Онлайн чтение книги Масло на холсте Oil on canvas
1 - 3

Тот факт, что он наконец мог покинуть этот душный кабинет, был уже благословением. Тоджин вышел и только тогда выдохнул с облегчением.

Луки Орсини перед дверью, вопреки ожиданиям, не оказалось.

В конце коридора, перед «Пейзажем Венеции», подлинным произведением Гварди, стояла высокая фигура. Тоджину пришлось пересечь приличное расстояние, чтобы приблизиться к нему.

— Я закончил. Можете зайти.

От него исходил сладкий запах. Масло и сахар. Точнее, это пах не он сам, а небольшой коричневый бумажный пакет в его руке. Тоджин машинально посмотрел на него, и сверху раздался низкий голос:

— Если так часто покупать их, сам начинаешь хотеть попробовать.

Лука Орсини приоткрыл пакет. Внутри лежала кругленькая, щедро посыпанная сахаром фрителла.

* Фриттелла — венецианская выпечка, представляющая собой пышный жареный пончик с начинкой или без неё.

Тоджин пропустил завтрак, а разговор с синьорой отнял слишком много моральных сил, так что одного взгляда на выпечку хватило, чтобы во рту тут же скопилась слюна. Видимо, он смотрел слишком долго — Лука коротко усмехнулся.

— Хотите попробовать?

— Но у вас осталась только одна.

Тоджин был голоден. За годы жизни за границей он давно утратил привычку вежливо отказываться от предложенного угощения.

Но считать не разучился.

— Если я съем её, синьора останется без угощения.

— Я за свои деньги купил, и сам решаю, кого угощать.

— Это правда.

Тоджин больше не раздумывал, слегка кивнул и потянулся к пакету.

— Тогда с удовольствием.

Он без промедления откусил. Шоколадная начинка оказалась такой сладкой, что на мгновение даже ошеломила. Вкус был просто великолепным.

«Надо бы спросить, где он их купил».

Тоджин уже собирался это сделать, как вдруг заметил странное выражение на лице Луки — то ли улыбку, то ли недоумение.

— Ну вот, нужно было сразу брать, без раздумий.

— Угу. Синьоре стоит беречь здоровье.

— Какой заботливый.

— Не стоит благодарности.

Странная ситуация.

Ещё утром ему бы и в голову не пришло, что он будет стоять бок о бок с Лукой Орсини, смотреть на, похоже, подлинного Гварди и вести какой-то глупый разговор.

— Вы не собираетесь идти? Она ведь позвала.

— Что, мир рухнет, если она подождёт внука чуть дольше?

— Нет. Но если она решит, что я вас не позвал, мне это аукнется. Всё-таки я здесь всего лишь наёмный работник.

— Странно слышать это от человека, который только что съел её фрителлу.

— Ну, а как же её здоровье? Вы сами сказали, что ей стоит избегать сладкого…

Ууу-ууу-ууу!

Тоджина прервал низкий, протяжный вой сирены.

Один раз. Второй. И он не прекращался.

Звук был тяжёлым, похожим на гудок огромного корабля. За все семь лет в Италии Тоджин ни разу не слышал ничего подобного.

Его охватил страх.

«Война? Но какая ещё война в Италии?!»

Испуганный, он повернулся к Луке. Но тот, словно вообще не слыша сирены, спокойно смотрел в телефон.

— Эй…что это за звук?

— А.

— В музей, что, воры забрались?

— Жаль, что это не воры, реальность куда скучнее…

Лука Орсини говорил совершенно невозмутимо.

— У вас сапоги есть?

Он выглядел не напуганным, а скорее…раздражённым. Фраза была настолько неожиданной, что Тоджин невольно усомнился в своих знаниях итальянского.

— Сапоги?

— Сапоги. Резиновые. Которые носят, когда идёт дождь.

Лука слегка наклонился и похлопал себя по голени. Значит, он действительно говорил про резиновые сапоги. Тоджин машинально кивнул, но тут же опомнился.

— Нет, у меня нет сапог!

— Тогда купите две пары. Одну оставьте здесь, другую дома. Вы живёте на острове? На каком этаже?

— Подождите…а почему вас это интересует?

Лука не ответил. Просто посмотрел на него.

Несомненно, в нём чувствовалась кровь той миниатюрной, но грозной синьоры — его взгляд, такой же хладнокровный и властный, заставлял невольно поёжиться.

— Живу на острове, на третьем этаже.

— Хорошо. Если не повезёт, и вода поднимется высоко, всё на нижних этажах утонет.

«Вода поднимется?»

Да, Венеция была влажным городом, но сегодня даже дождя не было!

Лука Орсини тем временем спокойно указал пальцем в окно.

— Это сигнал тревоги Аква Альта.

* Аква Альта — это явление сезонных приливов в Венеции, при котором уровень воды в лагуне поднимается и затапливает низинные районы города, включая знаменитую площадь Сан-Марко.

— Аква Альта?

— Уровень воды поднимается.

Тоджин знал, что Венеция стоит на сваях, вбитых в болотистый грунт. Недаром её называли городом на воде.

«Но почему вдруг поднимается вода?»

По его лицу было видно, что он не понял, и Лука развернул к нему экран телефона. На нём большими цифрами было написано 130.

— Максимум 130 сантиметров. Так что, когда будете возвращаться домой, готовьтесь к неудобствам. Зимой тут всегда так.

Только тогда у Тоджина всплыли воспоминания. Когда-то, пытаясь практиковать итальянский на газетных статьях, он наткнулся на материал об этом явлении.

«Тогда это казалось чем-то далёким…»

Но он и представить не мог, что однажды сам окажется в центре этой проблемы.

Тоджин провёл рукой по лицу и пробормотал:

— Охренеть!

Неосознанно вырвавшееся ругательство Лука встретил с полным пониманием.

— Немного раздражает, да?

Сигнал тревоги не утихал, а Лука тем временем кивком указал на кабинет синьоры — похоже, ему пора было идти.

Гудение сирены, навязчиво отдающееся в ушах, делало происходящее невероятным, словно он оказался в сцене из фильма о конце света.

***

Тоджин осторожно протирал поверхность картины ватной палочкой, смоченной в специальном реставрационном растворе. Рядом уже скопилась целая гора использованных палочек.

Всё утро они с Джеммой по очереди менялись местами. В конце концов, именно она, а не Тоджин, ездила в Японию изучать реставрацию восточной живописи. Так что, как только они поняли, что каждому досталась не его специализация, стали незаметно меняться. А если Лоренцо приближался, быстро возвращались на свои места.

«Не знаешь — так учись».

Даже если Тоджин пытался возразить, указания его лысого начальника Лоренцо оставались неизменными.

Ну хорошо. Допустим, даже если он вообще ничего не знал о реставрации восточной живописи, он мог бы научиться. Но для этого ему нужно было работать рядом с Джеммой.

«А почему вы только шепчетесь, а не работаете?»

Но стоило ему начать учиться, это тоже превращалось в проблему.

Джемма, впрочем, страдала не меньше. Она ничего не понимала в реставрации масляной живописи.

В итоге всё сводилось к тому, чтобы угадывать настроение начальника и подстраиваться под него. И от этого Тоджина передёргивало ещё больше.

«Его раздирает такая зависть, что он даже себе самому вредит».

Вот таким было его мнение об этом глупом начальнике.

Но как бы там ни было, страдать в итоге приходилось ему и Джемме. К счастью, Лоренцо сейчас не было в реставрационной мастерской.

— Джемма, а у тебя дома всё в порядке?

— Сколько там говорили? 130? Это высокий уровень, но не критичный. Мой дом повыше.

Джемма ответила, разрезая бумагу. Говорила спокойно, так что предостережение насчёт сапог быстро выветрилось из памяти.

— Тоджин, пошли обедать. Что взял с собой?

— А, я сегодня не могу, мне надо уйти пораньше. Обед пропущу.

Для человека, которому сложно ориентироваться, Венеция была городом-лабиринтом. Узкие переулки, переплетающиеся между собой, могли запутать кого угодно.

Тоджин уже собрал вещи и готовился выйти, но, прежде чем уйти, снова взглянул на Джемму.

— Прости, я не так много сделал сегодня. Очистил только часть.

— Да ничего. Это из-за того, что тебя куда-то вызвали утром?

— Нет, совсем не из-за этого!

Он даже руками замахал, чтобы развеять её подозрения. Джемма, кажется, успокоилась и пожелала ему особенно радостного дня.

Тоджин вышел из реставрационного кабинета.

Согласно карте, нужный адрес находился примерно в пятнадцати минутах ходьбы от Кадорсини. Это был район, в котором он никогда не бывал, что вызывало немного волнения.

Торопясь, он быстро дошёл до главного выхода из музея и спустился вниз по ступеням.

Плеск.

— А?

Только спустя секунду он почувствовал холодную влагу, пропитывающую обувь.

Тоджин резко нахмурился и опустил взгляд.

— Да что это вообще такое…

Это была не просто небольшая лужа. Всё затопило.

Утром здесь были обычные каменные ступени, ведущие в музей. Теперь они находились под слоем воды.

Место, где ещё недавно был тротуар, оказалось полностью затоплено.

Тоджин замер и выругался.

— Да чтоб меня…

Никаких вариантов. Купить сапоги прямо сейчас было невозможно. Ждать, пока вода уйдёт, — тоже. Он глубоко вздохнул и сделал шаг вперёд.

Он пытался идти по тем участкам, где воды было меньше, но это не имело особого смысла. Обувь давно промокла, и каждый шаг сопровождался влажным чавканьем.

Бродить по незнакомым улицам в таком состоянии было не лучшей идеей. Единственным облегчением стали деревянные настилы на центральных улицах — узкие мостки, позволяющие хоть немного удержаться над водой.

Но ноги всё равно не просыхали.

Город напоминал переполненную чашу, из которой вода уже перелилась через край. Границы между каналами и улицами исчезли, придавая пейзажу странный, почти пугающий вид.

«Ну что за город…»

Тоджин вспомнил Луку Орсини, его ровный голос и жест, указывающий в окно.

Во всём этом было что-то необычное.

За каждым шагом следовал глухой плеск воды.

К счастью, добраться до места, указанного в записке, оказалось не так сложно.

«Обычный дом».

Место выглядело удивительно скромно. Тоджин нажал на дверной звонок с изображением золотого венецианского льва. Ответа не последовало. Он снова нажал на кнопку, на этот раз дольше. Изнутри раздался резкий голос:

— Просто заходи. Дверь открыта.

Вода уже успела просочиться внутрь, покрывая пол толстым слоем.

Синьора стояла на лестнице, сверху вниз глядя на него.

— На второй этаж.

Это было всё, что она сказала, указывая концом трости на тапочки, лежащие на полке у входа.

Тоджин взял их, поднялся по ступеням, снял мокрые ботинки и носки, а затем надел тапочки.

В этом городе первый этаж называли нулевым, а второй — первым.

Так что по корейским меркам он поднимался на третий.

Он огляделся по сторонам.

— Красивый дом.

Дежурная фраза. В темноте, без единого источника света, невозможно было разглядеть почти ничего.

Нулевой этаж представлял собой уютный бар. В целом, атмосфера сохраняла старинный колорит, а расставленные бутылки с алкоголем казались дорогими с первого же взгляда.

В конце зала виднелся небольшой внутренний дворик.

— Поднимайся уже.

Тоджин, испытывая лёгкое замешательство, последовал за синьорой.

На верхнем этаже интерьер оказался куда роскошнее.

Всё выглядело так, будто он оказался в стилизованном особняке европейского художника девятнадцатого века, который со временем превратился в музейную экспозицию.

Но синьора не задержалась здесь и продолжила подниматься выше.

На вершине лестницы их ждала неожиданная бронзовая дверь.

Синьора распахнула её с лёгкостью, которая не соответствовала её возрасту.

— О!

Первое, что он почувствовал — пространство резко сузилось.

— Ну, чего застыл? Проходи.

Тоджин вошёл внутрь, и только тогда понял, откуда взялось это чувство тесноты.

Фреска, покрывающая почти половину стены.

* Фреска — техника живописи по сырой штукатурке, при которой краски впитываются в поверхность и становятся частью стены.

«Из-за неё».

Как только дверь открылась, взгляд Тоджина сразу же зацепился за выцветшее голубое небо, заключённое в позолоченную раму.

Небо, облака, фигуры людей, парящие ангелы.

Свет, мрачная тень в углу, падающий демон.

Эта роспись выглядела бы уместнее в церкви, но никак не в частном доме. И всё же она производила неизгладимое впечатление.

— Это всё…

Он повернул голову — и замер.

Поразительной оказалась не только фреска.

Все стены были сплошь завешаны картинами. От пола до потолка пространство заполняли живописные полотна. Не сосчитать.

Окна скрывались за тяжёлыми плотными шторами, и единственным источником света оставались холодные белые лампы.

— Это…студия?

В углу стоял складной мольберт, стол и несколько простых художественных инструментов.

Но даже без этого атмосфера помещения напоминала мастерскую художника.

Синьора ответила легко, без промедлений.

— Была когда-то.

Воздух здесь был безупречным.

Зимой, в разгар сезона дождей, когда снаружи сгущался туман и Аква-Альта превращала город в хаос, поддерживать необходимую музейную влажность и температуру в обычном доме было почти невозможной задачей.

«На стенах только масляная живопись…»

Это было профессиональное наблюдение, но именно оно первым бросилось ему в глаза.

Здесь не было единого стиля — разные эпохи, разные темы.

— Впечатляет…

— Коллекция не из маленьких, да.

— Это всё хранится здесь? Не в хранилище?

— Это не музейные экспонаты, и вешать их особо некуда.

Пока Тоджин разглядывал эту невероятную комнату, синьора легонько стукнула его тростью.

— Осмотри всё внимательно. В каком состоянии картины?

— Только масляную живопись? Или фреску тоже?

— Только масляную.

Тоджин ожидал чего-то подобного, как только вошёл в комнату, полную полотен.

Он достал перчатки из сумки и начал внимательно осматривать картины одну за другой. Аккуратно прикасался к краям холстов, заглядывал на оборотную сторону, проверял, насколько они сохранили эластичность.

Закончив, он снял перчатки.

— Хм…нужно провести чистку всей коллекции. Холсты немного утратили упругость, а на некоторых местах краска начала отходить или растрескиваться. Потребуется закрепление слоёв. В целом, картины не в запущенном состоянии, но им требуется уход.

Если говорить проще, дело не в плохом хранении — просто время взяло своё.

Ничего серьёзного, скорее профилактика, чем масштабная реставрация.

Синьора, кажется, и так всё это понимала.

— Займись этим.

— Простите?

— Всё это.

«Всё?!»

Тоджин уставился на неё, а затем бросил взгляд на весь зал, полный картин.

Навскидку тут было не меньше пятидесяти полотен.

— Всё? Один?

— А кто ещё? Видишь тут кого-то?

— Ну, технически нет…но…сколько у меня времени?

— А за сколько ты справишься?

— Мне нужно сначала подробно изучить каждую картину. Пока сложно сказать.

— Тогда возьми три месяца. По утрам работай в музее, а после обеда — здесь. Это не срочно.

Тоджин с трудом закрыл рот.

«Это шанс?»

Если подумать, то так оно и было. В конце концов, это личный заказ самой синьоры Орсини. К тому же чистка не была чем-то особенно сложным для реставратора.

«Все картины в хорошем состоянии...»

Это даже немного разочаровывало. Чистка не представляла особой сложности, а значит, и не была чем-то, что могло бы его по-настоящему заинтересовать. Но если взглянуть с другой стороны, это всё же неплохой шанс.

Во-первых, он реже будет видеть Лоренцо.

Во-вторых, сама коллекция и этот дом — достаточно любопытны.

В таком свете его разочарование действительно выглядело избалованной прихотью.

— Тогда с послезавтра начну приходить сюда после обеда.

— Хорошо. Завтра подготовь всё, что нужно для работы.

Затем синьора добавила:

— Но, бамбино…

Хотя Тоджин ответил достаточно спокойно, похоже, что-то её не устроило.

Она оперлась на трость, глядя на него пристально.

— Ты умеешь держать язык за зубами?

— А…

Пэ Тоджин, 28 лет. Вряд ли это можно назвать солидным возрастом, но он давно жил за границей. И времена, когда тот был наивным, остались в прошлом. Поэтому прекрасно знал, что делать после таких слов.

Тоджин спокойно сунул руку в карман и нажал кнопку записи на телефоне.

Это было легко.

Запись аудио и видео — одна из функций, которой он пользовался чаще всего в своей работе реставратора. Он даже заранее настроил для них горячие клавиши.

— О чём вы говорите?

— Ты толковый, но не поэтому я доверяю тебе эту работу.

Фраза была настолько прямой, что не оставляла места для двусмысленности.

«Не болтай о том, что работаешь здесь».

Тоджин понял, но сомнений у него всё равно было много.

— Если я каждый день после обеда буду уходить в эту комнату, мои коллеги заметят.

— Можешь сказать, что нагрубил синьоре Орсини и из-за этого потерял часть работы. Можно придумать много объяснений.

Синьора пристально посмотрела на него.

— Если не нравится, тебя уволить?

— А, нет-нет! По утрам я предпочту работать в музее.

Работа только с чисткой целыми днями была бы скучноватой.

Кроме того, в музее всегда может случиться что-то интересное.

Да и в будущем в его резюме лучше будет смотреться строчка о работе в Кадорсини.

«Ладно, объяснение я придумаю, как и сказала синьора…»

Но что-то всё равно не давало покоя.

— Синьора.

— Что ещё?

— Я…

Тоджин нервно сглотнул.

— Я действительно умею держать язык за зубами, но…я не слишком доверяю устным соглашениям. Да и я иностранец. Если я вложу столько времени в реставрацию всей этой коллекции, а потом не получу оплаты, это станет огромной проблемой для меня.

— То есть держишь язык за зубами — получаешь контракт?

— Да.

— Вроде такой тихий и покладистый, а не такой уж и глупый.

То ли похвала, то ли укор. Тоджин смутился, но промолчал.

Синьора внимательно оглядела его, и от её взгляда мурашки побежали по коже.

Оценивающий взгляд не сулил ничего хорошего.

— Возьми.

Она сняла с указательного пальца кольцо и протянула ему. Тоджин автоматически подставил ладонь, и в неё упал тяжёлый предмет.

— Если вдруг не получишь деньги, продай. Это золото.

Перстень с гербом Орсини. Тот самый род Орсини, чей представитель даже стал Папой Римским.

Два льва в коронах, цветочный узор, диагональные полосы — родовой герб.

И внизу выгравировано название фамилии.

Перстень был великолепно выполнен. Он стоил десятки или даже сотни зарплат.

Такой вещи место в музее, а не на чьём-то пальце.

— Зарплата будет выплачиваться без изменений. После завершения работы я заплачу тебе ещё сверху, за реставрацию. А пока держи это при себе и верни потом обратно.

«Не могли бы просто дать контракт?»

Если он продаст это, все сочтут, что вещь краденная. Всё это совсем не было в его интересах, но лучше уж так, чем ничего.

— Буду работать изо всех сил.

Это единственный ответ, который Тоджин мог дать. Синьора едва слушала его, оставив на столе связку ключей и выйдя из комнаты. Как только дверь закрылась, его ноги подкосились. Он рухнул прямо на пол.