Онлайн чтение книги Руководство правильной жизни для ранкера The Rankers Guide to Live an Ordinary Life
Глава 57 - Зачем кормить того, кто тебе не по душе? (11)

Поблизости от одного из побережий Пусана.

Уна Сэм тяжело вздохнул.

«Никак не могу привыкнуть к этому дворцу…»

Это что, корейская Калифорния? Или мы, прости господи, в Лос-Анджелесе?

Такой особняк был бы уместен где-нибудь на бескрайних просторах Америки, но на узеньком пусанском пятачке — просто нереально.

Каждый раз смотреть на это тяжело.

Даже если прохожие тыкают пальцем и называют хозяев нуворишами, не поспоришь. Но и нуворишами их не назовёшь: уж слишком они пугающие.

Уна Сэм выпрямился и поправил одежду.

— Ох, пришёл?

— Благополучия и крепкого здравия, матушка!

— Переборщил с приветствием, дорогой.

— Прошу прощения!

Засмеявшись звонко, как девочка из сказки, красивая женщина средних лет прижала к груди папийона [1].

«Но на этот смех лучше не вестись».

Пусть и выглядит она так, но перед ним — настоящая легенда, единственная дочь в семье гангстеров, которая расширила их империю до небывалых масштабов. Настоящая живая легенда Пусана!

А ещё она притащила в дом прокурора, который гонялся за ней, и сделала его зятем и даже не позволила детям унаследовать его фамилию.

Госпожа Хван с сожалением приложила ладонь к щеке.

— Знаешь… наш младшенький до сих пор… не в себе.

— Правда?

— Ага. Что-то случилось в Сеуле?

— Ну, работа как работа. Да ещё и сезон переменчивой погоды. Как вы знаете, у хэда очень чувствительная натура.

— Ну да… Наверное, потому что во время беременности я увлекалась современным искусством. Наш Хони унаследовал артистичный характер, верно?

— Да… конечно…

«Современное искусство… Так вот в чём причина?»

«Теперь понятно, почему у него такой сюрреалистично-запутанный характер».

С недовольным выражением лица Уна Сэм направился вперёд.

Снаружи — американский стиль, внутри — европейский.

В общем, весь дом был похож на жуткое современное искусство.

Госпожа Хван, проводив его до комнаты, к счастью, отступила, сказав, что «пусть мужчины сами пообщаются».

— Хэд, это Сэм. Вхожу.

Темнота в спальне. Силуэт, отвернувшийся к стене, с первого взгляда казался спящим, но Уна Сэм, правая рука, давно работающий с ним, не повёлся на это.

«Этот босс с тофу вместо мозгов…»

— Я приехал, увидев ваше селфи со слезами в инстаграме. Вставайте.

˚ king_twiight (фото)

♡ domdomi и другие поставили «Нравится»

«Стремление всегда выглядеть в лучшем свете может быть утомительным и даже не всегда выполнимым».

#цитата #цитатывстиле #дажетакойнеудачник #верниськомне #девочкаскаре #taers #чувства #слёзы #селфивслезах

Март 20××

— Отстань... Не хочу разговаривать.

— Вы же в Новый Год поклялись, что бросите привычку каждый раз после удара от Вавилонии сбегать в Пусан!

— Кто сказал, что они нанесли удар?!

— Тогда почему вы сбежали сюда сразу после того, как услышали, что Бэк До Хён поставил печать Вавилонии?!

— А ты рот-то не закроешь, а? Честно, сейчас как врежу — и зубы посыпятся.

Несмотря на грубый диалект, слова прозвучали скорее устало, чем злобно.

Уна Сэм тяжело вздохнул.

«Состояние хуже, чем я думал…»

Неудачи навалились одна за другой: сезонная хандра, провал с вербовкой нового бойца, и… хм.

— Неужели вы из-за этого?

Вздрогнул.

— Хаа… Я же уже объяснял — Хёнбэ просто ошибся. Давайте включим логику: Кён Чжио и Кён Чжирок — оба из рода Кён. Разве между ними возможны ТАКИЕ отношения? Это же бред!

«Да любой скажет, что это родственники».

Конечно, тут есть нюансы, но об этом позже. Сначала надо его успокоить.

— И вообще, сейчас совсем не время расстраиваться из-за таких вещей. От Вавилонии пришло официальное уведомление.

— Какое…?

И только тогда Хван Хон наконец повернулся в его сторону.

Шёлковая пижама, щека, припухшая от подушки, — если бы не татуировки, был бы точь-в-точь как избалованный юный господин.

Уна Сэм с мысленно вздохнул и с раздражением доложил:

— Собрание по поводу рейда на 39-м этаже. Изначально он был назначен на следующую неделю, но его перенесли… на завтра.

— Охренеть... У этого рогатого идиота что, крыша поехала? Кто, блять, разрешил самовольно менять даты? Ладно, похуй. Я не еду.

— Но в письме была приписка…

Бросив взгляд на Хван Хона, Уна Сэм максимально сухо процитировал:

— «В случае неявки — оставлю вас тут сгнивать, шваль никчёмная».

— …!

Хван Хон резко поднялся с кровати. Не от испуга — скорее от ярости. Лицо дёргалось, будто у него вот-вот рванёт предохранитель. Он яростно махал руками и ногами в воздухе, прыгая на кровати:

— Чё? Что-о?! Этот уёбок совсем охуел?! Рогатый придурок, я щас приеду — БАХ! вот так! Вот так! Я ему точно всеку!

Он молотил кулаками по воздуху, в бешенстве пиная невидимого врага, потом встряхнул шеей и заорал:

— Чего встал как столб?! Машину немедленно подгоняй! Этому говнюку я сейчас покажу! Вот теперь он узнает, кто тут главный! БАХ!

Хм. Кажется, ожил…

Уна Сэм колебался, но всё же решился:

— Но, хэд…

— А?

— Есть ещё кое-что, что нужно вам сообщить.

— Что ещё? Давай, выкладывай уже.

— Помните, вы упоминали ту… кошечку?

— Ага. Ты, Сэм, сам же сказал — как только будут точные данные, сразу доложишь. Ну? Есть новости?

— Да…

— Они же с этим оленем не в таких отношениях?

— Точно. Абсолютно точно нет.

Ещё до того, как лицо Хван Хона полностью просветлело, Уна Сэм поспешно добавил:

— Они родные брат и сестра.

— Ну я так и думал-

…

А…?

— Кён Чжио и Кён Чжирок. Одна родилась в январе, другой — в декабре того же года. Разница одиннадцать месяцев. Росли, как близнецы. Родные.

Закончив доклад, Уна Сэм встал по стойке «смирно».

Ба-бах! — будто раздался звук взрыва.

Хван Хон просто рухнул на кровать, замертво.

— Х-хэд!

— …

— Хэээд?

— Я сказал…

— Простите?

— Я сказал, не поеду. В Сеул не поеду-у-у!!!

Так гильдия <Рассвет> официально подтвердила отсутствие на собрании.

✧

Чииик… щёлк.

Во тьме вспыхнул и исчез огонёк. Серый дымок остался висеть в воздухе.

Бом медленно втянул сигаретный дым и выдохнул его обратно.

Может, поступок и кощунственный для святого места, но это ведь не его религия. Да и в такое время Господь, наверное, уже ушёл с работы.

Цок, цок.

Спокойные и уверенные шаги поднимались по низким ступеням.

Собор, залитый лунным светом.

Старик. Или старейшина. Или лев.

Пожилой мужчина, которого называли так и иначе, стоял один посреди тьмы, уставившись на хризантемы перед ним.

— Глава.

Сколько раз он ни звал — ответа не последовало.

Бом глубоко затянулся сигаретой, выдохнул дым и позвал снова, медленно:

— Отец.

— Жизнь, увы, так мимолётна…

— …

— Молодые гибнут в сражениях, старики — от времени. А аромат хризантем [2] всё не угасает.

— Говорите чересчур поэтично, вам это не свойственно.

— Разве?

Ын Сок Вон поднял взгляд.

Стеклянное витражное окно в свете луны — пусть не такое ослепительное, как при солнце, но по-своему живописное.

— Каждый раз, когда приходится кого-то провожать, становишься немного сентиментальным.

— …

— В конце концов, я всё ещё человек.

Едва уловимая отцовская усмешка.

Бом затушил окурок подошвой и, достав новую сигарету, закурил.

Всё верно.

— Вы же не призрак.

— Смотри-ка, и шутить научился.

— Это издержки жизни с тем, кто всё пытается превратить в шутку…

Привычка въелась. Бом усмехнулся, прикуривая. Ын Сок Вон тоже улыбнулся — на этот раз гораздо легче, чем раньше.

— Она хороший ребёнок.

— Только уж больно равнодушный.

— Такое время нынче. Чувства не облегчают, а, наоборот, отягощают. Под их тяжестью и рухнуть можно.

— …

— Такой вот у нас мир.

— …

— Бом.

— Да.

Печальный взгляд скользнул по гробу. Ын Сок Вон опустил веки, тяжёлые, как прожитые годы.

— Женщина, с которой я в юности недолго был близок.

— …

— Поставь благовония, будь добр. Если её путь в иной мир будет спокойным, и мне станет легче.

Бом, повелитель призраков, не говоря ни слова, зажёг пламя прямо в воздухе.

На выходе.

Между ними, отцом и приёмным сыном, давно не нужны были долгие разговоры. Фразы, произносимые лишь в нужный момент, обрывками.

Паузы между ними заполняли звуки шагов по каменному полу.

— Хо, правда, работает у Чжирока?

— Видимо, почувствовала угрозу. У неё же нюх звериный.

— Это хорошо. Расширять связи полезно. Чжио слишком замкнута — это всегда меня беспокоило.

— Она ещё молода. Постепенно это пройдёт.

— Ты хоть понимаешь, что временами ты с Чжио добрее, чем со мной?

— Если «временами» означает «каждую секунду» — то да.

— Ну да. Больше десяти лет ведь живёшь, глядя только на неё.

— …

— Интересно, кто из вас двоих более замкнут.

— …

Ветер стал холоднее.

Ын Сок Вон любовался ночью, опустившейся на мир, глядел на далёкую луну.

— Такая слабость… Что же делать.

— …

— Умереть мне, и кто тогда поведёт прайд дальше, без страха и слабости?

— Основа уже заложена вами. Справимся.

— Ц-ц. Превращаешься в хитрую змею.

Самый старший сын. И самый сильный…

— Бом.

— Да?

— Только не становись слишком жестоким вождём для своих братьев и сестёр.

— Это ваши дети, отец. Как я могу?

— Надеюсь.

Ведь тигр, по сути, куда более свиреп, чем лев. С горькой усмешкой Ын Сок Вон завершил разговор:

— Ах да. Бэмби предложил перенести собрание на завтра. Я заеду за вами около полудня.

— Этот мальчишка, как всегда, нетерпелив. Хорошо.

Гильдия <Серебряный Лев>.

Участие в собрании — подтверждено.

Примечания:

1. Папийон (или папильон) — это порода декоративных собак-компаньонов, известная своими большими, похожими на крылья бабочки ушами.

2. В Корее хризантемы — традиционный символ смерти и скорби: их используют в похоронных венках и на алтарях, а их горький аромат ассоциируется с вечностью духа. Белые хризантемы символизируют чистоту усопшего, но дарить их живым — табу, так как это связано исключительно с трауром.