— Ты… почему молчишь? — глаза Чжио уставились на Чхве Давид. — Ну хоть бы намекнула, что у тебя какие-то причины. Я бы, может, послушала и передумала.
— Ну… как бы…
— Судя по ситуации, у тебя вообще пожар, не меньше.
С самого первого дня знакомства Чхве Давид ни разу не начинала разговор первой. Так было и с её предложением вступить в гильдию. Никаких слов — только косвенные, примитивные (читай — глупые) действия: притащить еду, приготовить, накормить.
Если честно, это было… ну реально по-дурацки.
«Как она вообще собирается жить в этом мире?»
Иногда это бесило.
Кён Чжио за свою жизнь повидала немало просящих.
Были такие, как Бэк До Хён — прямолинейные и честные.
Были политики вроде Чон Иль Хёна — подступали исподволь.
Были слабые, вроде Юн Кан Чжэ — хватались за край одежды.
Чхве Давид не относилась ни к одной из этих категорий.
Хотя в её глазах читалась та же отчаянная нужда.
С неловкой гримасой она наконец выдала:
— Ты ж сама говорила, мол, ты такая затворница, предпочитаешь находиться в тени.
Наивная.
— Я как бы, ну, как товарищ по пути воина тебя понимаю и даже хотела уважать твой выбор, но… обстоятельства не всегда зависят от нашего желания.
Безнадёжная.
— Но я не хочу ломать упрямого человека. Так что просто… убеждаю по-своему. Молча, своим методом.
Искренняя.
Порыв горного ветра растрепал шевелюру Чхве Давид. Она криво улыбнулась:
— И потом, бл, это ж ты сама сказала — зачем ты нам в Хэте? И после таких слов, бля, я должна была в ноги тебе кидаться, а? Дура ты, блин!
В пустыне. На улице. В аду.
Для Чхве Давид, которая выживала на самом дне, гордость была роскошью. Она появилась у неё только тогда, когда она стала частью <Хэты>.
Тысячелетнее имя этой школы встало рядом с её собственным — убогим и ничтожным. С той самой секунды — гордость <Хэты> стала и гордостью Чхве Давид.
И потому она не могла, не имела права просить о помощи. Ни у кого.
— Ладно, всё, хватит! Какой смысл мусолить, только настроение себе портить, ёб твою мать.
Шлёп!
Она хлопнула Чжио по спине. Та пошатнулась, и Давид тут же схватила её, прижимая обратно.
— Ай-ай, прости, не рассчитала силу.
— Бестолочь…
— Я же извинилась! Эй, ученичок, у тебя ж сегодня последний день на Сораксане, да?
— С чего ты взяла?
— Бл×ть, да по тебе же всё видно! На тебе нет твоего жуткого монашеского балахона. Пошли! Покажу кое-что.
Рождённая чужаком.
Даже в родной школе её считали проблемной чудачкой, так что единственными друзьями Чхве Давид были Белая Птица и хвостиком бегавший за ней послушник. Может, поэтому, несмотря на все внутренние терзания, она не могла отрицать: последние дни были счастливыми.
Их пальцы переплелись. Чжио почувствовала шершавую, твёрдую кожу — совсем непохожую на свою.
Чхве Давид с широкой улыбкой прошептала:
— Держись крепче, сестрёнка.
Свист!
— Ияяяха! — дёрнув Чжио и послушника к себе, Чхве Давид резко развернулась и прыгнула в облака.
Падение в пропасть. Среди ветра и облаков разносился её звонкий смех.
— Ради всего святого. Ну пожалуйста. В следующий раз летите в одиночку.
— Да и×уй с тобой…
«Лысый, молодец, отлично сказал».
Побледневшая Чжио зажала рот рукой. Уууп.
[Ваша Заветная Звезда, «Чтец Судеб», возмущён до глубины души: «Эта ненормальная сейчас взяла мою малышку и устроила ей принудительный скайдайвинг?! Она совсем охренела?!»]
[«Моя малышка в порядке? Сильно испугалась, да?» — «Чтец Судеб» тревожно машет носовым платком, не находя себе места.]
— Ой, сорри! Просто так завелась, что не сдержалась!
«Убью… просто убью…»
— Эй, ну зато быстро же долетели, разве не круто? Хватит ныть, оглянись вокруг.
Чжио уже открыла рот, чтобы срывающимся голосом взорваться: «Кто тут ноет вообще?!» — но вдруг застыла.
Как только она убрала руку от лица — в нос ударил густой, сладкий аромат цветов.
— …
Шшшш…
Чхве Давид, потягиваясь, радостно пробормотала:
— Почти как Пэнноктам [1], да?
Озеро в облаках, прямо на хребте горы. И окружившее его море цветов. При каждом порыве ветра светло-серые лепестки касались зеркальной поверхности воды.
— Это моё любимое место в Сораксане. Странно, да? Именно тот кошмарный март оставил после себя такую красоту.
— …Кошмарный март?
— Ага.
Чхве Давид подняла руку и указала на противоположный берег озера. В центре цветочного моря стоял белоснежный монумент. Огромный.
— Во время тех событий здесь открылись врата первого уровня. Именно на этом месте.
— …
— Говорят, половина «Львов» осталась здесь навсегда. Мы, «Хэта», собрали останки и установили этот монумент в память о павших героях.
Никаких следов былой бойни уже не осталось.
Раны, разорвавшие землю, наполнились дождевой водой и снегом, превратившись в озеро, а пропитанная кровью почва расцвела миллионами цветов.
Чжио медленно пошла к памятнику.
При ближайшем рассмотрении стало ясно: он вовсе не белый.
— Серебряный.
— Ну, «Серебряные Львы» же.
К подножию мемориала были возложены разноцветные цветы. Краски выделялись на фоне сине-белой дымки.
— Хм, сколько людей уже побывало здесь?..
— Они приходят отдать дань уважения примерно 1 апреля каждого года. Это как раз то время, когда люди посещают Сораксан.
— И я пришла по той же причине.
— А?
— Отец. Мой отец умер тогда. В тот март.
— …А
Чжио, не сводя глаз с памятника, прошептала:
— В Вольгесе стоит мемориальная доска с его именем. Поэтому я и приехала на эту гору.
Бесчисленные имена, выгравированные вплотную друг к другу.
Слова, полные скорби и памяти.
В самом низу — строки, оставленные их товарищами-охотниками, высеченные магией.
Чжио узнала знакомые почерк и энергию.
[Живи в славе, умри в скорби]
Пока ты жив, тебя будут чтить, а когда умрёшь, тебя будут оплакивать.
[Покойся с миром]
Почерк Ын Сок Вона и Бома.
Обе фразы отражают их личности.
Перед глазами встали две фигуры: пожилой охотник, склонённый в печали, и мужчина, курящий позади него.
«Они тоже приходили сюда каждый год…»
Кён Чжио поняла это лишь сейчас.
После смерти Кён Тэсона маленькая Чжио росла в доме Ын Сок Вона. Всё её детство прошло там, значит, и каждый март, и апрель — тоже.
Все обитатели того поместья были Серебряными Львами. Включая Бома — все они долгие годы шли плечом к плечу с Ын Сок Воном, будучи его ближайшими соратниками. Теперь уже отошедшие от дел…
Значит, и они прошли через тот кошмарный март.
И каждый год, не подавая виду перед ребёнком, они приходили сюда.
Все они — и Серебряные Львы, и семья Чжио — вели себя именно так.
В безмолвных годах, которые Чжио не замечала, бережно вплеталась глубокая скорбь, заботливо скрытая от её взгляда.
Мысли становились тяжелее. Совсем чуть-чуть.
Чжио присела на краешек камня у берега. За её спиной, чуть в стороне, двое из <Хэты> тихонечко шептались:
— …Вот именно! Ни с того ни с сего тащите её к могилам и устраиваете этот цирк!
— Да ёб… Чёрт возьми, откуда я могла знать, что она вдруг выдаст: «Мой отец умер тогда»? Я старалась, думала, что привела её в самое живописное место, а тут такое…
«Эй… Я всё слышу. Совсем не дают настроиться, эти идиоты».
— Я не знаю! Великий наставник вообще ни в чём толком не разбирается! Вот поэтому его и обводят вокруг пальца, как слепого котёнка!
— Чего, блин?
— Честно, все в клане знают, что Третий старейшина не выносит Великого наставника. После того, как с вами годами так обращались, вы не можете просто притворяться дружелюбной в течение нескольких дней! Тогда просто передайте им всю свою власть!
— Эй, хеллелеле! Ты что, с ума сошёл? Та белая лиса тогда была действительно искренней.
«Дебилы…»
— Тогда почему, когда Совет старейшин и Совет мудрецов начали допытываться, вы не опровергли их обвинения?! Вместо этого промолчали и признали даже то, чего не совершали!
— Х-хва… Ладно, в любом случае! Это я передала ему полномочия, так что… ну, типа…
«Настоящий лох, которого просто развели…»
— Все начали злиться, и вы, как обычно, тоже разгорячились! Вы даже приняли все абсолютно абсурдные условия, думая, что это поможет решить проблему!
— Эй, ну это же…
— Да ещё и поставили на кон должность исполняющего обязанности главы клана! Вы вообще понимаете, что это значит?!
— …
«Да… Тебе бы помолчать. Серьёзно, перегнула».
— Да и так из-за внутренней борьбы клан уже раскрошился! Как только вы уйдёте с поста временного исполняющего, то предатели устроят саботаж, выложат на сторону секреты клана, техники — всё, что угодно!
— …
«Чёрт… Но чем больше слушаю, тем масштабнее это всё кажется…»
— И тогда Хэта рухнет ещё до возвращения главы!
— …
«…»
…Что?
Примечание:
1. Пэнноктам (백록담, Baeknokdam) — это кратерное озеро на вершине Халласан (Hallasan), самого высокого вулкана и горы в Южной Корее. Расположено на острове Чеджу.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления