Онлайн чтение книги Муж-злодей, которым ты одержима, здесь Villainous Husband, the One You’re Obsessed With is Over There
Глава 111

Я долго плакала, а потом, окончательно вымотавшись, просто легла на холодный пол.

Верно...

Допустим, мне каким-то чудом повезет и я открою этот замок. Но ведь их еще два.

Пора сдаться. Это невозможно.

Меня пробил озноб. Разгоряченное от слез тело резко остывало. В глазах потемнело, все вокруг стало расплывчатым.

Я медленно моргнула.

Учащенное дыхание постепенно выровнялось, а спина будто приросла к земле.

Кажется, в этот момент я потеряла сознание. Но это было не совсем похоже на обморок. Просто я перестала что-либо осознавать.

Остались лишь инстинкты.

Возможно, я даже устала ощущать скуку как страдание.

Лишившись остальных чувств, я вдруг услышала все звуки вокруг.

Я слышала, как бьется мое сердце, как воздух выходит из легких, как колышутся пряди моих волос.

Где-то далеко послышались шаги, и я даже ощутила вибрация пола под тяжелой мужской поступью.

"Раньеро."

Я не двигалась.

Раньеро приближался. И вскоре раздалось дребежжание.

Он просунул руку в небольшое отверстие в двери и ловко нащупал пальцами замок.

Послышался скрип.

Тяжелая дверь медленно отворилась.

Я моргнула. Над головой раздался тихий смех.

— Встречаешь меня?

Я не собиралась этого делать, но и отрицать ничего не стала.

Раньеро что-то сказал о том, что простудиться было бы не кстати, и его голос звучал на удивление ласково. Он без труда поднял меня, словно ребенка, поддерживая бедра, так, чтобы я могла обхватить его за плечи.

Наши тела плотно соприкоснулись.

Прижимая меня к себе, он снова запер замок, легонько похлопал меня по бедру и пошел дальше.

Я обвила его руками и ногами, зарылась лицом в его плечо и почувствовала, как в глазах снова защипало.

В спальне за окном лился серебристый свет луны. Без часов было непонятно, вечер это или глубокая ночь.

Вдыхая запах древесной коры и огня, я хрипло прошептала…

— Прошло уже больше двух часов…

— Прости.

Хоть он и говорил, что сожалеет, но в голосе его слышался смех. Я казалась ему забавной.

Раньеро не стал объяснять, почему опоздал. Но мне и так было ясно. У него не было неотложных дел.

Если бы он действительно хотел прийти, но не мог, его шаги, когда он поднимался, и действия, когда открывал замок, не были бы такими неторопливыми.

Нет, он сделал это намеренно.

Он оставил меня одну, чтобы посмотреть на мою реакцию. И я, как он и думал, не просто ждала его в комнате, а оказалась перед дверью, которую не могла открыть.

— Хык…

Мне казалось, что я больше не могу плакать, но перед глазами снова все поплыло.

— Энжи, прости, что опоздал. Я был неправ, да? — я всхлипывала, уткнувшись в его плечо, — Ну же…

В его голосе звучали и притворная растерянность, и явное удовольствие.

Он попытался опустить меня на кровать, но я вцепилась в него и не отпускала. Это его позабавило — Раньеро осыпал мои губы поцелуями.

Он выглядел счастливым.

А я — нет.

Имел значение лишь сам факт того, что он может нарушить обещание, если ему захочется.

Да, в его стиле. Он всегда был человеком настроения.

Если вдруг ему захотелось увидеть, как я падаю на самое дно, тянусь к нему, хватаюсь за него, — он просто создаст для этого ситуацию.

Потому что это для него… развлечение.

Это значит…

"Теперь я не могу доверять его обещаниям."

Он будет соблюдать их в зависимости от настроения.

Я снова вспомнила, как Раньеро страдал от моих попыток убить его. Как тревожно ловил каждое мое слово, каждое движение.

Теперь я понимаю.

Он боялся только одного — что я сбегу, уйду куда-то за пределы его влияния.

Что я, ненавидя его, попытаюсь снова. Что он потеряет меня навсегда.

Но ему не нужна я — настоящая. Ему нужно просто держать меня рядом, неважно, насколько сломленной я стану.

Выхода не было.

Я полностью была в его руках.

***

Ранним утром, разбуженный беспощадно ярким солнцем, Раньеро открыл глаза раньше Анжелики.

Ее обнаженное тело тесно прижималось к его боку. Она лежала, свернувшись в комочек, словно маленький зверек. Зрелище было трогательно красивым. Длинные растрепанные волосы беспорядочно рассыпались по постели, среди них проглядывали бледные плечи.

С улыбкой Раньеро провел рукой по ее плечу.

Анжелика сильно похудела, ее тело уже не было таким мягким, как прежде. Выступающие кости делали ее хрупкой, почти воздушной.

— Энжи…

Он подался вперед, и, коснувшись губами ее уха, негромко позвал.

Он почувствовал, как она напряглась. Она не спала, просто притворялась. Не хотела открывать глаза — вдруг он поздоровается с ней и сразу уйдет?

Ему это нравилось.

Раньеро прошептал:

— Раз я поздно пришел, может, и уйду попозже?

Реакция была едва заметной. Но Анжелика продолжала упрямо не открывать глаза. У нее не было уверенности, ведь вчера он уже нарушил обещание.

"Она понимает, что это было нарочно."

Как же быстро она замечает подобные вещи. Раньеро считал это милым.

— Но если ты не проснешься, смысла оставаться нет. Тогда я пойду.

Только после этих слов Анжелика распахнула глаза. Зрачки дрожали, губы слегка приоткрылись. Раньеро с удовольствием наблюдал за ее тревогой.

Для Раньеро двадцать часов без ее лица тоже были неприятными, но раз уж терпение приносит такие плоды, он был готов повторить это снова. Его настроение заметно улучшилось. Он рассмеялся, склонился к ней и крепко поцеловал в лоб.

— Давай поедим и пойдем купаться.

В глазах Анжелики что-то изменилось. Она любила купаться.

Вернее, ей нравилось хоть ненадолго покидать эту комнату.

После купания она не спешила возвращаться обратно. Возможно, рассматривание водной ряби казалось ей особенно успокаивающим.

Раньеро даже подумывал позволить ей иногда гулять по саду. Но позже. Когда она окончательно сломается.

Но он знал: излишняя мягкость будет ошибкой.

Он покажет ей намек на свободу, но только тогда, когда она будет стоять на грани, когда отчаяние подведет ее к черте.

Лишь на мгновение.

"Энжи ведь понимает, кто один-единственный может дать ей это?"

Поскольку это так заманчиво, он с любовью поддразнит ее, заставляя просить большего.

Он видел все это так отчетливо, как если бы это уже произошло.

Размышляя об этих приятных моментах, Раньеро спокойно ел завтрак вместе с Анжеликой прямо в спальне.

Теперь она уже брала столовые приборы в руки сама.

Из-за этого ему даже стало немного жаль.

***

Раньеро без конца меня дрессирует. Он бесконечно суров и бесконечно добр.

Если я, рыдая, умоляю его остановиться, он прекращает. И тогда внутри меня запоминается одна единственная команда: "плачь и цепляйся за него, как ребенок."

Ведь ему это нравится.

Я ненавидела его. Ненавидела до глубины души. Особенно в те моменты, когда, не зная, когда он придет, терзалась в ожидании.

Но стоило послышаться шагам за дверью, стоило замку щелкнуть и створке распахнуться — и на несколько часов я уже не была одна.

И в эти часы я забывала всю свою ненависть.

Однажды он принес мне цветущую ветку, сломанную где-то снаружи. Ранние весенние бутоны только-только начали раскрываться.

Он сказал, что увидел их и подумал обо мне, затем налил в стакан воды и поставил в него ветку.

Тогда я не выдержала.

Я вскочила, обняла его и бесчисленное множество раз прошептала, что люблю его.

Раньеро был счастлив.

Мои мысли становились все проще, с каждой минутой, с каждой секундой.

Когда он снова придет?

Понравится ли ему это?

Если я сделаю так, он станет добрее?

Может, он снова принесет мне цветы?

А если я сделаю что-то не так, не сломает ли он эту цветочную ветку?

Нет, только не это… Я ведь так и не смогла заставить ее зацвести...

На конце каждой натянутой струны моих нервов был он.

И именно этого он и хотел.

Раньеро не желал, чтобы во мне оставалось хоть что-то человеческое. Ему не нужна была личность — только животное, которое бы вечно стремилось к нему одному. И он делал все, чтобы именно так и случилось.

Я же послушно теряла свою человеческую сущность.

Одежда стала казаться лишней, и я все чаще оставалась без нее. Я почти перестала говорить — ведь дни, проведенные здесь, ничем не отличались.

Когда Раньеро рассказывал о внешнем мире, меня охватывала ревность. И я находила способы заставить его замолчать. Поцелуи, объятия, секс — все это было отличными средствами.

Более того, соблазняя его, я добивалась того, чтобы он оставался в комнате чуть дольше. Ну и, конечно, был еще один побочный эффект… Мне тоже это начинало нравиться.

Саморазрушение и ненависть к себе, которые на короткое время распространялись по моему телу, словно лесной пожар, и заставляли меня плакать, давно исчезли.

Они были слишком человеческими, а я больше не могла позволить себе такой роскоши.