном звёздным шефом, которое в обычных условиях ещё нужно бронировать заранее, вот так:

— Съедобно…в принципе.

А про редкое вино, которое Квон Угён достал специально для нас, сказал и вовсе:

— Учитывая цену — газированная вода куда лучше.

Вкус есть, а вот готовит он при этом всё равно как попало — загадка, на которую сейчас не было желания искать ответ. Зато стоило ему выпить всего два бокала — и он уже сидел с раскрасневшимся лицом, бессвязно бормоча:

— Угх…голова…боже, как можно такое пить…деньги на ветер…сейчас блевану...

Прошло десять минут в машине — и он, уткнувшись лбом в стекло, вырубился.

Сначала я подумал, что зря только трачусь на него. Но потом смотрю на него такого и мне весело.

На фоне тихой фортепианной мелодии и спящего И Сухи, я вёл машину. Дорога была пустая, до дома добрались быстро.

Даже к тому моменту, как я загнал машину на подземную стоянку, он так и не пришёл в себя. Разбудить — только лишние хлопоты. Проще было просто взять на руки.

Я потянулся к нему через сиденье, чтобы отстегнуть ремень — и оказался слишком близко. В этот момент вместе с запахом вина в нос ударил лёгкий, сладковатый аромат его феромонов. И тогда мне вспомнилось лицо Квона Угёна, когда он впервые увидел И Суху. Он тогда ничего не сказал, но я уверен, что понял сразу. Понял, что тот омега.

— …

Как только я уловил его запах, низ живота будто скрутило. Довольно мерзко, но именно это и есть то самое пресловутое инстинктивное возбуждение. Хорошо хоть самоконтроль у меня имеется. Справлюсь.

Я поднял И Суху на руки и понёс в дом. Несмотря на то, что он немного поправился, в моих руках почти не ощущался — лёгкий.

Всё время, пока мы ехали в лифте, я смотрел на его лицо. Бледная кожа с румянцем…он выглядел совсем иначе. Живее.

— Неприлично красивый…

Я стащил с него верхнюю одежду и уложил на кровать. Только после того, как вышел из душа и лёг рядом, до меня дошло: надо было отнести его в другую комнату.

С той дождливой ночи он регулярно забирался ко мне в постель. И я ничего не делал, чтобы его прогнать. Не мешал, не отговаривал. И теперь, когда я впервые осознанно уловил его запах — тот самый, настоящий, омежий — я почувствовал, что что-то в этом всём не так. Внутри сработала тревога.

Запах становился всё насыщеннее. Приятный. Сладкий. Такой, который…хочется попробовать.

Прошла уже почти неделя — то есть он не принимал ингибиторы уже около месяца. И теперь то, чего раньше не чувствовалось, вернулось — как признак, что его тело восстанавливается. Нормализуется.

— М-м-м…

Он шевельнулся, и в тот момент, когда я уже думал, что просто отвернусь и усну, И Суха сам подвинулся ближе, прижался ко мне. Я приоткрыл глаза, попытался чуть отстраниться — и в этот момент его лоб коснулся моих губ. Он нахмурился, приподнял голову — и мои губы скользнули по его носу.

Я чуть отстранился, медленно провёл взглядом по его чертам — задержался на губах.

Слегка приоткрыты…хочется поцеловать.

Всё, что требовалось, — опуститься чуть ниже, соединить губы, ввести язык. Он всё равно пьян, вряд ли сможет сопротивляться. А может, даже и не станет.

Он находился близко и это будто разожгло угасающий пожар.

И Суха лежал так беззащитно, что это начало злить.

У меня была тысяча причин не поддаться.

Но не было ни одной, которая запрещала бы это.

Сексуальное возбуждение, рождающееся между альфой и омегой, — слишком дикое, чтобы его можно было остановить моралью или воспитанием.

Я поднял руку — потянулся к его лицу. Но пальцы так и не коснулись кожи — зависли в воздухе.

Одно я знал наверняка: стоит прикоснуться раз, и потом уже не будет никаких тормозов.

Я сжал пальцы в кулак, резко поднялся с кровати и покинул комнату.

— Чёрт…как же бесит.

Вышел на балкон и, ловя прохладный ночной ветер, пробормотал в пустоту.