Онлайн чтение книги Масло на холсте Oil on canvas
1 - 13

Аукционист зарабатывает на жизнь продажей вещей. А продавать — значит, в сущности, искусно соблазнять.

Такая у него работа. У этого ужасного Луки Орсини.

— Просто скажите, чего вы хотите, Тоджин.

Очевидная ловушка. И всё же выхода не было.

— Дайте одно обещание.

— Говорите.

— Не трогайте то, что я сейчас восстанавливаю. Точнее, дайте мне довести работу до конца.

Простая просьба. Звучит так, будто в ней нет ничего странного.

Для Луки это являлось сущим пустяком, чем-то настолько ничтожным, что даже досадно. Но на предложение он клюнул не сразу. 

— Говорят, вас пригласили только для очистки картин. И вы правда хотите делать это в одиночку?

— Это часть моей работы.

— Вы вроде не очень любите этим заниматься.

— Простите?

Мужчина сузил светло-зелёные глаза, как бы анализируя лицо собеседника.

— Не знаю, с чего вы это взяли. Чистка — основа реставрации.

— Тогда, когда я предложил вам заказ, вы не проявили интерес, услышав, что речь о чистке.

Меткое замечание.

Такие заказы Тоджин считал скучными. Это основа реставрации, важная и необходимая, с тонкостями, которые могут уловить лишь профессионалы. Но для его амбиций и навыков — этого мало.

Тоджин жаждал большего. Филигранной работы, требующей воображения, логики и сосредоточенности одновременно.

Он хотел, чтобы потасканные, изношенные полотна оживали в его руках, словно заново рождённые.

Но откуда бы этому человеку знать, что чувствует Тоджин?

Сейчас главное было — получить от Луки Орсини обещание.

— Если вы не пообещаете, тогда пойду в полицию. Я ведь уже говорил, что у меня есть доказательства.

«Он уступит, он не хочет шумихи».

Человек, который приехал в этот дом один, сразу после известий о смерти бабушки, точно не хочет огласки.

И Тоджин не ошибся. Лука, словно закончив мысленный расчёт, мягко улыбнулся.

— Хорошо. Обещаю, Тоджин.

— Всё, над чем я работаю, останется за мной?

— Пока что — да.

— Пока что?

— Надо же сначала посмотреть, что вы там прячете. Оставим немного пространства для переговоров.

Если надавить сильнее, неизвестно, что он выкинет. В такой шаткой ситуации, где обещание могло в любой момент обернуться пустым звуком, нельзя было продолжать настаивать.

Тоджин мягко добавил.

— Но всё же, синьор Орсини, вы ведь имеете в виду, что я продолжу работу над тем, что уже начал?

— Да. Хотя не уверен, что всё это в моей власти.

Последнюю фразу он проигнорировал. Если «Игра воды» наверху действительно та самая «Игра воды», то право собственности должно вернуться к ним.

Тоджин не хотел владеть этой картиной. Кто бы ни оказался её хозяином, ему было важно одно: не упустить шанс её восстановить.

Он хотел оставить своё имя — имя реставратора — под этим непревзойдённым шедевром.

А для этого лучше было заранее заручиться поддержкой семьи Орсини. Любой ценой.

Они направились на самый верхний этаж, в студию.

Поднимаясь по лестнице за Лукой, Тоджин прокручивал в голове только что завершённую словесную схватку.

«Почему ему вообще понадобилось что-то скрывать? Из-за денег?»

— Можно спросить кое-что, синьор Орсини?

— Спрашивайте.

— Разве вы не из тех, кому деньги вроде бы и не нужны?

— А вы знаете хоть одного человека, которому не нужны деньги?

— Если бы вам действительно были нужны деньги, вы бы продали ту детскую картину. У Марисы ведь нет работ, более известных, чем та. И в то же время — не похоже, чтобы у вас была какая-то особая привязанность к тёте или к её творчеству. Вот я и думаю — если не ради денег, то зачем вы вообще хотите видеть эти картины?

— У каждого свои причины.

Ответил Лука, поставив точку в разговоре.

Это была одна из тех ничего не значащих фраз, после которых становится ясно: тебе туда хода нет. И по сути, он был прав — Тоджину это знать вовсе не обязательно.

«Да, я, наверное, и правда перегнул».

Подумал Тоджин, толкая дверь студии.

— Это…тут небольшой беспорядок.

— Небольшой беспорядок?!

Дверь в студию распахнулась, и первое, что вырвалось у мужчины, — было именно это.

Тоджин быстро шагнул внутрь. Чтобы хоть как-то закрыть обзор, он встал прямо перед кусками холста, беспорядочно разложенными на реставрационном столе.

Но взгляд Луки был прикован к стене, в которой зияла дыра.

— Что тут вообще за чертовщина творится?

Он подошёл к фреске. Когда принялся осматривать и её, и настоящую стену позади неё, то лицо стало серьёзным.

Пока Лука отвлёкся, Тоджин потянулся назад и наспех сложил куски холста пополам, прикрыв их тканью.

Фрагменты шедевра скрылись под льном.

«Чёрт…»

Слишком поспешное движение — и два довольно крупных куска холста с шелестом соскользнули под стол.

— Не верится, что вы можете восстанавливать и восточную живопись, и маслянные картины, и фрески разом.

Заметил Лука, не оборачиваясь.

Он всё ещё смотрел на стену. А Тоджин, сжав зубы, пытался придумать, как бы так поднять эти куски, чтобы не выдать себя.

Проблема заключалась не только в том, что это могло привлечь внимание, — он не должен был касаться полотна без перчаток.

«Если только за самый край, а потом всё тщательно прочищу».

Убедив себя, он быстро поднял упавшие фрагменты.

— Это подделка, верно? Даже мазки неубедительные. Но зачем она здесь, и почему в таком состоянии?

— Это…

Тоджин торопясь засунул фрагменты холста в карман.

Он не договорил, и Лука обернулся с вопросом, написанным на лице.

— Просто…к этому месту…синьора велела не прикасаться.

— Так оно и выглядело изначально?

Тоджин лишь кивнул. Синьора мертва. И теперь только ему одному было известно, что именно он превратил эту фреску в руины.

Если в будущем, во время экспертизы у дяди Нади, выяснится, что стена старая или обладает хоть какой-то ценностью, не связанной с «Игрой воды», тогда можно будет просто официально запросить разрешение на реставрацию.

«С ума сойти!»

Сколько бы он себе это ни объяснял, ложь оставалась ложью. Губы пересохли.

Лука пнул опрокинутую рядом лестницу. Будто сыщик, охотящийся за уликами.

И это было далеко не самое страшное. Куски картины, теперь уже смятые, лежали в его кармане.

Наверное, даже пламя там ощущалось бы безопаснее.

— Тоджин.

Взгляд Луки скользнул по бледному лицу парня — и остановился на столе, который тот пытался загородить собой.

В животе всё сжалось.

Бип, бип, бип, бип, бип, бип...

И, как назло, именно в этот момент сработала грёбаная охранная сигнализация.

— Вы ведь бывали здесь не раз. Так может, выключите её?

Бросил Лука.

Выражение его лица было непроницаемым.

Не желая поворачиваться, Тоджин всё же подошёл к панели и ввёл код. Сигнализация отключилась. Он медленно обернулся и увидел Луку Орсини рядом с реставрационным столом, на котором лежала «Игра воды».

Мужчина уже поднял укрывшую полотно льняную ткань.

— Теперь, когда я понял, что вы тут на вполне законных основаниях, мне бы хотелось узнать, что это за вещь.

Светло-зелёные и голубые краски. Лицо женщины — чуть сердитое, с поджатыми губами — он разложил кусочки так, что это можно было увидеть.

Тоджин сглотнул.

— Это картина, которую я собираюсь восстановить.

— Но вы ещё даже не начинали. Она была в том ящике? Вон там?

— Н-нет.

«Как он вообще заметил тот ящик, спрятанный в углу?»

— Вы знаете, что у вас это плохо выходит? Врать, я имею в виду.

— Простите?

— Важно хорошо понимать самого себя. Если это сделает другой — реагировать будет поздно.

Не успел Тоджин ничего сказать, как Лука протянул руку к деревянной раме холста. Предупредить, остановить — времени не было.

— К примеру, у меня острое зрение и быстрая реакция — ценный навык для аукциониста.

Проговорил он и резким движением перевернул холст.

Оборотная сторона — с оставшимися фрагментами и пятном чёрного загрязнения — предстала во всей своей бедственной красе.

Лука замолчал. Потом, почти на выдохе, сказал:

— Очень похоже на одну картину, которую я знаю.

Картину, которую он знал. Разумеется. В прославленной семье Орсини наверняка видели её не раз.

— Тоджин, здесь не было никаких документов? Бумаг?

— Ничего не было. Я всё проверил — по крайней мере, в пределах этой студии точно.

Смешно было бы скрывать правду от того, кто уже и так всё понял. Хотя бы то, что эта картина похожа на «Игру воды», теперь подтверждено — подтверждено Орсини. Это уже кое-что.

«А вот подлинность — совсем другой вопрос…»

Лука продолжал внимательно смотреть на полотно. Он не был экспертом, не проводил экспертизу, не делал выводов. Но Тоджин всё же спросил:

— Может, это подделка?

— А вы сами так думаете, Тоджин?

«Нет».

Но вслух он этого не сказал. Иногда молчание — тоже ответ.

И теперь они оба стояли, глядя на обрывки легендарного полотна. Даже если сейчас оно было лишь тряпьём.

Первым тишину нарушил Лука.

— Кто-нибудь, кроме вас, в курсе?

— Я нашёл её вчера. Никто больше не знает.

— Вы ведь просили, чтобы вам позволили довести реставрацию до конца.

— Да.

— Судя по всему, эту вы ещё даже не начинали.

Говорил он по-итальянски медленно, нарочито монотонно.

— Если быть точным. Сейчас вы ведь не занимаетесь её восстановлением, да?

— Послушайте, ну не ведите себя настолько мелочно.

— Мелочно?

Он округлил глаза, будто впервые услышал это слово. От этого жеста Тоджина аж передёрнуло.

Да, попался на том, что прятал — но всё же, обещание есть обещание.

«У меня, между прочим, тоже есть, что сказать!»

Он уже собирался заявить, что реставрация начинается с того самого момента, как ты достаёшь картину из ящика, — как вдруг Лука махнул рукой, перебивая.

— Пока мы не уверены, копия это или оригинал, лучше держать сам факт её существования в секрете. Думаю, стоит начать с экспертизы. Важно понять, настоящая ли она.

Говорил легко и обтекаемо, но Тоджин тут же понял, к чему он клонит.

— Раз вы хотите, чтобы об этом никто не знал, значит, причина у вас есть.

— Рад, что мы быстро понимаем друг друга.

— Нет, мне бы и правда хотелось, чтобы мы понимали друг друга. Начнём с того, что у меня нет ни одной причины хранить этот секрет.

— Ну, я могу предоставить вам всё необходимое для того, чтобы было проще держать всё в тайне.

— Нет.

«Что вообще это значит?!»

Лука только что предложил ему деньги. Сказал это мягко, элегантно, по-итальянски, но сути это не меняло.

— Для начала решите вопрос с тем несправедливым отношением, которое я получаю в Кадорсини.

Он не стал вдаваться в подробности, но Лука и не удивился. Видимо знал, о чём речь.

— Хорошо.

— И ещё. Если это подлинник, я хочу взять его на себя. Полностью. Работать над ним один. Это и будет моей «платой» за то, что сохраню тайну. В конце концов, я и так получаю полную зарплату.

— А если окажется подделкой?

— Тогда…

Тоджин не подумал об этом. Просто не допускал такой возможности — наверное, поэтому и не подготовился.

Пока он молчал, Лука продолжил, неторопливо:

— Если экспертиза подтвердит, что это подделка — по правилам её полагается уничтожить. Таково требование фонда Батисты Соролья.

Бывали такие фонды, которые уделяли особенно много внимания борьбе с подделками.

Тоджин по-прежнему не верил, что это фальшивка. Но если окажется так — за копию не стал бы бороться. Он кивнул. Лука щёлкнул пальцами, подводя итог:

— Тогда я передам картину на экспертизу знакомым специалистам. Им можно доверять. Это не займёт много времени.

Тоджин хотел сказать, что уже сегодня утром отправил образец на радиоуглеродный анализ, но промолчал.

Так или иначе, без тщательной проверки не обойтись. Он снова кивнул.

— Но тогда покажите мне все сопроводительные бумаги. Чтобы я мог быть уверен.

— Согласен.

Лука Орсини протянул руку. Похоже, для рукопожатия. Рука была крупная, крепкая.

Тоджин взглянул на неё, а затем поднял глаза на мужчину. В выражении лица, невозмутимом и слишком безобидном, не было ни капли искренности. Очевидно, что тот играл роль. 

— Минутку. Ещё кое-что.

Он не мог вот так просто ему поверить.