9. Тайна разбитого зеркала

— Готово.

Наручники щёлкнули и открылись. Выполнив свою задачу, Чжоу Цзыхэн поднял глаза и совершенно неожиданно столкнулся с прямым, открытым взглядом Ся Сицина. Инстинктивно он нахмурился, отвёл взгляд и слегка кашлянул. Резко двинув рукой, он скинул расстегнувшиеся наручники, сжал их и с глухим стуком положил на деревянную тумбу рядом.

Ся Сицин усмехнулся, потирая запястья, и тихо поблагодарил. Вспомнив выражение лица Чжоу Цзыхэна, когда тот только что справился с замком, он спросил:

— Ты тоже понял, что это азбука Морзе, верно?

Чжоу Цзыхэн кивнул и взглянул на часы.

— Только я уже не очень помню точное соответствие сигналов, расшифровать было трудновато — пришлось подбирать наугад.

Ся Сицин снова включил прерванную ранее мелодию и под аккомпанемент музыки принялся объяснять:

— Сначала была длинная пауза, потом три коротких остановки, после коротких остановок музыка возобновилась. [Длинная, короткая, короткая, короткая] соответствуют букве B, а после них следует [короткая, длинная, короткая] — это буква R. — Музыка, перемежаемая специально вставленными сбоями, продолжала звучать. — [Короткая] — буква E… [Короткая, длинная] — буква A… [Длинная, короткая, длинная] — буква K…

B R E A K — break.

— Break the mirror. — Не дав Ся Сицину закончить объяснение двух последующих слов, Чжоу Цзыхэн уже дал ответ.

— Верно. — Ся Сицин рассмеялся, и этот смех, казалось, отличался от предыдущего, в нём была какая-то беззаботность.

«Наверное, показалось», — подумал Чжоу Цзыхэн.

— Почему ты так хорошо знаешь азбуку Морзе? — Чжоу Цзыхэн подошёл и выключил музыку, взял виниловую пластинку, которую до этого не разглядывал внимательно, и прищурился.

— В средней школе учитель по олимпиадной математике рассказывал. Мне показалось интересным, я тогда даже использовал его, чтобы передавать ответы на экзаменах. В старших классах перешёл на гуманитарное направление и больше не пользовался, только что пришлось хорошенько подумать, прежде чем вспомнил. — Носок оксфорда Ся Сицина легко постукивал по полу. — Но не слишком ли сложно придумали организаторы? Если не обладать соответствующими знаниями, разгадать вообще невозможно.

— Вообще-то, они продумали всё очень тщательно. — Чжоу Цзыхэн протянул Ся Сицину виниловую пластинку, на которой было написано название сюиты — «Mirror». — Только что, когда я собирал записку, ты поставил это фортепианное произведение. Если человек, как ты, хорошо знаком с классической музыкой, он может сразу узнать, что это сюита «Зеркало», и затем связать её с зеркалом рядом с проигрывателем. Если не разбирается, может найти подсказку, посмотрев на виниловую пластинку, так что связь с зеркалом неизбежна.

— А чтобы понять, что зеркало нужно разбить… — Ся Сицин вспомнил закладку в той книге. — «Всё, к чему я прикасаюсь, разбивается».

Чжоу Цзыхэн кивнул.

— Я предполагаю, что фрагменты записки — тоже одна из подсказок. Так что организаторы предусмотрели несколько вариантов хода мысли, а ты выбрал самый прямой.

— Но с самыми высокими интеллектуальными затратами. — Ся Сицин слегка пожал плечами. — Однако по эффективности ассоциативных связей математика гораздо точнее и быстрее.

Чжоу Цзыхэн недоумевал, как тот, кто изучал искусство, может быть так силён в математике. Но в этот момент Ся Сицин уже переключил внимание на ранее собранную записку.

— Эти бессмысленные буквы, наверное, тоже зашифрованы — просто нужно другое решение. — Он подошёл и взял листок. — Возможно, здесь скрыт код от двери нашей комнаты.

Эта мысль совпала с тем, о чём думал Чжоу Цзыхэн. Однако, помимо этой записки, ему всё же казалось, что в комнате было много других подсказок, просто он пока не мог найти хороший способ отличить, какая из них полезная, а какая — отвлекающая.

Оба снова обратились к разорванной и заново восстановленной записке.

Ся Сицин перевернул листок на сторону с текстом, внимательно его изучая, затем достал закладку из книги и неожиданно произнёс то, что в данный момент показалось не самой полезной информацией.

— Тебе не кажется, что почерк на этих двух листках разный?

Чжоу Цзыхэн тоже заметил это: надпись на закладке выглядела более размашистой, похожей на мужской почерк, в то время как записка была написана гораздо изящнее. Хотя разница была не кардинальной, но по степени закруглённости и отрывистости штрихов определённо было видно, что это почерк разных людей.

Он указал на закладку.

— Я думаю, это почерк хозяина кабинета.

На самом деле, Ся Сицин был согласен с этой точкой зрения, но ради зрелищности шоу и интереса публики он всё же добросовестно задал встречный вопрос:

— А если хозяин комнаты просто одолжил эту книгу? Тогда закладка вполне может принадлежать не ему.

Чжоу Цзыхэн покачал головой и указал на книжный шкаф сбоку.

— Третья полка слева направо, первые шесть книг — из той же серии, а это — завершающий том. Помимо этой серии, на полках много других книг из коллекционных серий. Я не думаю, что человек с привычкой коллекционировать станет брать книги почитать, тем более завершающий том.

Ся Сицин изобразил выражение лица восторженного фаната.

— Вау, наш Хэнхэн по-настоящему растрачивает свой талант, не снимаясь в детективных сериалах.

«Наш Хэнхэн???» Хотя такие выражения Чжоу Цзыхэн уже привык видеть в изобилии в постах фанатов в Weibo, но, услышав это из уст Ся Сицина, его обычно отличный контроль над выражением лица чуть не дал сбой.

Глядя на неподдельное, просто невероятное обожание на лице Ся Сицина, Чжоу Цзыхэн не удержался и мысленно огрызнулся:

«А ты-то сам лишь впустую растрачиваешь талант, не становясь актёром».

Всё-таки они участвуют в телешоу, и не стоило быть слишком холодным к такому проявлению горячей «фанатской» любви [1]. Чжоу Цзыхэн кашлянул и глухо произнёс:

— Не факт, что не буду сниматься.

Неизвестно почему, но Ся Сицину именно в этот момент Чжоу Цзыхэн показался даже немного милым.

Он мысленно покачал головой: «Должно быть, у меня помутнение рассудка».

Увидев, что нога Ся Сицина вот-вот наступит на осколки разбитой вазы, Чжоу Цзыхэн не удержался и дёрнул его за руку.

— Осторожно.

Ся Сицин опомнился и посмотрел вниз.

— А, так и ваза тоже разбита. Похоже, тема нашей комнаты — «Осколки».

Сказав это мимоходом, Ся Сицин вдруг почувствовал неладное. Если предыдущая теория Чжоу Цзыхэна о «разбитом» действительно была заранее продуманной организаторами связующей нитью, то не должна ли ваза — тоже  хрупкий предмет — содержать подсказку?

Похоже, слова Ся Сицина навели Чжоу Цзыхэна на ту же мысль. Почти одновременно они оба присели на корточки, с полным взаимопониманием.

На полу лежали осколки фарфора от вазы и рассыпанные белые хризантемы. Ся Сицин веткой хризантемы пошевелил разбросанные осколки и действительно обнаружил свёрнутый в тонкую трубочку бумажный листок.

— Так и есть, здесь есть подсказка.

Он не удержался от внутренней критики: автор сценария этого квеста был действительно дотошным, вот столько подсказок спрятано по углам. Если не додуматься до темы «осколков», ваза, вполне возможно, не была бы разбита.

«Нет, не так». Он быстро отмёл эту мысль у себя в голове.

Чжоу Цзыхэн неожиданно заговорил:

— Значит, организаторы связали нас верёвкой, но не оставили никаких острых инструментов, только одну вазу в качестве украшения, да и ту поставили рядом со мной, именно для того, чтобы мы её разбили.

«Его ход мыслей совпал с моим». Ся Сицин был удивлён, но быстро отреагировал:

— Да, наверное, так и есть. Просто в самом начале мы отвлеклись и не заметили подсказку в вазе.

Как в игре «Змейка»: с чего бы ты ни начал, по какому бы маршруту ни двигался, те плоды, что изначально присутствуют при при запуске игры, ты должен собрать все до единого, иначе — Game Over.

Он неожиданно почувствовал уважение к сценаристу: тот не превратил шоу в линейную игру, где нужно строго следовать шагам по порядку, иначе интерес к игре мог бы упасть. Порядок не важен, последовательность тоже не имеет значения, он даже предусмотрел несколько вариантов решения, плюс добавил в квест тёмную роль убийцы, мгновенно превратив чистую головоломку в режим битвы интеллекта и психологическую войну.

Интересно.

Они развернули бумажку. На ней было написано короткое стихотворение.

Мы когда-то были единым целым.

Судьба вырвала тебя из моего тела, 

Из моих костей, моей плоти, моего сердца, 

Грубо слепив вместе эти уже лишённые смысла органы.

И вместе с тобой, кто был так же разобран и заново собран,

Похоронила рядом, одного за другим,

Под этой оградой, где пышно растут розы.

Лишь заново разобрав,

Вернув тебя мне, а меня — тебе,

Сверху донизу, соединив друг с другом,

Всё вновь обретёт смысл.

Выглядело как стихотворение в готическом стиле, но Ся Сицину почудилось, что что-то не так. Он перевернул листок и обнаружил на обороте надпись.

[2 you.]

— Он написал «to» как «2», точно не просто так. — Ся Сицин не мог быть уверен в остальном, но в этом он был убеждён. На этом этапе игры единственным обнаруженным правилом было — не упускать ни одной странной, кажущейся нелогичной детали.

Брови Чжоу Цзыхэна были напряжённо сведены — казалось, он сосредоточенно обдумывал это стихотворение. 

Вдруг раздался звук уведомления на телефоне.

Ход мыслей был прерван. Они достали телефоны, и на экране появилось новое сообщение:

[Внимание, первый игрок покинул исходную комнату и вошёл в комнату другого игрока.]

— Как быстро! — Ся Сицин огляделся, а затем, улыбаясь, убрал телефон. — Но, похоже, в нашу комнату он не попал. Если этот человек — убийца, и он случайным образом заходит в какую-то комнату… то это шоу, конечно, жутковатое.

Но Чжоу Цзыхэн задал встречный вопрос:

— А если он обычный игрок и попал в комнату убийцы?

Ся Сицин повернулся к нему лицом, выбрав угол, позволяющий избежать крупного плана, поднял руку и, притворяясь, что поправляет воротник, прикрыл микрофон. Лениво изогнув уголки губ, он с самой что ни на есть коварной ухмылкой, беззвучно, одними губами, насмешливо произнёс:

— Разве не интереснее, когда овца сама идёт в пасть тигру?

[1] 热脸 (rè liǎn) — букв. «тёплое лицо» —  метафора для искреннего, дружелюбного, восторженного выражения лица. Эта фраза является отсылкой к идиоме 热脸贴冷屁股 (rè liǎn tiē lěng pì gǔ) — «тёплым лицом прижиматься к холодной заднице», т.е. «стараться понравиться тому, кто отвечает равнодушием».