У Тоджина не было особой причины скрывать кольцо. Просто казалось, что так будет правильнее.
По крайней мере, потом он мог бы сказать, что поступил по совести — принёс кольцо, чтобы вернуть. Хотя и сам понимал: отдать его синьоре будет непросто. Да и выгоднее пока оставить при себе.
Если вдруг позже всплывёт, что он бывал в доме Орсини, а семья, преисполненная своей великой праведностью, решит обрушиться на него — кольцо могло бы стать доказательством: синьора дала разрешение на это.
«Наивно, конечно».
Теперь, когда всё раскрылось, и Тоджин увидел этих людей воочию, в голову закралась новая мысль:
«А что, если подумают, что я его украл?»
Почему-то щемящее чувство вины только усилилось.
«Возьми, пока не закончишь реставрацию — потом вернёшь».
Таков был их уговор. Работа подошла к концу. Если Тоджин и будет появляться в доме Марисы, то, скорее всего, только с позволения Луки Орсини.
Он снял кольцо, не испытывая особого сожаления.
— Я верну его вам.
— Оно не моё.
Парень задумался на секунду, затем снова протянул кольцо.
— Тогда считайте, что я не возвращаю, просто отдаю. Вещь-то всё равно принадлежит вашей семье.
Лука лишь пожал плечами. И только. Он не сделал попытки взять кольцо. Вместо этого предложил нечто странное.
— А если Тоджин оставит его себе?
— Мне-то зачем? Предлагаете носить?
— Можно переплавить и продать.
— У меня есть совесть.
Тоджин хоть и ответил так — но, по правде говоря, такая мысль мелькала у него раньше.
Вне всяких сомнений: род Орсини не из тех, кто делал бы кольцо из металла с позолотой — это чистое золото. Переплавь и продай — и в убытке точно не останешься.
Однако в Венеции, если такой иностранец, как Тоджин, придёт в ювелирную мастерскую с просьбой переплавить фамильный перстень рода Орсини, в лучшем случае его примут за дурака с подделкой. В худшем — сдадут полицейским.
— Мы договорились с синьорой: я верну ей кольцо, когда реставрация будет завершена.
— И кому вы теперь собираетесь его возвращать?
Тут он прав. Момент упущен. Синьора теперь покоится в могиле — без кольца своего рода, не успев передать его по крови, не унеся с собой.
— Оставлю у неё в доме. Пусть семья разбирается.
— Вы помните, мы договорились, что пока вам не стоит туда приходить?
«Так забери сам, раз такой умный! Отказываешься — и меня в тупик ставишь. Что мне с ним делать?»
Сдержав слова, уже готовые сорваться с языка, Тоджин выдохнул и буркнул.
— Может тогда, просто выбросить его в воду?
— Просто пока оставьте его у себя.
— Вы уже в который раз это повторяете. Даже если я его оставлю — для чего мне это кольцо?
— Обычно кольца носят на пальце. И, между прочим, оно вам очень идёт.
Это ведь не какое-нибудь модное украшение. Судя по всему, перстню как минимум несколько сотен лет, и если уж говорить о дизайне — он давно устарел. Массивное, тяжёлое, грубое золотое кольцо, лишённое всякой изящности.
Трудно воспринять всерьёз комментарий, что оно ему «идёт». В конце концов, он же не гангстер какой-то.
Тоджин вертел кольцо в ладони, но решение принять не мог.
— Может если у кого-то из вашей семьи недавно пропало что-то подобное — можно сказать, что я нашёл и вернуть?
— Пропало?
— Ну…не обязательно у синьоры.
— Господин Пэ, вы считаете, что такие перстни выдают каждому члену семьи Орсини?
В тоне Луки послышалась лёгкая насмешка — без злобы, но достаточно, чтобы Тоджин понял: промахнулся.
Разве такие кольца не полагались всем в роду? Он был уверен…ну, почти уверен.
— Этот перстень обычно передаётся наследнику.
— Пр...простите, что?
— Да, звучит немного устаревше. Мы вовсе не род с гербом и замками. Всё это кажется странным, если не сказать смешным. Но, знаете…некоторые всё ещё придают значение символам.
— Мы ведь не в средневековье.
На это Лука мягко рассмеялся.
«Я не шучу!»
Он только закатил глаза на этот смех.
— Найдётся немало желающих за него сражаться. К примеру — я, Клаудио, мой отец, а также старший брат отца, формальный наследник рода Орсини.
Чем больше Тоджин слушал, тем отчётливее ощущал: в руки попало действительно что-то опасное. Вещь, которую он не имел права хранить у себя.
— Тогда тем более не понимаю, почему перстень у меня. Возьмите, пожалуйста. Не хочу в это вмешиваться.
— Ведь все мы взрослые люди. Нет смысла спорить из-за какого-то кольца. Лучше пусть считают, что оно пропало. Так будет спокойнее.
«Да просто выбросить — и всё! Зачем синьора передала такой важный предмет мне?»
Толку возмущаться — синьоры уже нет.
Тоджин решил, что в крайнем случае, просто потеряет кольцо. Однажды рука случайно дрогнет над каналом и его как ни бывало.
Лука посмотрел на лицо Тоджина — такое решительное, будто он уже придумал план — и хмыкнул.
— Позвольте напомнить: его носил сам Папа Римский. Историческая реликвия. Реставратор, насколько я понимаю, не станет уничтожать нечто насколько ценное, верно?
— Давайте говорить честно: вы просто не хотите с ним расставаться, поэтому и решили переложить это на меня. Я прав?
— Возможно.
«Вот наглец. Все тут, похоже, думают только о своей выгоде».
Тоджин только закатил глаза и молча взглянул на Луку. Его улыбка — небрежная, с тенью лукавства — неожиданно выбивалась из привычного высокомерного облика. Отвести взгляд сразу оказалось непросто.
— Кстати, Клаудио знает, что кольцо у вас?
— Простите? Но вы ведь сами только что его обнаружили. Тогда откуда ему знать? Мы ведь даже не были знакомы.
— Тогда почему, как вы думаете, он так заинтересовался вами?
— Это я и сам...
Тоджин хотел было сказать, что не знает. Но остановился. А вдруг он видел именно его в доме Марисы?
Нет, маловероятно. Он тогда скрылся довольно быстро — даже подвернул ногу, пока перепрыгивал через забор. И если Клаудио и заметил его, то разве что спину, да и то мельком, в момент, когда дверь открылась.
— Понятия не имею.
— Я слишком хорошо знаю своего кузена. И понимаю, насколько для него нехарактерно проявлять интерес без причины. Вы действительно не догадываетесь, почему?
Догадки имелись. Но стоило ли делиться этим сейчас — Тоджин не знал. Сложно было понять, обернётся ли правда в его пользу или навредит.
Лука — несмотря на их контракт — не являлся ни врагом, ни союзником. Кем-то посередине. Раскрывать лишнее такому человеку — идея сомнительная. Тем более если всё строится лишь на догадках.
— Может, я ему просто понравился?
Это была попытка пошутить. Неудачная.
Но он не ожидал, что Лука помрачнеет — с таким выражением лица, будто ему плюнули в душу.
— Жаль, если так. Моему кузену не повезло.
— Простите?
— Разве вы не заняты? Судя по слухам, вы втянуты в любовный треугольник в реставрационной мастерской.
— Простите, что вы…
У Тоджина отвисла челюсть. Он даже спорить не хотел — настолько это глупо звучало.
Что самое обидное — его ставили в один ряд с чёртовым Лоренцо. С этим лысым недоумком.
— Простите, но это чушь! И всё из-за этого идиота. Я про Лоренцо. Теперь мне приходится работать с восточной живописью, которую я в жизни не реставрировал! И всё только потому, что кто-то решил: между мной, Джеммой и этим…гением что-то есть!
— Насколько мне известно, это история о начальнике, ослеплённом ревностью, и его возлюбленной. Звучит как самый обычный служебный роман. Вполне правдоподобно.
— Простите, но я не понимаю, почему должен объясняться перед вами, синьор Орсини. Между мной и Джеммой ничего нет, мы просто друзья.
— Значит, ревнует она, а вы влюблены в лысого?
«Он что, после «Игры воды» с ума сошёл от счастья?»
Лука нарисовал указательным пальцем треугольник в воздухе. Будто прочертил невидимую нить, соединяющую парня с Джеммой и Лоренцо.
Даже представлять такое не хотелось. Омерзительно. Тоджин резко схватил его руку и опустил.
— Если у меня, по-твоему, настолько отвратительный вкус, что мне мог понравиться этот лысый ублюдок — как я вообще мог бы зарабатывать на жизнь реставрацией?
Он в порыве злости заговорил с ним неформально. И тут же сжал зубы, пытаясь взять себя в руки. Этого ещё не хватало — перейти на «ты» с Лукой Орсини.
Да и выражения вроде «лысый ублюдок» — пожалуй, не очень уместны, ведь речь шла о коллеге. Но, по меркам Тоджина, это едва ли не самая вежливая форма ярости, на которую он вообще способен.
Лука посмотрел на него так, будто перед ним тявкающая, но отважная собака. Взгляд — чуть насмешливый и восхищённый.
— Вот-вот. Я тоже удивился таким слухам, даже испугался.
Мужчина явно дразнил его. Без сомнений. Видимо, он получал удовольствие, провоцируя людей.
Даже со всеми своими наследственными перстнями и голубой кровью, тот оставался, мягко говоря, человеком недостаточно зрелым.
— Послушайте, синьор Орсини...
— Да?
— Хм…нет, ничего.
«Понятия не имею, почему постоянно меня дразнит. Но, учитывая, какой он скользкий тип и как может ответить, лучше пока промолчать».
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления