Онлайн чтение книги Макгаффин MacGuffin
1 - 24

На следующий день в палате появилась Чу Хэён.

Она молча вошла, посмотрела на безжизненного И Суху, лежащего без сознания, и лишь после этого озвучила главное.

Конечно же, семья депутата Чона пришла в ярость. Я улетучился и проигнорировал церемонию — их гнев закономерен. Они официально объявили о разрыве помолвки.

Скандал. Громкая, дурно пахнущая история. Пиар-службы постараются не допустить утечки в СМИ, но слухи всё равно поползут. А слухи — всегда ядро правды, обёрнутое в ложь. И всё это подано в виде дешёвых анонимных сливов. Главное — заранее просчитать, куда всё покатится. Через пару дней, скорее всего, обе стороны согласятся на удобную легенду. Что-нибудь броское: наркотики, измена. Меня выставят виноватым, но при этом аккуратно польют грязью и невесту, чтобы уравновесить. Чем жарче сценарий, тем легче его продать. Достаточно намёка, что «информация от надежного источника», и всё — в сознании масс это становится фактом.

Сама помолвка, её срыв и возможные последствия — дело отца. Меня это не касалось. Раз уж на то пошло, это даже к лучшему.

— Отец, конечно, в бешенстве. Столько унижений не каждый проглотит.

— Вполне ожидаемо.

Даже подумал: а вдруг в этот раз он и правда возьмёт клюшку для гольфа и врежет. Если этим и ограничится — я бы даже не возражал. Но, скорее всего, нет.

— Сначала он собирался проучить Суху прямо на твоих глазах. Но когда понял, что случилось…вдруг замолчал. Представляешь? Всё-таки потрясающий человек.

— Потому что он ему выгоден.

Для отца И Суха являлся не просто мальчиком, а инструментом давления. Если исчезнет — рычагов не останется.

— Теперь понял? Когда лезешь туда, куда нельзя, всё разваливается. Я ведь твердила, что ты совершаешь ошибку. И вот он, результат твоего выбора. Это ты довёл его до такого состояния.

— Гордишься тем, что оказалась права?

— Я просто хочу, чтобы ты, наконец, очнулся.

— Прекрати. Я не в настроении выслушивать нотации.

— Когда Суха очнётся, отправлю его за границу. Подальше от отца. Всё устрою. А ты вернёшься к своей жизни. Забудешь об этом. Уйдёшь из компании.

— Кто это решил?

— Хэвон, послушай. Это лучшее, что ты можешь сейчас сделать.

«Смотрит, будто жалеет».

Без всяких эмоций констатировал:

— Он носит моего ребёнка.

— Что ты сейчас сказал?

Я дал ей время свыкнуться с этой информацией.

— Ты врёшь.

— Разумеется, нет.

Её зрачки расширились. Из приоткрытого рта сорвался выдох, как от боли. Прижала ладонь ко лбу, пошатнулась.

— Господи…

Я знал, к чему она клонит, и сразу перехватил:

— Об аборте можешь даже не заикаться. Он сам примет решение.

Если Суха решит родить — никто не посмеет остановить. Я в том числе. Но если не захочет — тоже не стану настаивать. Всё будет по его выбору.

Разумеется, Чу Хэён этого и боялась. Услышав мой тон, вздрогнула и будто погасла.

— Ты хоть понимаешь, что говоришь? Что теперь будешь делать? Это…это просто немыслимо. Твой отец…он никогда этого не простит.

Ребёнок, рождённый от И Сухи, для отца будет лишь позором. Сам Суха — уже пятно.

Но мне было плевать.

— Хэвон-а…

— Сейчас у меня нет ничего, что бы сдерживало меня. Если с ним что-то случится, я и сам не знаю, на что могу пойти.

Решение — жить ребёнку или нет — принадлежит только И Сухе.

Сейчас я хотел лишь одного: делать всё, как он попросит.

***

И Суха пришёл в сознание через неделю. Но, открыв глаза, так и не вернулся в нормальное состояние.

Он больше походил на труп, который дышит. Словно не слышал, когда с ним разговариваешь. Не видел, даже если ловил взгляд. Будто был в коме с открытыми глазами, где-то между сном и небытием.

Из-за этой странной реакции Чхве сонбэ заподозрил повреждение мозга, вызванное сильным кровотечением. Но, к счастью, результаты МРТ показали — мозг в порядке.

А значит, дело в психике.

Он сказал, что И Суху необходимо дополнительно обследовать. Разложить на составляющие его мысли, чувства, страхи. И такую работу лучше доверить профессиональному психиатру. Сам Чхве сонбэ, хоть и прошёл дополнительную подготовку по психотерапии, всё же оставался терапевтом. Он настоял на подключении полноценного специалиста. 

После комплексного наблюдения и бесед диагноз не стал для меня неожиданностью.

Депрессивное расстройство.

Повторяющиеся мысли о смерти. Чётко спланированная попытка суицида. Крайняя вялость, уход в длительный сон. Потеря аппетита, снижение веса. Всё это — классические признаки депрессии.

Его равнодушие ко мне, полное отсутствие интереса к разговору — это тоже было симптомом. Врач объяснил: при остром стрессе может развиться временное когнитивное расстройство.

Лучшей терапией в таких случаях считалась комбинация медикаментов и работа со специалистом. Проблема была в том, что И Суха не проявлял ни малейшего желания говорить. Поэтому пока начинали только с медикаментов — осторожно, с учётом беременности.

На тот момент срок составлял уже двенадцать недель. Угроза выкидыша имелась, как и предполагал Чхве сонбэ. Врачи из специализированного отделения также не исключали вероятность замершей беременности. Но это была лишь вероятность.

Даже когда врач показывал на мониторе форму плода и объяснял, что к чему — И Суха никак не реагировал. Казалось, он даже не осознавал, что в нём растёт ребёнок.

Когда его общее состояние стабилизировали, началось основное лечение. Ему стали вводить препараты из группы СИОЗС — безопасные при беременности. И гормональные инъекции, предотвращающие выкидыш. Всё под строгим контролем.

* СИОЗС — это аббревиатура, обозначающая селективные ингибиторы обратного захвата серотонина. Антидепрессанты.

Иногда Чхве сонбэ задавал ему один и тот же вопрос:

— Господин И Суха, вы хотите оставить ребёнка?

И только однажды получил ответ.

Едва различимый кивок.

Этого было достаточно.

***

Реакция на лечение проявлялась медленно.

Потребовалось почти две недели, чтобы он начал нормально есть.

— И Суха.

— …

Я каждый день говорил с ним.

Но он по-прежнему отвечал молчанием. Словно не слышал. Словно отгородился от всего мира.

Как будто ему больше не нужно было ни внимание, ни любовь. Всё внутри — высохло, выгорело.

Вокруг него выстроилась невидимая стена. За этой стеной — другой мир, отдельный, замкнутый. Туда не проникал никто.

Я ждал.

Ждал, что он заговорит. Что посмотрит на меня. Что задаст хоть один вопрос. Даст шанс объясниться.

***

Лето, как будто его и не было, исчезло бесследно, а потом и короткая осень подошла к концу.

В один из холодных ноябрьских дней И Суха исчез.

Без следа.

Он находился в одной из двух VIP-палат. Единственная причина пользоваться такой палатой — это безопасность. На входе в отделение круглосуточно дежурили охранники, проверяя документы у каждого входящего. Все коридоры и сама палата были под непрерывным наблюдением камер, ни одного слепого угла.

Кроме врачей и медсестёр, вход в палату разрешён только мне. Иногда заходила Чу Хэён, но и она не могла пройти без моего личного разрешения.

После того, как стало известно, что И Суха беременный, она вдруг стала необычайно тихой. Больше не настаивала на том, чтобы отправить его за границу, не требовала аборта. Хотя, кажется, интерес проявляла: обращалась к Чхве сонбэ, представившись матерью И Сухи, и расспрашивала о состоянии плода. Но на этом всё и заканчивалось.

Чхве сонбэ, который считал И Суху моим любовником, был шокирован, когда понял, кем он мне приходится. Впрочем, это неудивительно — кто бы заподозрил, что он мой племянник?

Тем не менее, он не стал рассуждать вслух о «нормальности». Он просто промолчал. И даже не как врач, соблюдающий врачебную тайну, а как человек, который никогда не разбрасывается словами. Именно поэтому Чу Хэён и рискнула открыться — знала, что он не разболтает.

Я считал, что она выдохлась — и потому успокоилась.

Потерял бдительность.

Как только я узнал, что И Сухи нет — кровь ударила в голову.

Подозрения могли пасть только на двоих: отец или Чу Хэён.

Санитар и охранник, которые должны были сопровождать И Суху на прогулке, пропали вместе с ним. На выяснение обстоятельств ушёл целый день. Я подключил ребят, которые специализируются на том, чтобы разузнать информацию любым способом. Не прошло и полдня, как медсестра, обмочившись от страха, заговорила первой. Имя, которое она назвала, было мне уже знакомо.

Чу Хэён.

На самом деле — всё ожидаемо. Только два человека могли решиться на такое.

Когда я ворвался к ней, она встретила меня спокойно. Будто ждала. Её безмятежность только подлила масла в огонь.

— Что это за цирк?

— Не понимаю, о чём ты.

Я усмехнулся холодно и резко схватил её за ворот кофты.

— Думаешь, я просто уйду, если ты будешь так притворно невинна?

— Я правда не понимаю, что ты несёшь.

— Думаешь, я идиот? Хочешь посмотреть, до чего я могу дойти?

Только тут в её глазах мелькнуло напряжение.

Я усилил хватку и тихо, сквозь зубы, повторил:

— Где И Суха?

— В месте, о котором ты не знаешь.

— Думаешь, я в настроении слушать загадки? Говори прямо.

— Если бы собиралась тебе говорить, то не прятала бы его.

Я расхохотался — её наглая уверенность забавляла.

— Спрятала?

— Да. Спрятала. А что, у меня был выбор?

— Ты кто такая, чтобы без моего разрешения забирать его?

— Он мой сын.

— И что? Это даёт тебе какие-то права?

— Это значит, что я его законный опекун. А у опекуна есть ответственность. И это был единственный способ его защитить…ах!

Я сжал её горло так резко, что вены вздулись на тыльной стороне ладони.

— Чу Хэён. У тебя нет никаких юридических прав. И Суха сирота. Он официально никому не принадлежит.

— Ты с ума сошёл?! Отпусти!

— Где он? Верни. Немедленно.

— Ты всё равно его не найдёшь!

— Если я не найду его — плохо будет тебе.

— Пошёл ты, Чу Хэвон! Думаешь, у тебя есть хоть какая-то власть? Ты прячешься за спиной отца. Твоя репутация на дне! Помолвку сорвал, работу прогулял — думаешь, компания уже твоя? Да ни черта! Мир не такой простой. Я не дам себя раздавить, слышишь?!

Она сыпала словами, будто стреляла, но сдавленный голос и напряжённое лицо выдавали страх. Я отпустил её.

— Даже без папочки я могу угробить тебя, Чу Хэён. Начнём с твоего настоящего сына. Пара гангстеров с радостью покалечат его.

На лице сестры отразился настоящий ужас.

— Что ты так удивляешься? Ты же сама меня называла ублюдком. Думаешь, ублюдок не способен на подлость?

Её сын, в отличие от И Сухи, приходился мне племянником в самом буквальном смысле. Она это знала. Потому и не ожидала от меня подобного.

— Ты не такой. Ты не настолько чудовище. Успокойся.

— Успокой меня.

— Чу Хэвон!

— Это последний раз. Где И Суха?

Она упрямо сжала губы, не собираясь отвечать.

Говорить дальше бессмысленно. Я холодно посмотрел на Чу Хэён и, не сказав больше ни слова, развернулся.

Не хочет говорить — значит, нужно создать такие условия, при которых заговорит. Если не работают угрозы, сработают действия. В конце концов, ожидать от человека, который без зазрения совести спал с собственным племянником, хоть какой-то морали, смешно.

— Не увези я его, отец бы уже уложил его на операционный стол!

Она закричала мне в спину.

— Он собирался превратить его в овощ, а потом использовать как повод, чтобы держать тебя на коротком поводке. Я сначала хотела сделать вид, что не знаю. Но как? Как? Я спасла ребёнка вместо тебя!

Я остановился и медленно обернулся. Чу Хэён, с лицом, искажённым яростью и отчаянием, продолжала:

— Тупой ублюдок. Ты правда думал, что отец будет терпеть Суху всю жизнь? Он никогда не признает его. Да он и меня-то не признал. Сразу после смерти моей матери притащил новую женщину и заделал тебя. Знал, что И Суха бедствует, но оставался в стороне — потому что прекрасно понимал, если вмешается, придётся уничтожить. Думаешь, такой человек оставит в покое? Ты, который даже со мной не справляешься, как ты собирался защитить его от отца?

Потом она, бьющая себя в грудь от бессильной остервенелости, всё-таки расплакалась. И сразу отвернулась, стыдясь.

Только спустя время, успокоив тяжёлое, рваное дыхание, Чу Хэён продолжила:

— Поэтому оставь всё как есть. Я не собираюсь ему вредить. Я хочу защитить его. Он сейчас не в своём уме. Рядом с тобой ему может стать хуже.

Эти слова, полные слёз и боли, сломали мою ярость и оставили лишь тяжёлое чувство бессилия.

Пока я был занят тем, чтобы вытащить И Суху с того света, отец уже планировал, как окончательно его уничтожить. Хотел превратить его в тряпичную куклу и использовать против меня. Или надеялся, что я сам его выброшу, не выдержав.

Сестра была права. Я не смог даже её остановить — что уж говорить о борьбе с отцом?

Я, угрожавший разбить жизнь её сыну, был ничуть не лучше папаши, который хотел уничтожить Суху.

Просто стоял, ошарашенный. Полностью побеждённый.

Домой вернулся поздно ночью.

Один.

Я потерял его.

Но что удивительно — теперь во мне разгорелась жажда. Ярость. Одержимость. Желание вернуть его любой ценой.

Это поражение научило меня не торговаться и не искать компромиссов.

Надо было не лебезить перед отцом, а заставить его бояться.

Так добиваются своего.

Они задели мою гордость. Это стало их ошибкой. Я тоже не выношу унижения и поражения. Они подумали, что смогут до самого конца вертеть мной, как хотят?

Они заблуждались. И я это докажу.

А для этого мне нужно одно — сила. И пусть пока у меня её нет. Я её получу.

Мне терять нечего. А вот им — есть что. Я узнаю, что они ценят больше всего, и ударю туда. Они хотели использовать меня, теперь я использую их. А потом верну то, что у меня отняли.

С этого момента я не стану разбираться в том, какими методами действую.

Око за око.

Сломаю их, раздавлю и задам вопрос:

— Где И Суха?