Дыхание, сбившееся от рыданий, постепенно пришло в норму.
От собственных криков у меня до сих пор звенит в ушах.
Я трудом поднявшись, я взглянула на Раньеро. У него был отрешенный вид. Похоже, он был готов понести наказание.
Он считает, что раз сказал то, что могло ранить меня, то заслуживает расплаты. Потому что до сих пор всегда поступал именно так.
Снова логика силы.
Безысходность.
“Ты сама в это ввязалась” — мой внутренний голос смеется надо мной. — “Сама говоришь, что не нравится логика силы, но сама же силой нацепила на него поводок, не так ли?"
А что еще оставалось?
Мне следовало быть мягкой, заботливой, окружить его бесконечной любовью?
Реально ли это?
Кто бы смог так поступить?
К тому же… Я его убила. Это было так.
А что, если бы я его не убила?
Пряталась бы всю жизнь?
Все это время боялась бы, что он найдет меня, как тогда зимой?
А Су-хен, рисковавший жизнью, чтобы спасти меня и помочь вернуся — что, проигнорировать его?
В конце концов, оба выбора были наилучшими, какие у меня тогда были.
Очевидно, что это решение было принято после работы над ошибками.
Но я ведь не мудрая и не высоконравственная,поэтому мои решения всегда неидеальны.
Чем серьезнее выбор, тем явственнее его несовершенство.
Вот почему людям страшно выбирать.
Потому что ни один путь не идеален.К тому же, мы можем только догадываться, что будет дальше.
Жизнь — это постоянная борьба, чтобы угадать будущее или хотя бы немного уменьшить вероятность ошибки.
Но ведь нельзя откладывать выбор до тех пор, пока не появятся и идеальные ощущения, и безупречные варианты.
Вот и я выбрала то, что казалось хоть немного лучше.
Придется терпеть болезненные побочные эффекты, возникающие сквозь трещины…
Да, придется.
Я не наказала Раньеро.
— Пошли. Нам пора.
Я развернулась. Позади Раньеро поспешно сделал шаг вперед.
Все еще стоя к нему спиной, я сказала:
— Твое тело... я подумаю, что с ним можно сделать.
Я чувствовала себя виноватой. Раздался ироничный смешок.
Уверена, даже полностью разрушив меня, он никогда бы не почувствовал подобного.
***
Теперь оставалось только завершить путешествие к храму Тунии вдвоем.
Все, кто вышел с нами на станции Юбира, давно ушли вперед. Ветер по-прежнему прохладен, пейзаж все так же красив. Но я больше не могу наслаждаться этой красотой в полной мере.
Даже когда солнце зашло, и вокруг стало темно, я продолжала идти. Я слышала, как Раньеро следует за мной на шаг позади.
Те, кто шли впереди, еще на закате разбили привал на пустыре. Как и во время обеда, они все сбились в кучу.
Я остановилась и немного посмотрела в их сторону, потом сказала Раньеро:
— Пойдем.
— Не хочешь отдохнуть?
— Хочу просто быстрее дойти.
Раньеро на мгновение замолчал. Казалось, он оценивал расстояние от станции Юбира по тому, что было написано в брошюре.
— До этого ты свалишься с ног.
— С каких это пор ты беспокоишься о таких вещах?
Ответа не последовало.
— Если я упаду — понесешь меня.
— Хорошо.
Он ответил без раздумий, словно это что-то совсем простое.
Ненадолго повисло молчание. Потом Раньеро вдруг, будто осознав, сказал:
— Это ведь не приказ.
Я промолчала.
Шагать до изнеможения — тоже не такое уж простое дело. Такое возможно только при огромной силе воли.
Когда ноги окончательно одеревенели и идти стало невозможно, я опустилась на землю. Достала из рюкзака карманные часы, которые положила мне Кони. Было 4 утра.
Пока я сидела и пила воду, Раньеро прошел мимо и ушел вперед, затем вернулся.
— Впереди знак.
На пути от станции Юбира до храма Туния через определенные промежутки стояли указатели:
Вы на правильном пути.
До Храма осталось столько-то.
Словно кто-то говорил это.
Я закрыла флягу и спросила:
— Какая цифра?
— Восемь.
У входа в храм — последняя отметка с цифрой десять. Значит, осталось совсем немного.
Но, черт возьми, путь занимает намного больше времени. Больше двенадцати часов.
Наверное, в брошюре имелось в виду: если идти в идеальной физической форме, с перерывами на отдых, взрослому человеку понадобится двенадцать часов пути.
— Хоть немного бы полегче…Ветер был прохладным, поэтому пот, стекавший по телу, быстро высох.
Слышалось стрекотание сверчков. Когда дул ветер, они замолкали, а когда утихал — начинали стрекотать громче.
Шум, будто кто-то катит по корзине мелкие камешки.Ноги казались свинцовыми, но лоб и затылок приятно высохли.
Тревоги, что так мучили меня, отступили под натиском физической усталости, и остались только простые ощущения.
Просто закрыть глаза.
На минуточку…
***
Кажется, я ненадолго задремала.Раньеро нес меня на спине.
Воздух, касающийся щек, был прохладным. Однако температура мертвого тела ощущалась сквозь одежду. Оно казалось удивительно живым.Видимо, потому что мы долго прикасались друг к другу.
Я моргнула.
Размытый, нечеткий взгляд наполнился розовым свечением.Я резко открыла глаза.
Повсюду цвели розовые цветы, которые в дымчатом предрассветном воздухе на первый взгляд казались фиолетовым.
На длинных стеблях цвели цветы размером с кулак, каждый — с пятью простыми наложенными друг на друга лепестками.
“Похоже на рай…” — как и говорил Арон, нереальное место.
В растерянности я спросила:
— Это... уже территория Храма?
— Да, — пришел простой ответ.
— Они начали цвести прямо со входа в Священные земли.
От входа до деревни было еще приличное расстояние. “Двенадцать часов”, указанные в брошюре, были чистой ложью.
— Опусти меня.
Поскольку это не было приказом, Раньеро отказался. Поэтому я осталась у него на спине. Голени ныли так сильно, что двигаться было больно…
Колышущиеся цветы создавали волны. Поскольку у цветов была простая форма, они выглядели еще красивее в общей массе.
Если бы я залезла в этот цветник и сжалась в клубок, никто бы не смог увидеть разницу между цветами и моими волосами.
Я думала, что разозлюсь, увидев все это, но почувствовала, скорее, неловкость и стыд.
Я сидела на спине Раньеро и думала: “Что мне теперь делать?
”Я ведь не планировала, что будет после прибытия.Я-то в сердцах думала: “Если увижу, что они тут счастливо живут, велю все цветы выдрать к чертям.”
Но это была злоба сгоряча.
Я даже не собиралась говорить, что я — та самая Анжелика.
Со смертью Актиллы интерес к этой теме исчез.
А значит, мне нет смысла выступать в роли спасительницы.
К тому же…
Историки сами выбирают, что оставить, что отредактировать, а что исказить.
Теперь, сотни лет спустя, “Анжелика”, о которой говорится в истории, вероятно, является приукрашенной версией личности, гораздо более великой, чем реальная я.
Когда люди почувствуют разницу между легендой и реальностью — они разочаруются.
Я не хотела видеть этого.Но все мои размышления потеряли смысл.Все пошло не так, как планировалось.
Из деревни в цветочное поле выбежала стайка детей. Они щебетали, как весенний ручей, и туда-сюда сновали по склону. Вскоре стало ясно, почему они все время возвращались назад — они сопровождали кого-то, кто шел очень медленно.
Через минуту один ребенок заметил нас с Раньеро.
Он тут же дернул за край рукава другого ребенка и показал в нашу сторону. Четверо детей остановились и замерли, уставившись на нас.
Затем дети с криками побежали вниз по склону, оставив сопровождающего позади. Похоже, они были настолько взволнованны, что забыли о спутнике. Я, заметив их издалека, уже начала теряться из-за их чрезмерной энергичности.
Там было пятеро детей, все в одинаково белых, тщательно выстиранных одеждах и обуви.
Здесь в это время года всегда так одевают детей?Кто же стирает всю эту одежду?
И тут ребенок, казавшийся самым старшим, протянул Раньеро букет.
— Что это? — раздраженно спросил он, не скрывая недовольства.
Но ребенок без страха выразил свое недовольство:
— Это не тебе.
И тогда я по-настоящему осознала, сколько времени прошло с момента смерти Актилы.
Раньше никто бы не посмел так дерзить наследнику Актилы.
В любом случае, если букет был не для Раньео, то для меня.
— Тогда мне? — неуверенно спросила я, выглядывая из-за спины.
Лицо ребенка сразу озарилось, и дети радостно закричали:
— Анжелика!
Щеки мгновенно вспыхнули.Как они узнали? Или теперь всех с розовыми волосами так зовут? Как мне реагировать?
Я быстро слезла со спины Раньеро. Видимо, думая, что я спускаюсь за цветами, ребенок вложил мне в руки букет розовых цветов.
Я попыталась вернуть букет, бормоча:
— Я… не Анжелика…
Взгляды пятерых детей одновременно стали вопросительными.
— Правда?
Я почувствовала себя виноватой из-за того, что солгала. Мой голос стал еще тише.
— Анжелика ведь… человек из легенды. Она спит в озере…
— Но она проснулась.
— Несколько дней назад.
Дети удивленно переглянулись.
— И сегодня должна была прийти!
— Оо… — только и смогла я пробормотать в ответ.
Проснулась? Откуда они знают?
Пока я была в шоке, к нам медленно подошла фигура, плетущаяся за детьми.
Это была старушка в белой одежде, как и у детей.
Она низко мне поклонилась.
— Древняя святая…
И вот тогда я все поняла.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления