К сожалению, здание, в котором выросла Элиша, оказалось на ремонте. Это было самое маленькое здание среди всех.
Несмотря на то, что они были брошены своими семьями, большинство благородных девушек по достижении совершеннолетия выходили замуж по расчету.
Поэтому каждое крыло монастыря было обнесено высоким, серым забором с острыми шипами.
«Давно не виделись».
Её неожиданно потянуло внутрь. Она приоткрыла входную дверь и вошла.
Элиша осторожно осмотрела внутренние помещения, затем вышла в сад и уставилась на высокие ворота.
– Что–то случилось?
– Нет. Просто… когда я была младше… часто смотрела на монастырскую ограду. Хотя и за ней была ещё более высокая стена. Я всё гадала, что же там, за пределами.
– Вы, должно быть, были тогда совсем ребенком.
– Не знаю… Скорее, я была странной. Не хотела уходить отсюда. Мне казалось, что за стенами полно демонов и разбойников… Розария ведь говорила так. Я верила, что за пределами – только ад.
– В общем-то, она не ошибалась. Там и правда хватает демонов. И разбойников тоже.
Элиша согласилась.
– По прошествии некоторого времени – после того как меня пленил Джейкоб, я часто вспоминала эти ворота. Это место, которое тогда казалось тесной клеткой, оказалось ещё и щитом. Стена, что защищала меня от настоящего ада за её пределами.
– Вы все еще так считаете?
Элиша слегка покачала головой.
– Сейчас все иначе. Нора, сегодня ты сопровождаешь меня. Теперь здесь безопасно.
– Понимаю. Тогда, если те ужасы, которых Вы боялись в детстве, вдруг появятся, я продолжу защищать Вас от них.
На лице Элиши мелькнула теплая улыбка.
– Спасибо, Нора. Я… наверное, не оправдала твоих ожиданий в последнее время. Но ты всё равно сказала это.
При этих словах лицо Норы слегка потемнело. И тут Элиша почувствовала лёгкое покалывание в затылке.
– Элиша.
Она резко обернулась. Ее звал Люцерн.
– Что ты там делаешь?
– Так вышло. Были обстоятельства.
– Выходи.
Но когда она подошла к двери, то поняла, что та заперта. Монастырские двери часто ломались подобным образом. Они автоматически запирались снаружи ради безопасности воспитанниц.
– Похоже, дверь заела, петли совсем старые. Я не могу выйти.
Люцерн наблюдал за ней с другой стороны ограды.
– Подойди ближе.
Он жестом указал на место у изгороди рядом с собой.
«Словно я снова ребенок».
В детстве, когда ей было весело, она бегала вдоль этой самой ограды и напевала, представляя себе окружающий мир.
И вот теперь в самом конце этой ограды ее ждал Люцерн.
– Тень, – тихо произнес он.
– Ах!
В тот же миг тень окутала её, мягко скользнула по щеке, будто лаская.
– Кажется, ты ей нравишься, – пробормотал Люцерн, сам немного удивившись.
Ее тело повисло над забором, но острые шипы изгороди даже не коснулись её ног. Тень удерживала её в воздухе – над землёй, словно в полёте.
– Иди сюда.
Он протянул руку. Элиша моргнула.
Мир за оградой, о котором она когда-то мечтала, развернулся перед ней. Случайно, так внезапно…
Плюх.
Тень мягко опустила её – прямо в объятия Люцерна.
– Что? – спросил он, глядя на потерявшую дар речи Элишу.
– Нет… это не тот ад, который я себе представляла.
– О чем ты говоришь?
В этот момент с грохотом забарабанила дверь, но вскоре наступила тишина. Нора, поняв, что заперта, сама перебралась через ограду. Несмотря на её высоту, она преодолела стену с лёгкостью, будто взлетела.
Всё ещё прижимаясь к Люцерну, Элиша тихо сказала:
– Ничего.
Элиша ненадолго вспомнила старые воспоминания о своей прошлой жизни. Среди вспышек памяти и подробных воспоминаний было одно, которое прошло как вспышка света. Но почему-то только сейчас она вспомнила его отчетливо.
Когда-то Люцерн уже обнимал ее вот так. В другой жизни.
***
Однажды – в будущем, которого уже не существовало.
Это был день ежегодного охотничьего фестиваля, проходившего на землях герцога. За его особняком, в глубине леса, бил маленький источник. Вода в нём оставалась кристально чистой круглый год.
В доме, где денег было столько, что они гнили без дела, по прихоти наняли мага, чтобы тот высадил цветы прямо в источнике. Цветы медленно покачивались в прозрачной воде, притягивая взгляды и восторги случайных прохожих.
Одним из событий фестиваля был турнир, в котором мужчины большими командами играли в игру – мяч пинали длинной клюшкой, и называлось это «рофен». Только в день этих игр берег источника пустел. Элиша воспользовалась этим моментом, чтобы наконец увидеть это место.
В другое время она не могла – уродливая женщина вроде неё раздражала всех одним своим присутствием.
Когда рядом не было знати, у источника собирались слуги и работники поместья. Поэтому только сегодня, в этот один-единственный день, здесь действительно не было ни знати, ни прислуги.
И тогда она увидела его. В тот же миг по спине пробежал холод, волосы на руках встали дыбом.
Зейн.
После Джейкоба и Марко – это был третий человек, которого она по-настоящему боялась.
Когда-то…ещё до того, как её лицо изуродовали… он делал вид, что ухаживает за ней.
Проблема заключалась в том, что он приходился Кароле дальним родственником. После того как лицо Элиши изуродовало пламя, он стал объектом насмешек среди рыцарей.
«Как стыдно быть отвергнутым такой уродливой сукой!»
С тех пор Зейн при каждом удобном случае стремился выместить злобу на ней. Элиша старалась его избегать.
– Ах!
Вдруг ее нога поскользнулась, и она упала в источник.
Над головой раздался гулкий звук – это было легкомысленное, пьяное хихиканье.
– Так вот, я и говорю той сучке…
Похоже, рыцари напились. Элиша задрожала и спряталась в воде, оставив на поверхности только макушку. Вскоре мужчины прошли мимо.
«А?..»
Элиша почувствовала пустоту и пошарила в кармане. Старинная золотая монета пропала.
«Она слишком ценна…»
Древняя золотая монета. Единственное, что у неё осталось. Та самая, которую Люцерн дал ей, когда вытащил из дома Марко.
Монета исчезла из её кармана. Лицо Элиши побледнело.
«Вот она!»
Оглядевшись, она заметила монету среди цветов. Элиша нырнула за ней, и её голова вновь показалась над поверхностью воды.
– На твоём месте я бы не шевелился.
Ослепительное солнце ударило ей в глаза. Над ней послышался голос. Источник находился в углублении, с деревянной террасой, соединяющей озеро с берегом.
Летом здесь обычно сидели знатные господа, погружая ноги в прохладную воду. На краю настила стоял мужчина. Лицо Элиши покраснело.
Это был Люцерн. Она поспешно зажала монету в кулаке и сунула в карман. Но в спешке её промокшая одежда раскрылась – одна из пуговиц расстегнулась, и грудь оказалась едва прикрыта.
– Приятный вид, – заметил он будничным тоном.
Сказано было так спокойно, что Элиша не сразу поняла: он это серьёзно?
Она замоталась, пытаясь выкарабкаться из воды, а Люцерн тихо усмехнулся.
– Ты стоишь на старинном чертополохе. У этого цветка есть привычка обвивать всё, что рядом с его стеблем. Похоже, тебе не говорили, что в это время года в озеро лучше не заходить.
– Ах!
Действительно, чем больше Элиша боролась, тем сильнее цветок обвивался вокруг нее в воде. Он наблюдал за ней.
– Разве я не говорил тебе держаться подальше от моих глаз? – лениво заметил Люцерн. Его слова были жестоки… но голос звучал странно мягко. Словно сладость с привкусом боли.
– Тогда... уходи, – прохрипела Элиша, задыхаясь.
– Скажи, чтобы я тебя спас.
Слова прозвучали тихо, но его низкий, завораживающий голос отозвался у неё в ушах вибрацией.
– Быстрее.
Стиснув губы, Элиша была вынуждена прошептать:
– Пожалуйста… спаси меня.
И тогда Люцерн наклонился к ней.
«Ах!»
Люцерн наклонился и вытащил её из воды. От резкого движения Элиша, тяжёлая, промокшая до нитки и ледяная, упала прямо в его объятия. Он на мгновение замер. Всё её тело дрожало.
«Он ударит меня…»
Но вместо этого мышцы его рук напряглись – будто он изучал, ощущал её вес и формы.
– Что, не можешь сама встать?
Это было мужское, насмешливое замечание, как будто она пыталась его соблазнить. Элиша вспыхнула с головы до ног. Только теперь она заметила, что он уже отпустил её. Впервые она стояла так близко к Люцерну. И дыхание на миг перехватило.
Он был слишком красив. Слишком высокий. Слишком утончённый. Элишу охватил стыд, жгучий и сильный, просто от того, что она стояла перед ним лицом к лицу.
– Это была ты, – сказал Люцерн. Его взгляд остановился на ужасном шраме, уродующем её лицо.
«В тот раз я была в повязке на глаз…»
В их последнюю встречу, когда Элиша находилась в особняке Марко, на ней была повязка, скрывавшая половину лица.
Люцерн не мог видеть её шрамов. А в тот день, когда она спряталась за деревом – тогда он лишь заметил, что она была в зелёном платье, – её лицо заслоняла ветка.
«Он впервые увидел шрамы на моем лице».
Так что неудивительно, что он смотрит на неё сейчас так, будто видит нечто странное. Но тело Элиши дрожало, немело.
Ей хотелось провалиться сквозь землю. Стоя перед ним… она казалась себе чудовищно уродливой.
Люцерн протянул руку. Он смотрел на Элишу взглядом, в котором она не могла прочесть ни одной эмоции.
Он закрыл ладонью половину её лица – ту, что с ожогами. И перед ним осталась её нетронутая сторона. Затем он поменял положение – прикрыл другую. Теперь перед ним была лишь изуродованная половина.
– Не стоит делать такое лицо, – сухо произнес Люцерн. Его слова звучали странно, почти абсурдно.
– Правая сторона твоего лица изуродована. А я, знаешь, больше не вижу левым глазом, – сказал он спокойно.
– Но сейчас мне кажется, что я совсем ослеп. Странно, правда?
– ...
– Вот почему я помню только твою красоту.
Он наклонился ближе. Уголки губ слегка приподнялись – как будто он развлекался. Люцерн наклонился ещё, почти касаясь её.
Его взгляд скользнул вниз – по мокрому платью, прилипшему к телу, обрисовывающему изгибы. Ткань была настолько тонкой, что сквозь неё проглядывали очертания сосков, обтянутых влажным корсажем.
Элиша вспыхнула, чувствуя, как жар поднимается к щекам.
Прикройся, – шепнул Люцерн, снял с себя алый, тяжёлый плащ и накинул ей на плечи, – а то выглядишь чересчур соблазнительно, – добавил он, прошептав прямо ей в ухо, и голос его прозвучал почти интимно.
Она осталась стоять на месте, растерянная, провожая его взглядом.
Но больше всего потрясли её последние слова:
– Это последнее предупреждение. Если ещё раз попадёшься мне на глаза… не ручаюсь, что ты сможешь потом возразить. Или защититься. Сегодня ты меня позабавила – так что я тебя отпускаю.
Элиша застыла. Будто по голове ударили чем-то тяжёлым.
«Почему ты продолжаешь меня доставать? Неужели ко мне можно относиться легкомысленно?»
Он был из тех мужчин, которым прощают всё – даже дерзости и насмешки. Любая женщина была бы польщена, если бы он так с ней заигрывал.
Элиша узнала правду только два месяца спустя. Оказалось, что во время прошлогоднего храмового ритуала Люцерн ослеп на один глаз – это был побочный эффект от яда, который ему подсыпал Марко. В отместку Люцерн отрубил тому палец – и это вызвало ярость Гаджу.
Постепенно пребывание среди Картье становилось все более мучительным.
И в её сердце произошли крошечные перемены. Настолько ничтожные, что и называть их чувствами – почти нелепо. Не говоря уже о таких словах, как «любовь» или «привязанность».
Сердце женщины, которое никому не нужно, было чем–то уродливым и нелепым.
У неё не осталось ничего – только тело и разум. И даже это у неё отобрали, сломали.
Люцерн… Как ещё назвать это, если не ад?
Но было что-то, что делало это чувство… другим. Оно не давало ей уснуть. Сжимало грудь.
Он приходил к ней в дневных мечтах, и она назвала это своим маленьким Адом.
И тогда Элиша решила – закрыть глаза, заткнуть уши. Притвориться, что ничего не чувствует.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления