Онлайн чтение книги Леди-монстр и паладин The Monster Lady and the Paladin
1 - 23

«Его голос подобен рыку старого льва», – подумал Леон, открывая рот, чтобы заговорить.

– На следующий день после отправки почтового голубя Азельдорф был захвачен. Я немедленно покинул город, так что прибыл намного раньше.

– Я уже слышал новость, что Азельдорф вернулся в объятия Бога. Я спрашиваю, по какому пути ты сюда добрался?

«Вернулся в объятия Бога»

Со времён религиозных войн эта фраза стала завуалировано означать «полное уничтожение». Вполне ожидаемый расклад, но неужели всё действительно зашло так далеко?

Леон на мгновение замолчал, словно вознося молитву о трагедии, постигшей город. В ответ Святой Отец прищёлкнул языком.

– Неделя значит. Итак, ты пересёк пустошь. Ты нарушил так много правил, что их трудно пересчитать по десяти пальцам.

Леон бесстрастно смотрел на приближающиеся шаги. Те, кого он бросил, были мертвы. Тяжесть вины, лежащей на его плечах, стала такой неподъёмной, что пальцев двух рук было мало, чтобы пересчитать все его грехи.

– Pater, peccavi in caelum et coram te. iam non sum dignus vocari filius tuus. (Отче, я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим.)

Леон нарушил клятву верности Святому Отцу и покинул поле боя. Долг рыцаря – ценой своей жизни рассеять тьму. Он не должен судить. Он не должен думать. Но Леон думал и действовал по собственному разумению. Однако в том походе он не защищал слабых, как подобает рыцарю. Будь то отлучение от церкви или казнь, он был готов принять всё, лишь бы завершить начатое до конца.

– И всё же, второй сын Божий вернулся в Святой город.

Всё будет сделано после того, как он убьет это. После того, как спасёт больше жизней, чем обрёк на смерть.

– Ты ждёшь, что я устрою для тебя пир, как блудному сыну?

– Если только заколотым зверем на пире окажется Бахамут, а не телёнок.*

Мантия, волочившаяся по полу и издававшая шипящий змеиный звук, остановилась прямо перед Леоном.

Отец спросил:

– Что ты имеешь в виду?

– У женщины было видение, в котором эти твари размножались в Блазене. Как только Бахамутов станет больше, они нападут на Карт.

Леон поднял голову и посмотрел на пожилого седовласого человека. Дыхание Отца становилось всё более затрудненным, напоминая конвульсии старого льва.

Король дрожит каждый день, опасаясь врага, который может нанести удар в любой момент.

– Блазен? Хочешь сказать, что они прячутся в горах Карта?

– Я уверен. Женщина тоже заранее почувствовала надвигающееся на Азельдорф бедствие. Мы должны немедленно начать прочёсывать горы.

– Половина сил Ордена святых рыцарей все ещё остаётся в Байене. Я не могу отослать остальные силы из Карта, пока они не вернутся.

Святой Отец немедленно занял оборонительную позицию. Несмотря на близость горного хребта, он отказался посылать свои войска. Даже при том, что армия императора также находилась на этой земле.

– Карту был обещан вечный мир.

– Да, так и есть. Даже если они захватят город, Карт не падёт.

– А не кажется ли Вам, что эта женщина была послана сюда для того, чтобы этого не произошло?

Для Отца слова Леона прозвучали смело, почти дерзко. По сути, он объявил «слившуюся» апостолом, посланным Богом, обвинив Отца в том, что не признал её.

– Итак, ты вдохнул жизнь в дочь Бахамута? Исцеление святой силой запрещено, чтобы отречься от удовольствий и плотских желаний.

– Это было необходимо.

– Необходимо, говоришь?

На самом деле Святой Отец никогда не верил в «первого» Бахамута. Идея о том, что одно может приравниваться к целому была слишком удобной.

Однако важность женщины заключалась в другом. Способность чувствовать Бахамута и странную ауру вокруг себя – если всё, о чём сообщил Леон, правда, то это была чрезвычайно желанная сила.

Отец благосклонно улыбнулся.

– Тогда, принесёшь ли ты её в жертву, когда это будет необходимо?

Леон ожидал этого, поэтому просто склонил голову. Он уставился в чёрный пол под собой. Чёрный, словно лик ночи, поглощающий весь свет и ничем не запятнанный.

Ему вспомнились чёрные волосы женщины, ниспадающие на белоснежную шею.

Её судьба была предрешена с самого начала. Она умрёт. Спас бы он её или нет, рано или поздно девушка бы умерла, и даже сейчас трудно было сказать, доживёт ли она до завтра. Всё, что имело значение, – это то, что произойдёт между настоящим моментом и её смертью. Если он сможет уговорить их…

– Вы позволите мне взять рыцарей в Блазен?

– Ты не можешь отправиться туда в качестве их командира. Если готов принять позорную участь наёмника, то позволю.

Стать наёмником означало нечто большее, чем просто сменить белые доспехи на серую сталь. Его имя будет стёрто из церковных записей, и каждый рыцарь, которому известно о событиях в Тиране, станет обходить его стороной.

И это ещё не всё. Женщину, вероятно, подвергнут пыткам под предлогом изучения сил Бахамута. Таков Святой город. Бог, которому они так милосердно поклонялись, когда-то был богом войны. Его глаз, обращённый к длинному мечу, был закрыт. Для некоторых Он был невыносимо жестоким богом.

– Мне плакать для тебя?

Клятва святого рыцаря была поистине смехотворной. Следуйте за Богом, повинуйтесь воле Отца и защищайте невинных слабых. Но что, если воля Отца повелевает слабым умереть?

Эта женщина была невиннее любого человека, которого Леон когда-либо видел. До такой степени, что говорила, мол, будет мучаться от кошмаров из-за побега и проливать слёзы за человека, который сам перерезал себе горло.*

(*Прим. пер.: «перерезать себе горло» – английская идиома в значении «действовать себе во вред», «быть виновником своих несчастий». Аналогична русскому фразеологизму «пилить сук, на котором сидишь»)

А жертвенный ягнёнок всегда самое невинное животное.

– Fac ut vis, (Поступайте, как знаете)– тихо ответил Леон.

Если он сможет продержаться достаточно долго, чтобы вонзить свой меч в голову Бахамута, то большего и желать не стоит. Ему не нужна человеческая честь или признание. Он был человеком, всецело посвятившим себя Богу.

– Мой сын вернулся, поэтому мы должны устроить пир.

На губах Отца появилась благосклонная улыбка. Он говорил так, словно был отцом, приветствующим вернувшегося блудного сына.

– Quia hic filius meus mortuus erat et revixit, perierat et inventus est. (Ибо сын мой был мёртв и ожил, пропадал и нашелся.)

***

Скрип, скрип. Языки пламени факелов зловеще раскачивались, словно плакали.

– Вы уверены, что это правильный путь?

Вероника долго решалась, прежде чем, наконец, задать свой вопрос. Её шаги эхом отдавались по кроваво-красному ковру. Идущие впереди священники повернули к ней головы с бесстрастным выражением. Их бледные лица, подчёркнутые чёрными рясами, казалось, парили в воздухе, как призраки. Мужество Вероники, каким бы хрупким оно ни было, почти испарилось, когда её сознание наполнили воспоминания о жителях Азельдорфа.

– Просто трудно поверить, что все комнаты в таком грандиозном здании находятся под землей.

Холодный сквозняк, повеявший с нижних этажей, заставил пламя настенных факелов мерцать. С тех пор, как Леон вошёл в Храм, Веронику водили по папскому дворцу, и она уже трижды спускалась на нижние этажи.

– Мы почти на месте. Ваша комната прямо внизу, так что не волнуйтесь и продолжайте идти.

«Не волнуйтесь»? Это звучит как какое-то испытание веры.

Вероника снова заколебалась, глядя вниз на тускло освещённую лестницу. Если бы не слабые звуки плача, эхом разносившиеся по лестничной клетке, она бы не осмелилась задавать больше вопросов. Надежда смыть с себя усталость и поваляться в постели исчезла, сменившись нарастающим чувством примитивной тревоги.

– Леон… То есть, когда прибудет сэр Берг?

В конце концов, она невзначай упомянула имя Леона. В этом незнакомом месте он был единственным человеком, на которого она могла положиться.

– Как Вы знаете, в настоящее время он на аудиенции с Его Святейшеством. Как только отчёт будет готов, он немедленно придёт за вами.

На этот раз ответ раздался позади неё. Обернувшись, она увидела, что путь отступления преграждает измождённый мужчина с яркими, пронзительными глазами.

Выхода не было. Вместо того, чтобы продолжать, Вероника прикусила губу и пошла вперёд. Она крепко сжала меч, висевший на поясе, будто это было её единственным спасением. И затем…

– Простите меня. Пожалуйста, простите меня. Я был неправ. Я был несведущ. Пожалуйста, сжальтесь.

Её мысли заглушили голоса. Чем дальше шла, тем громче и отчаяннее становились мольбы. И всё же, Вероника была единственной, кого, казалось, беспокоили стоны и крики.

Вдоль чёрного коридора, на стенах которого через равные промежутки висели канделябры, тянулся ряд комнат. Или это не комнаты?

Тюремные камеры. Вот чем они были на самом деле. Перед каждой из них стояли солдаты с закрытыми лицами и инквизитор в серых лохмотьях. Она узнала инквизитора по плети, которую он держал в руке.

Кап. Кап.

Из-под многохвостой плети сочилась кровь, собираясь в лужицу на полу. Вероника сжала ладони в кулаки так сильно, что пальцы начали неметь. Четвертый подвал папского дворца оглашался криками боли, сопровождаемыми бесчувственными священниками.

Если её догадка верна, то это была тюрьма для грешников.

– Вот Ваша комната. Здесь Вы будете жить. Она скромная, так как была приготовлена в спешке, но в ней есть всё необходимое

Вероника сглотнула, услышав скрип ржавых петель.

Когда один из священников толкнул дверь, изнутри хлынул жёлтый свет. Из-за того, что стояла в тёмном сыром коридоре, тёплое свечение комнаты казалось ещё более ярким, освещая ноги.

Комната дворянина – таким было первое впечатление. Вероника, дочь плотника, никогда не видела такой роскошной комнаты. Здесь была пуховая кровать, чистый туалетный столик с зеркалом, пылающий камин и тёмно-коричневый стол с красивой фактурой дерева. Всё было на месте, за исключением одного – окна наружу.

– Еду будут приносить в соответствующее время.

Объяснение пришло откуда-то со стороны. Вероника заворожённо шагнула в комнату, поражаясь тому, как сильно это отличалось от её ожиданий после увиденного по пути. Как только она вошла, дверь за спиной с громким звуком закрылась.

Со звуком, подобным падению сердца.

________________________

*Прим. пер.: Леон говорит о том, что хочет видеть заколотым зверем на пиру Бахамута, а не телёнка, что прямо отсылает к притче о блудном сыне (как и весь диалог со Святым Отцом). Если кратко: было у мужчины два сына, и каждому он отдал часть своего имущества. Старший пахал на отца, а младший покинул дом и начал все деньги тратить. Когда они закончились и голод замучил, младший вернулся домой, в честь чего отец приказал рабам зарезать откормленного телёнка и организовать пир.