Тоджин прибыл в дом синьоры немного раньше назначенного времени.
На всякий случай позвонил в дверь, но ответа не последовало.
Тогда он воспользовался ключом, который получил несколько дней назад, и вошёл внутрь.
Первое, что он увидел, — это просторный зал с массивным столом.
Вдоль стены стоял шкаф с коллекцией крепкого алкоголя и вин.
Рядом находилась кухня, плотно заставленная бытовой техникой.
«Кто-то за этим домом ухаживает».
Подумал он.
Хотя холодильник даже не был подключён к сети, вода из крана текла исправно, а на столе не было ни пылинки.
Стоило подняться на второй этаж, и перед ним развернулся настоящий парк развлечений для чудаковатых художников.
Будто он перенёсся на двести лет назад в место, где могли собираться творцы того времени, устраивать пиры и бесконечные дискуссии об искусстве.
Когда он был здесь в прошлый раз, не заметил этого из-за тяжёлых занавесок.
Но теперь, раздвинув их, Тоджин увидел огромное окно с решётчатыми створками, через которое в комнату лился свет.
Внутри, за стеклянными дверцами коричневого шкафа, стояло несколько фарфоровых и керамических статуэток.
В глаза бросились: позолоченное зеркало, солнечные часы, мраморные скульптуры и нож с инкрустацией из красных камней.
— Ух ты…
На треугольной подставке покоился странный предмет — небольшой, похожий на телескоп, размером с ладонь.
Золотистый корпус прибора был украшен выгравированными цветами и львами, а с той стороны, где должен был быть объектив, его закрывал камень, переливающийся, как опал.
Тоджин поднёс глаз к окуляру.
Зелёные, фиолетовые, синие и розовые всполохи складывались в узоры, и каждый раз, когда он слегка проворачивал корпус, они менялись, образуя новые сочетания.
— Калейдоскоп!
Воскрикнул он.
— Тут можно музей открывать.
Это была его краткая оценка.
Где бы он ни остановил взгляд, везде находились вещи не слишком полезные, но бесконечно прекрасные и редкие.
«Я уже видел это место».
Он вспомнил картину с этим странным интерьером.
Подозрения превратились в уверенность.
«Это дом Марисы Орсини».
А за уверенностью пришло настоящее восхищение.
Быть здесь, видеть её работы — даже незаконченные, даже просто копии — это было привилегией, которая не снилась ни одному её поклоннику.
«Я выиграл в лотерею…»
Не раздумывая, он поднялся на второй этаж и открыл дверь.
Картины были на месте.
Посреди комнаты стоял массивный стол, а на нём аккуратно разложены реставрационные инструменты.
Передвижные лампы, художественные краски, клей, микроскопы, увеличительные стёкла, лак.
Здесь было всё, что нужно для реставрации, причём новое, словно только что из магазина.
— Ух ты…
В этом городе порой сложно быстро найти даже самые необходимые вещи. Но тут оказалось буквально всё.
— Синьора есть синьора.
Посреди просторного стола, который, казалось, недавно здесь поставили, лежал небольшой, пожелтевший от времени лист бумаги.
Сверху его прижимал хрустальный пресс-папье.
*Пресс-папье — тяжёлый предмет, используемый для прижатия листов бумаги, чтобы они не разлетались. Чаще всего изготавливается из стекла, металла, камня или керамики и может иметь декоративную форму.
На бумаге было написано десятизначное число — скорее всего, телефонный номер синьоры.
А ниже ещё одна комбинация — шесть случайных цифр, смысл которых был непонятен.
Логично, что номер оставили для связи — вдруг ему понадобится что-то для работы или возникнут вопросы.
«Хотя, для работы тут есть всё…»
Повреждённых полотен почти не было, так что чаще всего ему придётся использовать ватные палочки для чистки.
Тоджин достал планшет и надел перчатки.
Он только собрался поднять ближайшую картину с пола и перенести её на стол, когда…
Пи, пи, пи, пи, пи.
Прозвучал электронный сигнал.
Тоджин едва не выронил картину, но, к счастью, удержал её.
«Разве когда я был здесь с синьорой, раздавался такой звук?»
Тогда его внимание было полностью захвачено бесчисленными картинами и фреской, так что он не мог вспомнить.
Он поспешно осмотрелся, пытаясь найти источник звука, но затем…
— Ах!
В его памяти всплыл пожелтевший листок.
Достав его, он подошёл к панели рядом с дверью и ввёл туда шесть указанных цифр.
Сигнал тут же стих.
— Фух…
По спине пробежал холодный пот.
Тоджин глубоко вдохнул и выдохнул, успокаиваясь.
Он ещё не был уверен, принадлежит ли картина на столе кисти Марисы Орсини.
Этот дом, несомненно, был её мастерской, но среди работ иногда попадались полотна с чужими подписями.
«Но всё равно, её руки к ним прикасались».
Одна эта мысль вызывала у него приятное волнение, как у её фаната.
Сделав фотографии с разных ракурсов, он взял увеличительное стекло и изучил состояние полотна.
Потом запустил запись, чтобы зафиксировать процесс реставрации, и начал чистку.
Это была рутинная работа.
Не сложная.
Монотонная.
Почти умиротворяющая.
***
Говорят, чтобы выработать привычку, нужно две недели.
Похоже, это действительно так.
Тоджин привык к своему расписанию: утренней работе в музее и послеобеденной реставрации в доме Марисы Орсини.
Лоренцо, как и раньше, давал ему работать только с восточной живописью.
Заказов на реставрацию масляных полотен становилось всё больше, а рабочие часы Тоджина — всё короче.
Так что временами Лоренцо нехотя поручал ему сложные работы по восстановлению масляной живописи.
— Да ты хоть немножко думай, когда пишешь отчёты! Кто тебя вообще учил работать?!
В этот день Лоренцо был в особенно плохом настроении.
Он заметил, как Джемма перекинулась с Тоджином парой шуток, и тут же вызвал его к себе.
Повод? Придраться к отчёту по реставрации, который Тоджин сдал два дня назад.
Хотя тот уже был принят без нареканий.
«Ну и гавкай, сколько хочешь».
Тоджин изобразил печальное выражение лица.
Бессмысленные тирады начальства не сильно его задевали.
— Буду внимательнее в следующий раз.
Изобразив унылый вид и грустно посмотрев на Лоренцо, он сделал вид, что раскаивается.
Похоже, этого оказалось достаточно — Лоренцо выдохся.
— А теперь поднимись-ка наверх.
— Что?
— Ты оглох или итальянский не понимаешь?
Лоренцо, как всегда, умудрился сказать это так, чтобы Джемма не услышала.
Тоджин сжал челюсти.
«Пусть споткнётся на улице и разобьёт себе нос. Пусть у него выпадут последние волосы из-за нового шампуня».
Мысленные проклятья помогали держать себя в руках.
— Простите, мой итальянский всё ещё оставляет желать лучшего. Меня зовёт синьора?
— Ага.
Лоренцо на секунду замолк — похоже, Джемма смотрела в их сторону.
И тут же натянул фальшивую улыбку, изображая заботу.
— Надеюсь, тебя не попросят больше не появляться.
«Лучше бы ты просто проклял меня».
Очевидно, он не знал об их договорённостях, поэтому тот факт, что синьора снова вызвала Тоджина, выглядел для него странным.
«Наверное, хочет узнать, как продвигается работа».
Выходя из реставрационной мастерской, Тоджин ещё раз пролистал файлы с отчётами о восстановленных работах.
Две недели. Десять картин. Очень быстрый темп.
Но в основном это было возможно потому, что на большинстве полотен не было серьёзных повреждений — он просто очищал их от пыли и грязи.
Работы оставалось ещё много.
Дожидаясь лифта, он включил телефон и увидел новое сообщение.
Имя отправителя заставило его улыбнуться.
Надя: [Как ты?]
Это была его бывшая коллега из Уффици.
Они долго работали вместе, а её семья занималась реставрацией и экспертизой произведений искусства уже несколько поколений.
Надя же первой рассказала ему, что в Кадорсини ищут реставратора.
Но она не ожидала, что он так легко согласится и уедет, потом долго жаловалась на это.
[Да нормально всё. А у вас как дела?]
Ответ пришёл мгновенно.
Надя: [Правда? А я надеялась, что тебе там плохо! Может, всё-таки вернёшься? Тут без тебя полный кошмар. Приезжай хоть завтра!]
Та же гиперболизация. Та же неугомонность.
«Как бы ей ответить?»
Задумавшись над этим, Тоджин услышал, как с тихим звуком открылись двери лифта.
И тут же наткнулся взглядом на Луку Орсини.
Тот посмотрел на него с лёгким удивлением.
— Тоджин, давно не виделись.
— А, да…
Натянуто улыбнувшись, Тоджин вошёл в лифт.
Последний раз они пересекались, когда он сбежал из галереи Марисы Орсини.
«Он тоже к синьоре?»
Опять это странное совпадение.
Неприятного в этом ничего не было, но на душе всё равно стало тяжело.
Он машинально почесал ногтем большого пальца указательный.
Первым тишину нарушил Лука.
— Я слышал, у вас стало меньше рабочих часов.
— Да, так вышло.
— Почему?
— Простите?
— Вы ведь хорошо справляетесь. В музее не нанимали нового реставратора, так что вряд ли они сами решили урезать часы единственному специалисту по масляной живописи. Значит, это было ваше решение? Но это странно. У вас появился частный заказ?
В мире полно фрилансеров-реставраторов.
Кто-то открывает свою мастерскую, кто-то работает на заказ.
Но у таких людей, как правило, нет проблем с визой и есть обширные связи.
Тоджина это не касалось.
— Нет. У меня нет частных заказов.
— Тогда чем вы занимаетесь после обеда?
— Эм…
Лука внимательно смотрел на Тоджина.
Прямая осанка делала его фигуру ещё внушительнее.
В его тоне не было ни давления, ни агрессии, но всё равно создавалось ощущение, что на его вопросы нужно отвечать.
Тоджин уже собирался придумать хоть какую-нибудь отговорку, но вдруг осознал, что это вообще-то не его дело.
— Простите, но это моя личная жизнь. Не думаю, что обязан вам что-то объяснять.
— Значит, после обеда у вас личные дела?
— Ну…да.
— Выглядите занятым.
— Хотел предложить вам заказ, если у вас есть время.
— Заказ? Какой?
— Ничего сложного. Для начала просто чистка нескольких картин.
На мгновение Тоджин даже задумался, что это может быть.
Может, та самая картина?
«Любимая моя дочь».
Но нет. Чёртова чистка.
В доме Марисы такой работы было хоть отбавляй.
Тоджин не хотел браться за ещё одну такую же задачу.
Нужно было вежливо и ненавязчиво отказаться.
— Я слышал, вы собираетесь открыть свою аукционную компанию.
— Верно. Именно поэтому мне нужен реставратор.
— Тогда, возможно, вам стоит найти кого-то с большим опытом. Специалиста, который справится лучше меня.
— Найти реставратора лучше того, кто работает в Кадорсини на постоянной основе?
Вряд ли это было легко.
Лучших специалистов стоило искать в Риме, Флоренции, Милане, Франции.
Но для Луки Орсини это не было бы проблемой.
Однако это не касалось Тоджина.
— В прошлый раз вы казались очень уверенным в себе. Значит, можете порекомендовать кого-то лучше вас?
— Нет. То есть…нет.
Лука явно пытался задеть его самолюбие, и это раздражало.
Тоджин сам не был в восторге от того, что так легко попался на удочку.
Он тихо вздохнул.
Дурацкий лифт казался бесконечно медленным.
— В себе я уверен. Я просто пытался вежливо отказать, но, похоже, вы этого не заметили.
— Отказать? Даже не выслушав условия?
— Мне не особо интересно.
— А если вы уже закончили работу, почему бы не уделить мне немного времени? Условия, думаю, вас заинтересовали бы.
— Синьора ждёт меня.
Как только Тоджин упомянул синьору, Лука, наконец, замолчал.
Тоджин сказал, что ему неинтересно, но на самом деле…чуть-чуть, совсем немного ему было любопытно.
«Интересно, сколько он готов заплатить, если так настаивает?»
«Если он предложит ещё раз, может, хотя бы выслушать?»
Какая разница — сто картин он почистит или сто одну? Он мысленно прикинул, как можно изменить своё расписание.
— Тоджин. Кстати…
Лука заговорил снова.
«Ну, давай, озвучь цифру».
Тоджин поднял на него слегка самодовольный взгляд.
— Если вы хотите увидеть синьору…разве вам не нужно подняться выше?
— Что?
— Лифт идёт вниз.
Как раз в этот момент раздался звук.
Динь.
Двери открылись.
Они были на нулевом этаже. Лука был прав.
Тоджин настолько отвлёкся на разговор, что даже не посмотрел, куда едет лифт. Просто автоматически вошёл, решив, что Лука тоже поднимается, и даже не нажал кнопку.
«Меня что, загипнотизировали?»
Другого объяснения у него просто не было.
— Вы снова пьяны?
Лука вышел первым, бросив фразу игривым голосом.
«Издевается!»
Он прижал кулак к губам, но Тоджин всё равно заметил кривоватую усмешку.
«Ах ты…»
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления