Онлайн чтение книги Макгаффин MacGuffin
1 - 26

После отставки Чу Джэмуна была созвана внеочередная встреча акционеров. Решили временно передать руководство наёмному специалисту. Слишком много грязи: незаконные политические пожертвования со стороны отца, а вскоре и скандал с зятем — тот ведь совсем недавно попался на хищении корпоративных средств. Общее мнение акционеров: сейчас не время выставлять кого-то из семьи. Хэён была в ярости, но деваться некуда, пришлось принять.

Она попыталась взять реванш. Начала активно скупать акции дочерней компании, чтобы превратить её в новую управляющую компанию холдинга. Деньги на это, разумеется, давал ей отец.

Меня это ничуть не удивило. Как она, так и он прекрасно знали, кто скинул на них политический скандал. Оба затаили злобу. Ну и пусть.

Для меня лучшая защита — это нападение. Всегда так считал.

Я нанёс удар через проект «Проксима», за который она держалась как за последнюю надежду. Это была попытка вернуть утраченный престиж: раньше они являлись первыми на рынке, теперь — только третьими. «Проксима» — глобальная разработка инновационного препарата, длилась восемь лет. И именно на этапе утверждения проект провалился. С моей подачи, разумеется.

Скандал вышел громким. Бюджет проекта был колоссальным, потому и удар по компании оказался соответствующим. Пресса поливала грязью, стоимость акций упала, а акционеры разозлились и развернули весь гнев на Хэён. Её и без того шаткое положение окончательно рухнуло.

Но я не собирался на этом останавливаться. В этот раз я решил: добью её. Так, чтобы даже не помышляла о возвращении.

Через юридический отдел компании я вытащил на свет теневые счета отца, исчисляемые триллионами. Плод многолетней алчности. Инструмент, с помощью которого я мог получить акции, составлявшие суть всей его жизни.

Постаревший и сломленный, отец лишь усмехнулся, тяжело кашлянув.

— А что мне теперь терять? Ну давай, попробуй. Сам не отдам.

Гордость у него осталась. Даже у выжившего из ума старика. И если начать давить, упрётся только сильнее. Но я знал, как это обойти. Кнут всегда слабеет перед морковкой.

Я предложил выбор: гнить под следствием или, как он всегда мечтал, поселиться в World Tower и прожить остаток дней с уважением и почестями. Глаза у него загорелись. Даже умирая, он не мог отказаться от своей жажды власти.

Разумеется, он выбрал второе. Именно на это я и рассчитывал. Сколько бы он ни сопротивлялся, старик знал: я был и остаюсь его единственным достойным преемником.

Процесс передачи власти пошёл быстро.

Став крупнейшим акционером, я взял всё под свой контроль и немедленно отправил уведомление о созыве нового собрания акционеров.

Той же ночью навестил Чу Хэён.

Так же, как и отцу, я предложил ей выбор — в тот момент, когда она переживала своё полное и безоговорочное поражение.

— У тебя два пути, Чу Хэён. Первый — потерять всё и окончательно рухнуть. Второй — сохранить хоть что-то из того, что у тебя осталось.

Ультиматум. Угроза и сделка одновременно.

Она посмотрела на меня как на врага, которого хочет разорвать на куски. Зубы сжаты, лицо искажено злобой. Я с удовольствием разглядывал её в этом состоянии. И наконец задал главный вопрос:

— Повторять не стану.

Молчание.

— Где И Суха?

Четыре года.

Целых четыре года я ждал этого момента.

***

Вопреки ожиданиям, И Суха оказался вовсе не за границей. Местом, где его прятала Чу Хэён, стало захолустье в горах Канвондо, в каком-то медицинском учреждении под Косоном. Хотя правильнее было бы назвать это место нелегальной тюрьмой под вывеской психиатрической больницы. Ни условий, ни системы, ни вменяемых врачей — ничего, что могло бы подтвердить статус больницы. Достаточно просто платить. Плевать, в каком состоянии пациент, плевать, давал ли он согласие. Деньги открывали камеры.

Именно в такой камере сидел И Суха. Под чужим именем — Ким Мёнуон.

— С самого начала состояние у него нестабильное. Впрочем, большинство пациентов попадают сюда в таком виде. Сопровождающий утверждал, что у него тяжёлая форма хронической депрессии. Просил не проводить лишних обследований — просто регулярно прописывать ингибиторы, он же омега.

Точно такой же, как тогда, четыре года назад. Ничего не изменилось. Ничего, кроме бездны между нами.

Это была встреча, которую я ждал. Вся моя жизнь на протяжении четырёх лет вращалась вокруг этой цели. И всё же...я не смог войти. Лишь наблюдал из-за стеклянной стены, снаружи.

— Знаете, неловко говорить это вслух, но…здесь даже здоровые с ума сходят. Какой тут, к чёрту, прогресс — человека в клетке держат. Состояние только ухудшалось.

— В чём именно проявляется ухудшение?

— Всё сложно. Самое заметное это провалы в памяти и паранойя. Он не помнит людей, предметы, ситуации. С мозгом всё в порядке. Проблема в другом.

Врач ткнул себя в область сердца и подмигнул.

— Он, как мне кажется, сам себя заставил всё забыть. Если давать диагноз, то это психогенная амнезия. Но это не всё. В пустые места в памяти он вставляет бредовые конструкции. Например, за этим зданием есть старая пристройка, сейчас мы используем её как склад. А он убеждён, что там сжигают тела. И что однажды его самого туда утащат и сожгут.

— …

— Попытки развенчать этот бред заканчиваются агрессией. Он не раз пытался покончить с собой. И половина случаев — после моих попыток поговорить с ним. А потом он всё забывает. Словно голову перезапустили.

По словам врача, И Суха считал себя беспризорником, никому не нужным. И скотиной. Которую, в конце концов, сожгут заживо. Этот кошмарный бред, как ни странно, приносил ему ощущение безопасности.

Амнезия и бред выполняли роль защиты. Стоило разрушить эту броню, и следовал стресс, приводящий к самоповреждению. Поэтому врач объяснил, почему сразу не допустил меня: он боялся, что моё появление вызовет у него обострение, которое может закончиться новым срывом. Если И Суха боится реальности, а я тот, кто был с ним связан, то это опасно для него.

— Значит, вы знали, что состояние ухудшается. Но всё равно оставили его здесь?

— Простите, но опекун не просил лечения. А мы обязаны действовать по инструкции. Да и при таких случаях особой надежды нет…

Чу Хэён называла это защитой. На деле же это предательство. Она изолировала его и бросила. Не заботилась о состоянии, не лечила.

Четыре года. И Суха был не просто в плохом состоянии — он был сломан.

Я от этого окаменел, все чувства разом рухнули.

Если бы Чу Хэён его не похитила, если бы отец не посмел вмешаться…если бы…я бы никогда не позволил довести его до такого состояния.

Для меня эти четыре года стали вечностью. Но для И Сухи — они, наверное, были ещё длиннее.

Пока я уничтожал отца и сестру, он строил в своей голове безумный мир, лишь бы выжить.

Я не надеялся, что найду его здоровым. Но и предположить не мог, что встречу в таком виде. Что первым, что я испытаю, будет не облегчение, а…отчаяние.

Я несколько раз провёл руками по лицу. Голова гудела от боли. Только одно вертелось в голове: надо было раньше.

И тут он повернулся. Словно почувствовал мой взгляд. Медленно, с осторожностью.

Мы смотрели друг на друга.

Я напрягся.

Он моргнул. Слегка наклонил голову, выражая недоумение. В глазах — ничего. Ни одной эмоции. Чёрные зрачки как дно колодца.

И тогда я понял, что больше не существую в его памяти.

И в этот момент…я сошёл с ума.

Хотелось смеяться. Кричать. Биться головой о стену.

Я ещё долго стоял, глядя на него.

На И Суху, который забыл обо мне.

На И Суху, который потерял всё.

— Что мне теперь делать?

В отчаянии спросил я.

Бросать его не собирался. Он нашёлся. Этого пока достаточно.

Врач рекомендовал действовать постепенно. Сразу увезти его опасно. Вместо ингибиторов ему стали давать антидепрессанты.

Резкие перемены могли убить его. Стресс как смертельный яд. Он занимался самовредительством и пытался убить себя.

Врач дал мне инструкцию: относиться к нему как к хрупкому стеклу. Позволить ему самому осознать реальность, дать место, в котором он сможет чувствовать себя в безопасности. А для этого нужно создать подходящую обстановку, соответствующую его миру.

Я ждал. Ежедневно получал отчёты. К счастью, антидепрессанты помогли: настроение у него стало чуть лучше.

Прошёл месяц. Месяц, который длился дольше четырёх лет. Месяц ожидания.

И только после этого я смог привезти И Суху в свой дом. В наш дом.

***

Он вошёл, напряжённый и настороженный, как будто в логово тигра. Я тоже смотрел на него, как впервые.

Он для меня чужой. И я для него тоже.

Когда И Суха наконец заговорил, то звучал очень тихо:

— Вы кто?

Я, захлёбываясь волнением, подошёл ближе:

— А как ты думаешь?

Он замер. Потом чуть отступил назад — осторожно. Я в его мире являлся угрозой.

— Не знаю. Я не знаю вас.

Я улыбнулся. Проглотил подступивший к горлу ком.

Сказать хотелось многое. Но сейчас нельзя. Потому что я тот, кого он стёр из своей памяти. Это было необходимо, чтобы он выжил.

— Понятно.

Я решил, что сыграю по его правилам. Стану актёром. Это единственный путь к нему. Если он считает меня чужим…

— Пусть так и будет.

Я стану незнакомцем.

— Кем я стану для тебя — зависит лишь от тебя самого.

Считай меня кем угодно. Я стану тем, кем ты захочешь. Если это наказание — я его приму.

Моя очередь ждать.

Я подожду.

Пока ты сам не начнёшь спрашивать обо мне.

Пока сам не решишь простить.