Онлайн чтение книги Масло на холсте Oil on canvas
2 - 29

Лука подошёл ближе. Его рука коснулась кудрявых волос Тоджина, и пальцы медленно скользнули ниже, по шее, к затылку.

В этом прикосновении ощущалась нежность, и — если уж быть честным — вполне отчётливый сексуальный подтекст.

Тело отреагировало мгновенно. Тоджин едва удержался, чтобы не вздрогнуть, и сжал кулак под столом изо всех сил.

— Единственное, меня раздражает, что первым об этом узнал Клаудио.

Тот фыркнул.

— Ты, значит, всё-таки свихнулся. Ну что ж, я, признаться, давно этого ждал.

Его глаза, в которых смешались любопытство и презрение, уставились на указательный палец Луки.

— Я спятил гораздо раньше. Ещё на карнавале.

— Что?

Вырвалось у Тоджина. Он вздрогнул — и тут же понял, что допустил оплошность.

Лука не растерялся. Его рука легко скользнула по плечу реставратора и осталась там. Слишком ласковый, смущающий жест.

Он сделал резкий вдох. Волнение, что ложь может раскрыться, неожиданно уступило место щекочущему ощущению. Будто от прикосновения и взгляда Луки под кожей зашевелились мурашки.

— Ты не знал?

Промурчал Лука.

— Тогда я и влюбился в тебя.

— Я…впервые это слышу.

Тоджин опустил голову — иначе он просто не знал, куда себя деть.

Да, Лука лгал. Но делал это настолько безупречно, что в эту ложь хотелось поверить. Любой его жест, движение руки, выражение лица — всё будто говорило:

«Это правда».

— Потрясающе.

Процедил Клаудио.

— Узнай об этом бабушка — всё отошло бы мне.

— Мой возлюбленный — человек довольно рассудительный. Я-то сказал, что мне всё равно, но он не хочет никому доставлять лишние неприятности. Ну, для тебя это, конечно, досадно.

Лука не удостоил Клаудио взглядом. Вместо этого он снова провёл пальцами по вьющимся волосам Тоджина, как будто изучая их.

Его длинные пальцы скользили легко, будто плавая в завитках.

Со скрипом отодвинулся стул.

— Кузен, не хочу больше наблюдать эту мерзость, так что я пойду. Ах да, кстати. Я ведь за твои причуды. Если тебе так важно порвать с семьёй ради такого выбора — что ж, твоё дело.

— Сейчас я ослеплён любовью. Но потом, когда будет время, подумаю об этом.

Равнодушно отозвался Лука.

Хлопнула дверь.

Тоджин стряхнул с плеча его руку.

— Ха…

Только теперь Тоджин почувствовал, что может вздохнуть по-настоящему. Он откинулся на спинку стула. Рука, лежащая на бедре, дрожала.

— М-м-м…можно ещё немного вина?

— Конечно. Для моего любимого, с радостью.

Упрекать Луку за шутки не осталось сил.

В отличие от него, Лука выглядел абсолютно невозмутимым. Он спокойно вернулся на своё место и наполнил бокал.

 — Вам бы стоило подумать о творческой профессии, господин Тоджин.

— Пр…простите…

— Ну что вы, между влюблёнными ведь всякое бывает.

Лука легко усмехнулся. И, казалось, вовсе не сердился. Но Тоджин всё равно не мог быть в этом уверен.

Порой люди улыбаются, когда слишком злы или когда настолько поражены, что не могут выразить это иначе.

Он уже извинился — теперь оставалось оправдаться.

— Просто…в тот момент в голове ничего не было. Ни одной внятной мысли…

— Вы всё сделали правильно. Хотя, возможно, позже это вызовет некоторые трудности.

— Трудности?

Лука пригубил вино. Его влажные губы на краю бокала почему-то привлекли внимание Тоджина. Он торопливо отвёл взгляд и переспросил:

— Трудности у вас, синьор Орсини?

— Это может подпортить репутацию.

— Р-репутацию…

— Пойдут слухи. Учитывая, что вы сказали об этом Клаудио — можно считать, что разместили объявление в газете.

— Он что, настолько болтлив?

— Если речь о моих скандалах — ужасно болтлив. Я уверен, он из кожи вон лезет, лишь бы занять кресло директора.

Тоджин понял, что зря надеялся: раз у Луки бабушка — аристократка, то и племянник должен быть сдержанным. Оказалось, нет.

«Киты дерутся — креветки дохнут».

Вспомнилось.

Если Луку и правда выгонят с поста, не придётся ли ему возмещать ущерб?

Теперь до Тоджина стало доходить, что он натворил.

— Тогда, может, лучше сразу сказать, что это неправда? А вдруг вас уволят…

—  Я с самого начала не собирался надолго оставаться директором. А если вы решите сказать, что всё это ложь — у вас есть план, как выкрутиться? Мол, мы восстанавливаем «Игру воды», хотя не знаем, кому она принадлежит, просто из лучших побуждений? Тогда начнутся судебные тяжбы. В таком случае уж лучше сжечь картину.

Тоджин совершил что-то невообразимо глупое. Захотелось вцепиться себе в волосы.

— Тоджин.

Если бы Лука начал его поддразнивать — было бы проще. Но он заговорил так ласково, так по-доброму, что парень почувствовал себя ещё хуже.

— Правда, простите меня. Даже если вы говорите, что всё нормально, мне самому от этого не по себе. Я очень сожалею.

— У меня нет к вам никаких претензий. Скорее удивляюсь, как сам об этом не подумал.

— Что?

— Всё правильно ты сказал. А теперь кушай. Любимый.

Улыбка, что появилась на губах Луки, была тёплой и совершенно обезоруживающей.

«Угх…теперь у меня точно случится несварение».

— Синьор Орсини.

— Да?

— Что же нам делать, если поползут слухи?

Лука взглянул на часы. Тоджин тоже взглянул. Примерно полчаса прошло с тех пор, как Клаудио ушёл.

— Скорее всего, уже поползли.

И тут же зазвонил телефон. Не Тоджина.

— Вам звонят.

— Это не рабочий.

Лука вынул из кармана второй мобильный. Экран не гас. Он не добавил ни слова, но Тоджин и так всё понял. Их «роман» уже стал частью личной драмы аукциониста Орсини.

Звонки не прекращались. Стоило сбросить вызов — через пару секунд раздавался новый звонок.

— Вы точно не собираетесь отвечать?

— Лень, да и...так ведь даже драматичнее, не правда ли?

«Тогда поставил бы на беззвучный…или совсем выключил».

Подумал он с отчаянием, мучаясь от вины, и мельком посмотрел на Луку, который спокойно доедал. 

Через некоторые время Тоджин вяло положил вилку. Всё-таки доел, и даже не помнил, как.

«Как минимум, раз уж я наелся, ещё и вляпался, стоит хоть посуду помыть». 

— Закончили?

— Да.

— Тогда я уберу…

— Нет, оставьте.

Лука остановил его, когда тот поднялся. И мягко перехватил движение:

— Вы будете десерт?

— Десерт? Не откажусь.

— Вот и отлично. Заодно обсудим, как нам дальше разбираться с этой ситуацией.

Тоджин неловко сел обратно.

Варианты, как выкрутиться, казались нелепыми:

«Скажу, что я фантазёр…или что шантажировал Луку…или что плохо знаю итальянский и не то имел в виду».

Каждая мысль — всё глупее предыдущей.

— Тоджин.

Он поднял глаза. 

Лука держал крошечный бокал, над которым горело синее пламя. Тоджин открыл рот, а тот заулыбался, заметив это.

Он поставил напиток на стол и рядом само лакомство — шоколадный мусс с малиной.

— Задувайте и попробуйте.

— Это…кофе?

— Дижестив. А то у вас был такой вид, будто сейчас прямо здесь свалитесь с желудочными коликами.

* Дижестив — общее название напитков, которые подают после еды. Считается, что дижестив помогает перевариванию пищи. Обычно это ликёры, крепкие настойки или бренди.

— Ах, вот оно что…

— Я уже говорил, что вы совсем не умеете скрывать свои эмоции.

Пламя погасло. На вкус напиток напоминал крепкий чёрный кофе с сахаром.

Тоджин взял ложку и попробовал мусс.

Лука ел тот же десерт.

«Десерт и Лука Орсини…совсем не сочетаются, но это так удивительно, что глаз не оторвать».

Как лев на чаепитии.

Лука заметил взгляд и поднял голову.

— А…ну, может, если вы…ну, скажете, что это недоразумение?

— Недоразумение?

Тоджин сосредоточился на остатках мусса, собирая всё до последней капли.

— Сейчас уже не получится сказать, что всё это ложь, так что остаётся только настаивать на своём.

— И как долго мы будем это делать?

— Примерно до момента, когда покажем «Игру воды». Где-то до или сразу после. Вас это устраивает?

— А потом расстаёмся?

— Да. Разойдёмся под предлогом «не сошлись характерами».

«С Лукой всё сложно. Ещё и звонки не прекращаются. Разрыв тоже будет «со спецэффектами», словно развод известной пары. Может, конечно, оно само по себе потом сойдёт на нет…»

Орсини жил в мире, совершенно чуждом повседневной реальности. Почти как в историческом романе. Династия, власть, наследники…

— Тоджин, вы предпочли бы какую-то другую причину для расставания? Что-то посущественнее?

— Мне-то всё равно. Но вам, синьор Орсини…правда нормально быть со мной? У вас ведь за спиной влиятельная семья…что-то такое я слышал. Вы, часом, не наследник трона?

— Вы сейчас серьёзно?

— Ну…отчасти.

— Думаю, вам стоило не реставрацией заниматься, а писать сценарии, Тоджин.

Судя по выражению лица, он был искренне поражён. И слегка развеселён.

— В итоге всё сводится к тому, кто унаследует больше денег, верно? Меня это мало волнует, так что слухи о том, что я с Тоджином, — меня не тревожат.

— Но…вы же любите деньги.

— Возможно.

Лука замер перед тем, как ответить.

— Но деньги мне не настолько необходимы, чтобы за них цепляться. Да и, как давно уже поговаривают, я не особенно привередлив в выборе партнёра.

Тоджин мысленно состроил недовольную гримасу, но вслух сказать не посмел — был слишком виноват.

— А…правда…вы совсем не привередливы?

Фраза — просто чтобы поддержать разговор, на автомате.

Но Лука склонил голову:

— А вы как думаете?

«Не то чтобы мне было интересно, но, кажется, ответ и так очевиден. Это же он на вечеринке пытался затащить меня наверх. Точно не привередлив и не разборчив».

Мысль вызвала у Тоджина легкое раздражение. Какого рода была эта эмоция — ему неведомо.

Он решил, что это из-за назойливого телефона, который не смолкал уже, казалось, вечность.

— Я должен уважать вашу личную жизнь, синьор Орсини.

Ответ, по его мнению, был довольно уместным. Вежливый, зрелый, уклончивый — и этим Тоджин даже немного гордился.

— Но, Тоджин.

— Да?

— А вы?

— Простите?

— Вас не смущает, что теперь будут говорить, будто вы встречаетесь со мной?

— А…

«Вот об этом я и не подумал…»

— Это создаст вам проблемы?

Предсказать, какие последствия это может повлечь, Тоджин не мог. Но то, что это будет головной болью — у него не вызывало сомнений. 

«Ну, сам начал — сам и расхлёбывай…»

Он глубоко вдохнул.

— Родители, если узнают, с инфарктом слягут. Но, думаю, до Кореи слух не дойдёт.

«Проблем точно не избежать, но я и так тут всегда был чужаком. Если получится восстановить «Игру воды» самостоятельно — оно того стоит».

— Тогда договорились. Мы влюбились друг в друга, поэтому я привёл Тоджина жить в этот дом. Вот почему и я, и вы теперь часто бываем здесь, проводим время вместе. Будем твердить об этом. Вы не возражаете?

Если не считать всей этой любовной чепухи — план звучал вполне приемлемо.

— Просто…один момент.

— Что-то вас смущает?

— Ну, если вдруг…то есть, ну, вдруг вы…в смысле, если вдруг решите… какие-то прикосновения, ну, знаете, как…э…

Язык заплетался.

Сам факт, что он заранее это озвучивал, заставлял его чувствовать себя глупо. Но с учётом репутации Луки — молчать было бы неосмотрительно.

— А.

Лука сообразил, о чём он.

— Ну, только если перед другими, чтобы не вызывать подозрений. В пределах разумного.

— Да, главное — в пределах разумного, чтобы не вызвать подозрений. Это и есть самое важное. Но...главное — ни в коем случае ни капли не переигрывать.

— Переигрывать? Что вы имеете в виду, Тоджин?

«Вот только не заставляй меня это вслух проговаривать…»

Лука, несомненно, развлекался. Он вёл себя так, будто уже держит все карты на руках. Тоджина это бесило.

Но лучше уж один раз пережить неловкость, чем потом быть застигнутым врасплох.

— Целоваться на людях — это уже перебор.

— Разве вы сами не говорили, что это помогло в реставрации?

— Реставрировать ведь не придётся на публике.

— То есть поцелуи, которые помогают реставрации, — всё же допустимы?

Голос Луки был бархатным и игривым. Тоджин узнал этот тон. Тот всегда так шутил, когда хотел подразнить.

— Н-нет, то есть…

Знал, что это ловушка, и всё равно попался.

Лука не только запомнил его прежние слова, но и использовал их против него.

«Вот зачем я тогда вообще это брякнул…»

Он сглотнул.

«Не ввязывайся в это. Не начинай».

Взял себя в руки и продолжил:

— Синьор Орсини, я не о том. На мой взгляд, допустимо разве что подержаться за руки, обнять, поцеловать в щёку. Вот в таких пределах.

— Тоджин.

Лука нахмурился и покачал головой.

— Знаете, встречаться с родственниками — незаконно.

— Простите?

— Такое поведение уместно разве что с родственником, которого давно не видел. А нам нужно, чтобы на людях это выглядело как роман.

— Вы ведь и с собственной семьёй не особенно близки, не так ли, синьор Орсини?

Эта жалкая попытка уколоть даже Тоджину показалась беспомощной. Лука хмыкнул.

Он признал своё поражение. Против Луки, особенно когда тот настроен на игру, у него не было шансов.

А главное — это лицо. Чёртова улыбка, которая разоружала. Улыбка лукавая, дворянская и бесстыдно обаятельная.

— Нам ведь предстоит изображать влюблённых, Тоджин. Вам не кажется, что вы слишком слабо справляетесь с этой ролью?

— Просто...у нас в стране, где всё ещё сильны конфуцианские взгляды...

— Конфуцианство? Оно вообще допускает такие вещи между мужчинами?

* Конфуцианские взгляды — морально-этическая система, глубоко укоренившаяся в корейской культуре. Она подчёркивает уважение к старшим, строгое соблюдение иерархии, самообладание, скромность и преданность семейным ценностям. В корейском обществе конфуцианство долгое время формировало общественные нормы, включая представления о допустимом поведении и ролях мужчин и женщин. В этом контексте однополые отношения зачастую воспринимаются как противоречащие традиционным представлениям о морали и порядке.

Тоджин захотел провалиться сквозь землю.

«Что я несу, боже…»

Он крепко зажмурился.

«Чистое издевательство».

И резко встал.

Нет смысла говорить дальше — только ещё больше ерунды наплетёт. Явно не его день.

Эта чёртова деловая трапеза уже успела лишить его всего — достоинства, самоуважения.

— Я, пожалуй, пойду. То есть…да, я пойду.

Лука просто смотрел на него с интересом — даже не подумал остановить.

— Спокойной ночи, дорогой.

Тоджин, раздражённый и уставший, не стал отвечать — только осторожно начал подниматься по ступеням. Лука рассмеялся ему вслед.