Однако, вопреки опасениям, его отношение было не таким ужасным. За последние несколько дней он протягивал руку, чтобы помочь залезать и слезать с лошади, и даже уступил спальный мешок.
Пока Леон перетаскивал вещи с оружейной лавки на лошадь, Вероника с благоговением провела ладонью по мечу, который отныне принадлежал ей.
Она всегда мечтала об этом: о мече для самозащиты. Хотя и представить не могла, что обретёт его таким образом.
Выбор оружия, подобного тому, что и кинжал, который некогда подарил Бенджамин, был своего рода актом неповиновения.
Несмотря на то, что оружие вручил кто-то – владеть им будет именно она. Эта мысль придавала сил, словно промокшее под дождём пугало наконец увидело солнечный свет.
Конечной точкой их продолжительного путешествия стал постоялый двор рядом с оружейной лавкой. Когда они приблизились к обшарпанной входной двери, навстречу на усталых ногах вышел мальчишка на посылках.
– Извините, но у нас не осталось свободных комнат. Беженцы всё прибывают и прибывают уже несколько дней.
– Нам нужно лишь отдохнуть одну ночь. Я не против, даже если это будет рабочее помещение.
Не обращая внимания на твёрдые заявления мальчишки, Леон спокойно протянул кожаный мешочек. Мальчишка открыл его и посмотрел на содержимое с широко раскрытыми глазами.
– Если вас устроит старая комната на верхнем этаже, то я сразу же её подготовлю. Кровать там как раз рассчитана на двоих. Если у нас всё занято, то, вероятнее всего, и в других местах тоже.
Подметив мгновенную перемену в настрое мальчика, Леон молча передал ему поводья. Посыльный торопливо выгрузил багаж, жестом подозвал другого работника и что-то прошептал ему, явно стараясь не упустить такой шанс заработать.
В то же время Вероника убедилась, что местные не до конца осознают серьёзность нынешней ситуации. Если бы они действительно понимали масштабы надвигающейся катастрофы, то спешили бы покинуть город, а не собирали средства на укрепление стен.
Вероятно, что сюда ещё не дошли все новости о произошедшем в Байене. Судя по всему, они знают лишь об атаке Бахамута с моря, – то, что рассказали очевидцы, которым посчастливилось сбежать из близлежащих деревень.
Такого недостаточно, чтобы заставить людей покинуть места, где они родились и выросли. Внешние угрозы зачастую кажутся далёкими, пока не появятся прямо у порога. Так же, как и те, кто предпочитает остаться на месте, даже если становится известно о наличии ядовитых веществ в земле. Идея эвакуации кажется простой лишь на словах, но когда становится личным делом, то такое решение даётся непросто.
Они последовали за проводником внутрь постоялого двора, пересекли шумную столовую и поднялись по лестнице, расположенной рядом с камином. Единственная свободная комната находилась в самом конце скрипучего четвёртого этажа. Она на вид была маленькой и обветшалой.
– Как только распакуете вещи и отдохнёте, я принесу горячую воду и чистое постельное бельё, – сказал запыхавшийся посыльный, оставив их багаж на полу, прежде чем удалиться.
Комната была простой: ванная, камин и большая кровать.
– Просто для ясности, мы ведь не будем делить одну кровать, да? – нерешительно спросила Вероника, оглядывая пространство.
Леон, который занимался распаковкой вещей, обернулся и посмотрел на неё. Святая сила едва ли поддерживает психическое состояние, поэтому рана на бледной шее ещё не затянулась. Порез, наверняка, будет долго заживать, как и его правый глаз.
Леон, задержав взгляд на девушке, ответил с наигранным удивлением:
– О, ты тоже претендуешь на эту кровать?
– …
– К твоему сведению, я не спал несколько дней и смертельно устал.
Леон потёр шею и подошёл ближе, из-за чего Вероника вцепилась пальцами в одежду. Она пыталась выглядеть невозмутимой, но кончики ушей предательски покраснели.
Это трудно.
Леон нахмурился. Каждый раз, когда она так бурно реагировала, в нём пробуждалось что-то садистское. Ему хотелось дразнить её ещё больше, и прикасаться к ней. Словно сорвать красный цветок зимней сливы*.
(*В корейской культуре цветы сливы символизируют целомудрие и чистоту. Сорвать цветок сливы – метафорично поддаться похоти)
– Но разве священнику не запрещено целовать женщину? – наконец Вероника подняла голову и спросила как бы в отместку.
Леон наклонил голову. Он уже задумывался ранее – как она может так смущаться, но при этом говорить всё, что на уме?
– Нужно ли исповедоваться Богу после того, как поцелуешь десятилетнего племянника?
– Ты хочешь сказать, что я ребёнок?
– Уж точно не взрослая.
– Закон гласит, что совершеннолетие наступает в двадцать лет, – тут же возразила Вероника с недовольством. – И ты отреагировал, пока мы целовались.
Видимо, она не знает – только дети начинают возмущаться, когда их называют детьми.
Леон рассмеялся над столь смутным описанием физиологической реакции, которую она заметила. Похоже, воспоминание о том дне оказалось более чётким, чем он думал.
– Ну, это потому, что ты в какой-то степени мой типаж.
Леон протянул руку, чтобы осмотреть рану на шее. Она вздрогнула, ощутив прикосновение на лице. Он наклонил её голову и осмотрел порез, который был не слишком глубоким.
Замерев на месте, Вероника тихо пробормотала:
– …Я и не знала, что у святых рыцарей есть особые предпочтения в женщинах.
– А ты не в курсе? Половина внебрачных детей в Карте зачата священниками.
– Мерзость какая.
– Я тоже так думаю.
Грязно и вульгарно. Леон самоиронично улыбнулся.
Если внебрачный ребёнок священника наследует святую силу отца, то неизбежно вступает в ряды Церкви. В некотором смысле, это была отвратительная форма преемственности.
Каждый раз, когда Леон проводил холодными перчатками по заживающей ране, её длинные ресницы подрагивали. Лицо девушки было на удивление маленьким. Его ладонь с лёгкостью обхватывала подбородок, щёку и ухо с одной стороны лица одновременно.
Он прошёлся взглядом по раскрасневшемуся лицу – от лба до губ – и убрал руку. Ему стало не по себе от собственной реакции, хотя даже не целовал её.
– Не забудь нанести мазь перед сном.
– А ты мне дашь немного?
– Если будешь нормально питаться и не отказываться от еды.
В глазах Вероники промелькнул странный блеск. Выраженные подозрительность и настороженность также свидетельствовали о том, что она слишком остро ощущала его присутствие. В этот момент напряжённую атмосферу нарушил стук.
– Я принёс воду для ванны.
Они не сразу оторвали взгляд друг от друга. Через мгновение Леон подошёл к двери. Когда он взялся за ручку, за спиной послышался тихий голос:
– Тогда не мог бы ты одолжить мне одежду, чтобы переодеться?
Возможно с ней будет легче иметь дело, если завоевать её расположение. В конце концов, влюблённые женщины не внемлют гласу разума.
***
Когда Вероника вышла из ванной, Леон уже ушёл.
На столе стояло ароматное рагу из баранины, и круглый золотисто-коричневый хлеб с кусочками сухофруктов. После небольшой заминки, она быстро расправилась с едой и легла на край кровати.
«Ну, а что такого? Кто первый встал, того и тапки. Всё равно больше негде спать».
В голове промелькнула мимолётная мысль о побеге. Но её бунтарский нрав слегка остыл, и было решено пока не рыпаться и наблюдать. Если здраво оценить ситуацию, то у неё ничего нет: ни статуса, ни денег. Если она уйдёт сейчас, то даже не сможет найти ночлег.
– Мм…
Она свернулась калачиком, схватившись за живот. Желудок болел из-за переедания.
«Зачем я вообще ела?»
Теперь она осталась совсем одна. Нужно всегда быть начеку, чтобы выжить. Снаружи доносился шум от прибывших беженцев. По сути, их положение не сильно отличается от её.
«Как нелепо. Стоит мне остаться одной, как я тут же начинаю думать о других».
Остался ли кто-то из друзей в живых, например Инетт и Росси? Что случилось с городом? Куда бежали выжившие горожане?
Но сейчас это не имело значения.
Она положила рядом с кроватью новообретённый меч, которым даже пользоваться не умела, и провела пальцем по выгравированным ветвям камелии.
Лучи заходящего солнца окрасили меч в красный цвет. Багровые блики отражались от стали, точь-в-точь копируя вид кроваво-красного заката. Вероника какое-то время безотрывно смотрела на лезвие, медленно моргая. Они всё ещё там. Красные глаза.
Резким движением она натянула одеяло и уткнулась лицом в подушку. Стиснула зубы, чтобы сдержать слёзы, но внезапный холод вызвал неудержимую дрожь.
«Почему так холодно? Я ведь только что вылезла из тёплой ванной. И укуталась в толстое одеяло».
«Вот бы кто-то меня обнял… Может тогда одиночество не казалось бы таким ощутимым и не пришлось бы так сильно дрожать».
С заходом солнца температура воздуха стала ещё ниже. Всё вокруг окрасилось в синий. Она пыталась вспомнить значение цветка камелии, но вскоре закрыла глаза. Это не точно, но вроде бы камелия символизирует стойкость, ведь цветёт холодной, суровой зимой.
Её сознание погрузилось во тьму.
Она стояла на утёсе, на краю пропасти, а прямо сверху маячила далёкая луна. Внизу, насколько хватало глаз, простирался ослепительный людской город.
Остроконечные шпили. Прямоугольные дома. Свет лился из окон подобно бесчисленным звёздам на ночном небе.
Но взгляд задержался не на великолепном городе, а на белых доспехах, разбросанных под ногами. Мужчина с оторванной ногой через боль отползал в сторону.
Запах его крови дурманил. С людьми в белых доспехах всегда так. Их особые мозги производили более сильное потомство.
Мужчина полз, как сумасшедший, но дальше был обрыв. Когда он наконец увидел пустоту впереди, то в отчаянии обернулся.
– Не подходи. Не приближайся, – молил он со стекающими по лицу слезами.
Она схватила его за плечи и вместе с тем ощутила странный трепет. Рот широко открылся, целясь в голову. А затем…
Хруст.
– Ааах…!
Вероника резко открыла глаза. Она сидела в кромешной темноте, судорожно хватаясь за грудь. Её прерывистое дыхание было оглушительным, как раскаты грома.
Сердце, казалось, вот-вот взорвётся. Оно болезненно колотилось, и каждый удар яростно отдавался в барабанных перепонках. Она была потеряна, не в силах отличить кошмар от реальности.
Кто-то умер. Нет, это она кого-то убила. Что это было? Кем был тот мужчина? Что это за видение?
Чем больше возникало вопросов, тем быстрее она приходила в себя, но сознание затуманивалось лишь сильнее, уступая место инстинкту. Та же жажда, что и тогда. Никакое количество воды не смогло бы её утолить, даже если пить сто дней и ночей подряд.
Проведя ладонью по кровати, она вздрогнула, коснувшись твёрдой руки. Её широко раскрытые глаза уставились на спящего Леона Берга. Стук. Стук. Стук. Её красные радужки начали пульсировать.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления