Онлайн чтение книги Кодзи Судзуки - Звонок: Прилив (2013) Koji Suzuki - Ring: TIDE (2013)
5 ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ: ГОРА ОМИНЭ Глава 5

Поднявшись в два часа ночи и собрав свои вещи, практикующие выстроились в колонну позади гида ямабуси, и отправились из Ёсино храма Кинпусэн-дзи в направлении региона Кумано.

Большинство людей носили специальную дорожную одежду и льняные накидки, на бёдрах у них были повязаны меховые накидки для отдыха на природе, а на ногах были матерчатые туфли на резиновой подошве, и все держали посохи для ходьбы. Среди белых ритуальных одежд остальных Кавагути и Кашивада выглядели не совсем уместно в своих белых спортивных костюмах, хлопчатобумажных спортивных брюках и кроссовках.

Группа идущих медленно двигалась в темноте, как будто покачивающиеся призраки из таинственного мира. Глядя на их команду, можно было заметить, что две перекрывающие друг друга фигуры Кавагути и Кашивады казались призраками, вышедшими из своих физических тел.

Внезапный дождь придал мистической атмосфере ещё немного таинственности.

Вчера ночью в общей спальне участники восхождения делились множеством историй о прошлогоднем восхождении по тропе Оминэ Окугакемичи.

Период восхождения почти каждый год выпадал на дождливое начало лета. В горах хребта Кии и так много осадков круглый год, что видно по густому, пышному зелёному покрову склонов гор, а также по очень высоким елям.

В прошлом году группа людей, которые участвовали в восхождении по тропе Оминэ Окугакемичи, столкнулась с проливным дождём не далеко от вершины горы Оминэ. Матерчатая обувь и белые одежды промокли насквозь, а дождевая вода текла по лесной тропе, образуя маленькую речку. Спускаясь по крутому склону, практикующие то падали в грязь, поскальзываясь, то спотыкались об камни, спрятанные в грязи, и падали, получая травмы одну за другой.

Даже постоянные участники, которые ходили каждый год по тропе Оминэ Окугакемичи, признали, что сильно устали тогда, в то дождливое восхождение, и, укутавшись в одеяла, были полны глубоких размышлений.

Перед рассветом все с тревогой следили за изменениями в погоде, так как накануне обсуждали эту тему с постоянными участниками.

Ветер зашелестел верхушками деревьев, создавая звук, похожий на дальний шум проливного дождя. Ветер качал деревья, сбрасывая капли росы с листьев, в темноте создавая атмосферу, как будто вот-вот начнётся дождь. Часто воображение, встревоженное звуком, заставляет людей принимать воображаемое за реальное, а реальное — за воображаемое.

Так называемая «проверка» — это тренировка восприятия божественных посланий, скрытых в природных явлениях.

Лесная тропинка была настолько узкой, что по ней едва мог пройти один человек. Как раз когда колонна немного рассосалась и разошлась в стороны, перед ними появился спускающийся с горы практикант. Он тоже был одет в белые ритуальные одежды, но отличался тем, что за пояс его кимоно был заткнут маленький ножик, и весь его облик излучал ауру древних времён. Было очевидно, что он завершил свою практику на вершине горы Оминэ Ямагамитаке и возвращался в главный храм Кинпусэн-дзи в Ёсино. Каждый в колонне кланялся в знак уважения к его достижению. Проходя мимо них, практикант сжимал рукоятку ножа и легонько кивал головой в ответ каждому. Кавагути был единственным, кого практикант не поприветствовал и прошёл мимо него без всякого выражения на лице.

Сосновый лес заслонял обзор Кавагути, и он не мог определить, было ли ясно или облачно, и пришлось продолжить подъём по горной тропе.

Только когда небо наконец стало светлее, обзор внезапно открылся, и на горизонте показался тонкий слой бело-голубых облаков.

На противоположной стороне долины, расположенной между вершинами гор, листья широколиственных деревьев раскачивались в одном направлении, создавая волны, расходящиеся к периферии, динамичные, прекрасные и полные жизни. Не прошло и нескольких минут, как ветер, шевеливший листву, прекратился, и раскачивание деревьев остановилось. Они стали просто далёким пейзажем, и от них больше не исходило ни звука. Но именно сейчас Кавагути увидел ветер в его истинном виде.

Если сравнить душу с ветром, то явление, которое он вызывает, называется жизнью, а если это жизнь, то цикл ее колебаний может длиться всего около восьмидесяти лет.

Небо стало ясным, и опасения по поводу дождя улетучились. Хотя утром ещё виднелось несколько тонких облаков, как только солнце взошло над головой, стало жарко, как в разгар лета. Вместо того, чтобы беспокоиться о дожде, теперь лучше беспокоиться о том, что станет невыносимо жарко, а затем появится жажда.

Группа делала пятиминутный перерыв каждый час ходьбы, медленно поднимаясь в ровном темпе. Когда на пути встречались трудные участки лесной тропы, возглавляющий колону гид и другие участники восхождения по очереди кричали: «Сангай[1], Сангай рикон сейдзё!»

Это слово, написанное с помощью китайских иероглифов, означает «исповедь». Так называемые шесть корней относятся к сумме шести элементов, составляющих тело и разум: глаза, уши, нос, язык, тело и разум. Через исповедь, очищая органы чувств, можно слиться с духовной энергией горы, и это единство может более-менее облегчить боль во время восхождения

Кавагути искренне надеялся, что хор практикующих, поющих в унисон «очищения шести корней», сможет проникнуть в сознание Кашивады.

Под пение тело как будто толкало вперёд естественным потоком. В однообразном повторении шага за шагом эта гармония обладала некоторой силой спасения.

Начиная с двух часов ночи, когда небо было ещё тёмным, они поднимались уже четыре часа, и теперь пришло время второго завтрака (считая тот, что был в общежитии). После этого предстояло ещё два приёма пищи — обед и ужин.

Люди с меховыми накидками, повязанными на бёдрах, сели прямо на покрытую бамбуковыми листьями землю — толстые шкуры не давали им промокнуть. Но если сесть так же в хлопчатобумажных спортивных брюках, можно было почувствовать, как роса на траве проникает в нижнее бельё.

Поэтому Кавагути достал из рюкзака пластиковый коврик и нашёл подходящий камень, чтобы его разложить. Тем временем, остальные практикующие расположились по обе стороны от тропы на травянистых участках и достали рисовые шарики, которые им дали в общежитии. После первого завтрака в два часа ночи все были очень голодны, но каждый получил только три рисовых шарика, и если сейчас съесть больше одного, то на обед, а может, и на ужин, ничего не останется. Вкус риса был довольно пресным, так как он подавался вместе с цукудани[2].

По направлению дальнейшего их движения была глубокая долина, и судя по журчанию воды, там протекала маленькая речушка.

Внизу виднелась извивающаяся асфальтированная дорога.

Через просветы в деревьях мелькавшая внизу, она резко контрастировала с тихим горным пейзажем.

То место следовало воспринимать как нечто потустороннее, наподобие границы между миром людей и духов. Кавагути оторвал взгляд от серого блеска асфальта и продолжил есть свой единственный рисовый шарик, который у него был на этот приём пищи.

После завтрака они шли ещё около часа, и наконец достигли границы, отделяющей их от мирской жизни.

«Женский барьер»

Эти чёрные иероглифы были написаны на табличке над вратами тории[3], и они означали, что женщинам запрещено подниматься на гору дальше.

Женский барьер[4]... Произношение было очень странное — смесь мягкости и твёрдости. Кроме того, это словосочетание никогда не употребляется в повседневной жизни, и своим произношением создает потустороннюю атмосферу уже одним буквальным значением.

Когда они добрались до этого места, из просветов между соснами уже не было видно дороги, туман усиливал мистическую атмосферу, а знакомая реальность казалась такой отдалённой.

После этого, последнего часа ходьбы, во время отдыха перед вратами тории до Кавагути донеслись несколько голосов практикующих. Они разговаривали и смеялись, беседа была пропитана мирской атмосферой, что и вызвало любопытство у него.

Начал этот разговор один из практикующих, с татуировкой в форме змеи на спине. Он сказал, что женщинам, в месте, где им запрещено появляться, он только что видел девушку позади большого кедра. Другие практикующие вместо того, чтобы начать надсмехаться над ним, один за другим начали подтверждать это: «Я тоже её видел», и разговор оживился.

— Как она выглядела? — спросил кто-то, и несколько человек ответили: «Она была, как и мы в белой одежде, с распущенными волосами. Молодая и красивая женщина». Их наблюдения были одинаковыми и очень точными.

— Хоть она и была вся в белом, это было не белое ритуальное облачение монахини, а простое белое длинное платье.

Молодую женщину невозможно было представить одной в этом диком лесу. И это было явным видением, но некоторые люди всё равно говорили нечто наподобие: «Может, это богиня горы», и в их разговорах слышался смех.

— Запрет посещать вершину горы Оминэ Ямагамитаке относится только к человеческим женщинам, за исключением горной богини. Возможно, бог здешних гор изначально был женщиной.

Идея о том, что эта девушка — здешняя горная богиня, нашла отклик у многих, и они кивали: «Да, всё верно, да, так оно и есть».

Практикующие, казалось, были рады, что молодая и красивая женщина-призрак сопровождает их на протяжении пути.

Кавагути вспомнил короткую историю об Эн-но Одзуне. Когда он был помилован и вернулся в столицу из изгнания с острова Идзуосима, он проклял бога Хитокото-нуси-но-микото, который его оклеветал, превратив его в змею и бросив на дно долины. Говорили, что проклятие до сих пор так и не было снято с Хитокото-нуси-но-микото.

Если это так, то этот призрак, который являлся им во время путешествия в лесу, мог быть Хитокото-нуси-но-микото в женском обличии. Кавагути с трудом сдержался, чтобы не высказать эту мысль вслух.