Элиша спрятала алый плащ, который он снял и отдал ей.
Затем она аккуратно разорвала его край. Достала старенький медальон, хранившийся у неё с детства, и вложила в него лоскут этой ткани.
В дождливые дни, когда небо обрушивало на землю тяжёлые волны, Элиша порой смотрела, как под потоками качаются цветы. Тогда она невольно тянулась к медальону на своей шее и сжимала его.
Позже она поняла: даже в своих снах она не могла быть с Люцерном. Этому помешал один-единственный приказ Каролы.
Даже если бы Элиша была безупречно красива, разница в статусе между ней и Люцерном была слишком велика. Она не могла даже мечтать о том, чтобы стать его любовницей. Ей и в голову не следовало пускать мысль о любви. Это была иллюзия. Но, спасаясь от безумия, она сделала фантазию прозрачной, а чувства, что дарил ей Люцерн, стали причиной жить дальше.
И потому Элиша должна была сама покончить с этим чувством.
Её сердце было диким, неукротимым – и только потрясение, граничащее со смертью, дало ей силу оборвать всё до конца.
«Сейчас... 995 год империи?»
Это действительно произошло. Элиша действительно вернулась назад – время повернулось вспять после её смерти.
Теперь ее сердце и разум были чисты, как снег.
Не осталось и следа от тех чувств, что когда-то ложились на неё, как пятно алой краски на белом листе бумаги.
«Когда-то я думала, что не смогу даже подойти к Люцерну. О браке с ним и мечтать не смела…»
Элиша очнулась от нахлынувших воспоминаний.
– Элиша?
У монастырской изгороди стоял Люцерн. Он смотрел на неё внимательно.
– Почему у тебя такое лицо? – голос был ровный, но за ним скрывалась настороженность.
К ним подошла Нора. Когда она попыталась открыть рот, чтобы что-то сказать, но Элиша незаметно подмигнула ей.
Если бы Люцерн узнал, что только что произошло, он вполне мог бы врезать Мерхе прямо на месте. Элиша не хотела устраивать скандал на глазах у Розарии. Она не желала, чтобы одна вспышка переросла в настоящую бурю.
– Нет, всё хорошо. Просто… Это здание. Здесь я жила раньше. В этом общежитии.
– Правда? – неожиданно заинтересовался Люцерн. – Похоже на руины.
– Сейчас его вроде ремонтируют. Это было очень старое общежитие.
– Насколько старое?
– Что?
Иногда Люцерна интересовали самые странные вещи.
– Иногда, когда шёл дождь, оно было таким ветхим, что с потолка протекала вода. В такие ночи дети сбивались в одну кровать, обнимались и спали вместе…
Выслушав, Люцерн вдруг сказал, что хочет зайти внутрь.
«Ну конечно. Странный у него характер. Зачем ему туда заходить?»
Элиша не понимала, о чём он думает. Гораздо больше её тревожила мысль, что они могут снова столкнуться с Мерхой.
– Пойдём обратно. Я не собираюсь возвращаться в это место – зачем вообще ворошить старое? Хватит с меня прогулок по прошлому.
– Правда?
– Конечно. Сейчас я живу в резиденции Генерала.
– …Да. Потому что ты – моя жена.
Внезапно настроение Люцерна немного улучшилось, поэтому, когда Элиша пожаловалась на головную боль и сказала, что хочет домой, он сразу же вернулся к экипажу.
– Там… эм... Генерал...
Нора чувствовала себя обязанной доложить о встрече с Мерхой. Но теперь Элиша знала, как переключить внимание Люцерна. Она переплела свою руку с его, прижалась ближе.
Тело Люцерна на мгновение напряглось. Он не мог оторвать взгляда от макушки Элиши.
– Поехали скорее. Долго тут задерживаться не стоит.
– Эм…
Нора посмотрела на Люцерна с выражением легкой тревоги и растерянности. В этот момент Элиша, пока он не смотрел, приложила палец к губам.
«Тсс...»
безмолвно проговорила она. Глаза Норы округлились, и, потерявшись в происходящем, она застыла – видно было, как в ней борются долг и сочувствие. Элиша слегка улыбнулась – она понимала, как легко сбить её с толку.
– Что ты так смотришь? Такая красивая, будто что-то задумала.
– Я просто… благодарна тебе. Я думала, что никогда больше не увижу это место. Ни при каких обстоятельствах.
– ...Да.
И прежде чем она это поняла, Элиша уже ловко управляла этим человеком. Люцерн не отводил от неё взгляда до самого момента, пока они не сели в экипаж.
Благодаря хитрости Элиши, Люцерн узнал о том, что Мерха оскорбил ее, только по прибытии в столицу.
– Ты ещё что-то от меня скрывала? – почти с издёвкой бросил он Норе, не веря, что всё это реально произошло.
– Люцерн, ты ведь был со мной весь путь до дома. У Норы попросту не было времени что-либо рассказать.
– Ладно. Иди в комнату, отдохни.
– ...
Слова прозвучали мягко и спокойно, но от этого становилось ещё страшнее – ведь было совершенно ясно, что он очень зол. Элиша отчётливо заметила, как его взгляд скользнул в сторону меча.
– Люцерн, ты же не собираешься идти разбираться с Мерхой?
– Недавно я уже напал на храмовых рыцарей. Думаешь, я сделаю это снова?
Элише казалось, что его хладнокровие страшит больше ярости. Люцерн был слишком гордым человеком, чтобы стерпеть оскорбления, брошенные в адрес его жены – он воспринимал их как удар по себе.
– И всё же, что ты задумал?
Он лишь тихо рассмеялся, но этот смех совсем не был весёлым.
– Наша примерная ученица. Подумай хорошенько. Какая поговорка была любимой у архиепископа Розарии?
– Ты про ту, что она повторяла перед началом занятий по тактике?
– Да, именно она.
– «Победа с помощью грубой силы – примитивна. Победа хитростью – продвинута. А когда враг сам себя душит по твоей задумке – это уже искусство».
Элиша сразу уловила – снова они с Люцерном мыслят одинаково.
– Ага, я тоже об этом подумал. Рад, что ты догадалась сама. Объяснять не пришлось.
Они поймали взгляд друг друга и синхронно кивнули.
– Вы о чём вообще говорите? – не выдержала Нора.
– Нора, а ты знаешь, как заставить человека задушить самого себя?
– ...Я не знаю.
– Лучше всего это срабатывает, если довести человека до безумия с помощью того, чего он боится больше всего, – усмехнулся Люцерн.
– Так получилось, что кое-кто сообщил мне очень ценную информацию. Например... – он поманил Нору ближе, – что Мерха думает, чего он боится, и что для него важно. Вот такого рода сведения.
– …Что ж, раз у тебя талант пугать людей до дрожи – это даже к лучшему, – прокомментировала Элиша.
***
Мерха вернулся в свои храмовые покои с выражением победителя на лице. Это был небольшой особняк.
На первый взгляд обстановка казалась скромной и изящной. Но стоило присмотреться – и становилось ясно: все вещи здесь были роскошны, на уровне королевских покоев. Всё это было куплено за счёт средств храма.
– Кхе-кхе! Ну-ка, все сюда, послушайте. Сегодня я показал этой девке, кто тут главный! Унизил её как следует!
Некоторые старики особенно болезненно реагируют на успехи молодёжи. Для Мерхи Люцерн был постоянным раздражителем, живым напоминанием о его собственной ничтожности. Всё началось ещё с Микелана, отца Люцерна, которого называли гением. Зависть Мерхи с тех пор никуда не исчезла.
Так что, накричав на жену Люцерна, он чувствовал себя чуть ли не героем.
– Что происходит? Куда все подевались?
– Ваш сын с женой уехали. И, кстати… пришла телеграмма. Я положил её в кабинет, – отрапортовал спешащий клирик.
– Телеграмма?
Мерха вернулся в кабинет с озадаченным лицом. Он резко разорвал телеграмму.
Тук–
Листок телеграммы выпал из его рук.
[Скоро вернусь. Буду через неделю.
Я очень долго блуждал по улицам Юрифа.
Приготовь для меня горячий яблочно-имбирный чай.
Здесь холодно, слишком холодно...
–Р–]
Инициалы Р. Яблочно-имбирный чай. Улицы Юрифа...
«Ризральфо… жив? Он послал это сам? Что за дьявол…»
– К-кто послал телеграмму?!
На крик Мерхи лицо священника побледнело. Он был недавно принятым на службу.
– Я… не знаю. Просто телеграмма. Пришла из телеграфной службы.
– Нет. Этого не может быть…
Яблочно-имбирный чай был любимым напитком Ризральфо. Он был высокомерным – настолько, что, возвращаясь с прогулки, начинал злиться, если его чай не был готов и не ждал его горячим.
Однажды он даже швырнул в Мерху чашку и закатил скандал.
«Это была рана, которую нельзя было залечить. Он явно уже не дышал. Я ведь сам…»
Если Ризральфо всё ещё жив. Если он вернётся живым – всё кончено.
Как выглядел тот, кто принёс телеграмму?
– Волосы… светло-каштановые, немного выгоревшие…
Клерк вдруг оживился, будто вспомнил нечто важное:
– А! Он завязал волосы синей лентой с храмовым узором на конце. Я заметил – слишком уж дорогая была вещица.
Мерха побледнел.
Он отчётливо вспомнил день, когда умер Ризральфо. На нём было синее пальто, дорожный костюм, сапоги… и волосы, стянутые той самой храмовой лентой. Лента, как говорили, была талисманом, который защищал здоровье владельца. Да, это вспомнилось очень отчетливо.
А на следующий день… и ещё через день…
Телеграммы стали приходить ежедневно.
[Увидимся через 6 дней.
–Р–]
[Теперь столица рядом, увидимся через 5 дней.
–Р–]
...
[Увидимся завтра.
–Р–]
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления