Онлайн чтение книги Муж-злодей, которым ты одержима, здесь Villainous Husband, the One You’re Obsessed With is Over There
Глава 130

Поезд шел полтора суток.

Конечной остановкой была станция Юбира. Она находилась примерно в двенадцати часах ходьбы от святилища Туния.

Станция Юбира больше напоминала временную остановку.

На платформе не было ничего кроме билетной кассы.

Но само место не вызывало уныния. Напротив, мне показалось, что оно даже слишком шумное: слишком много людей сходило здесь с поезда и садилось обратно.

Цель всех этих людей была очевидна: северное святилище, где только в это время года расцветали необычайно красивые цветы.

Я открыла путеводитель, лежащий рядом с кассой.

В нем писали, что отсюда до святилища Туния еще примерно день пути. Теперь понятно, почему ученые говорили, что дорога займет около трех дней.

Мне стало интересно, почему железную дорогу прервали именно на станции Юбира. Почему не продлить ее прямо до самого святилища?

Но увидев радостные лица людей, покидавших станцию пешком, я начал догадываться о причине.

Похоже, сама прогулка до святилища доставляла им удовольствие.

— Это своего рода паломничество! — громко сказал кто-то.

Я отвела взгляд от людей и осмотрелась.

Святилище Туния — единственное место, название которого было знакомо нам с Раньеро.

Но с тех времен пейзаж сильно изменился.

По обочинам хорошо утоптанной дороги ветер склонял и выпрямлял траву, поднимавшуюся до щиколотки. Среди зелени виднелись милые белые цветы. Легкий ветерок дарил прохладу, несмотря на солнце. Слабый аромат цветов щекотал ноздри.

А раньше... здесь была пустошь...

Я шла, вглядываясь в незнакомый пейзаж.

Такая обстановка не могла не быть приятной.

Земля и трава пахли приятно, а со всех сторон доносился оживленный гомон взбудораженных путников.

Пройдя немного, я увидела поляну. Среди травы стояло несколько длинных скамеек. Все путники остановились и сели поесть заранее не договариваясь.

В еде, что нам выдали в лагере, была и та самая вкусная колбаска, которую мы пробовали у руин императорского дворца. Даже жаровню положили.

Тихо насвистывая, я разожгла огонь и нанизал колбасу на шампуры.

Вскоре почувствовался приятный запах.

Один из путешественников, сидевших неподалеку, подошел и спросил, не обменяю ли я колбасу на его ланч.

Раньеро взглянул на него. Я немного напряглась, опасаясь конфликта, но, к счастью, Раньеро быстро потерял к нему интерес.

Предложение другого путешественника мне почему-то понравилось, и я охотно согласилась. Мне отдали мягкую белую булочку и козье молоко.

Было хорошо и спокойно.

Я беззаботно ела и наслаждалась моментом.

Когда остальные начали заканчивать трапезу и вставать, я тоже поспешила привести свое место в порядок.

Но затем я вздрогнула.

Раньеро почти не притронулся к еде.

Все блюда были хороши, но Раньеро попробовал от каждого всего по одному кусочку. Будто просто притворялся, что ест.

Я уже хотела спросить, есть ли у него аппетит, как вдруг меня осенила мысль.

"Он и в поезде почти не ел..."

А когда мы встретили Марту и ее спутников в руинах?

"Почти не ел и тогда."

Раньеро никогда не был тем, кто ест понемногу. Напротив, он всегда ел за двоих.

Он понял, о чем я думаю, просто взглянув на мое лицо.

Он отрезал от еды ту часть, которую уже надкусил, завернул в бумагу и сказал:

— Я больше не чувствую вкуса, — остатки он убрал в рюкзак. — Мне больше не нужно есть. И спать я тоже не могу.

— Почему?

— Изменилась моя природа, — небрежно сказал Раньеро. — С тех пор, как ты меня убила.

Люди разошлись, и вокруг стало тихо.

Я медленно протянула руку и взяла его за запястье. Казалось, что нужно так сделать.

Его рука была ледяной, но постепенно ее начало греть тепло моей ладони.

Я нащупала его запястье пальцами.

Надавила — и ничего не почувствовала.

Я резко приложила пальцы к своему собственному запястью.

Тонкая, но ощутимая пульсация — я жива.

"Это было не то, что можно просто назвать "изменением природы"."

Он — мертв, а я — жива.

***

Есть такой рассказ: "Обезьянья лапа".

В нем один мужчина получает лапу обезьяны, которая якобы исполняет желания. Но эта зловещая лапа исполняет их самым извращенным образом.

Он пожелал получить крупную сумму денег — и в результате его сын погиб в ужасной аварии, а мужчина получил страховую выплату.

Сделка с Провидением была такой же.

Я почувствовала, что совершила нечто ужасное.

Хотя стояло лето, по коже пробежал озноб. От моего лица отлила кровь, я посмотрела на Раньеро.

А сам Раньеро, тот, кто стал живым мертвецом, выглядел совершенно невозмутимым. Казалось, он быстро свыкся со своей новой сущностью.

— И ты ведешь себя... словно все в порядке? — спросила я дрожащим голосом.

— Какой ответ ты хочешь услышать? — Раньеро проговорил.

Я не знала, какой ответ хотела бы услышать. Молчала. Еда, которую я только что с удовольствием ела, теперь камнем лежала в желудке и вызывала боль.

Я просто хотела, чтобы Раньеро чувствовал то же, что и я. Хотела услышать извинения, хоть и знала, что это невозможно.

Я хотела, чтобы он понял, каково было быть заточенной в спальне. Чтобы он хотя бы осознал, как страшно и унизительно — зависеть от настроения другого, от его приказов.

Чтобы защитить себя, мне нужна была жизнь Раньеро. Без какого-либо оружия мы бы снова скатились в прежнюю иерархию. Потому что Раньеро — не тот, кто когда-либо станет "ниже".

Вот и все.

— Я ведь хотела не этого…

У меня потемнело в глазах.

Раньеро по-прежнему выглядел невозмутимым. Он слегка склонил голову.

— Почему ты так переживаешь? Это неважно.

— Неважно?.. — невнятно пробормотала я.

Раньеро спокойно продолжал:

— Ты победила, а я проиграл. У проигравшего нет права на недовольство. Я подчиняюсь тебе. Победителю достаточно отдавать приказы и наслаждаться своей победой, разве не так?

От этих слов мое сердце застыло. Какая-то новая, более темная тень легла на меня.

Раньеро в корне отличается от меня. Если бы отношения были наоборот...

Он бы без всяких угрызений совести использовал мое положение, чтобы "приручить" меня. Точно так же, как когда-то запер меня в спальне.

Приказы и подчинение.

Это единственная схема отношений, которую он знает.

Он сломлен с самого рождения.

Глаза защипало. Казалось, слезы вот-вот хлынут. Раньеро молча смотрел мне в лицо. Казалось, он не понимал, почему я плачу.

Я дрожала от злости, неровно дыша.

— У тебя в голове только власть и подчинение, да?..

— …

— Ты как зверь… Да, точно, — я закрыла лицо руками и выдавила из себя слова, будто с кровью. — Наверное, жители Актилуса ждали от тебя именно этого. Но что мы можем сделать? Я убила Актиллу. Теперь не осталось никого, кто бы этого от тебя хотел.

— Энжи?..

— Тебе ведь нравилось, да? Жить как зверь — просто, удобно…

Раньеро ничего не отвечал, потому что так поступает слабый.

— Я не для того хотела победы. Я просто… хотела, чтобы ты почувствовал то же, что и я. Хотела, чтобы ты извинился. Понимаешь, что это значит?..

Молчание. Он никак не мог этого понять.

Я закричала:

— Я хочу, чтобы ты был человеком!

Слезы потекли ручьем. Для счастливого сказочного конца все было слишком поломанным с самого начала.

— Живи сложно, тревожно и мучительно!

Раньеро не знал ни печали, ни раскаяния. Он и не понимал, как все исправить.

Все, что я могла прочитать в его глазах — беспокойство. Тревогу, что я могу оставить его здесь, в одиночестве, в порыве чувств.

Как бы то ни было, он хочет остаться со мной. Хочет жить рядом. Но я не думаю, что смогу долго выносить мучительную ситуацию с Раньеро, который может воспринимать мир только через призму власти…

Я вытерла слезы.

— Только такой дурак, как ты, будет довольствоваться послушанием. Если хочешь жить со мной, пойми меня...

— Я…

— Отношения между людьми — это не только победа и поражение, доминирование и подчинение. Нет! Нет!

Я выкрикнула это так отчаянно, что почувствовала металлический привкус во рту. В конце концов, я не выдержала — рухнула на землю и зарыдала.

Раньеро неловко стоял рядом, не решаясь прикоснуться ко мне, и с тревогой наблюдал, как я плачу.

Я ненавидела его.

Это было невыносимо.

Слезы иссякли только после того, как силы покинули меня. Раньеро нерешительно провел рукой по моим распухшим от плача глазам. Его рука была очень холодной.

— Я попробую посмотреть на это иначе... — наконец произнес он.

Не знаю, сможет ли он, но я все же кивнула.

У Раньеро осталась только я. Впрочем, и у меня никого, кроме него, не осталось.