Онлайн чтение книги Цветы — это приманка Flowers are Bait
1 - 40

Ярче, чем стеклянные светильники, висящие на деревьях словно звёзды, освещал ночь ясный зрачок Квон Чэ У.

Освещал ночь И Ён.

Она растерялась, затем покраснела и крепко прикусила губу. От его незначительных слов напряжение внезапно отпустило.

— Я не хищница...

— Жаль, я бы предпочёл, чтобы вы меня укусили.

— Квон Чэ У, у вас же совсем нет денег...

— Разве в семье вашего мужа не богатые?

— Там страш... страшное место.

И Ён вздрогнула и покачала головой.

— Я действительно была из никчёмной семьи...

Лучше было как можно меньше связываться с людьми. Всё равно после очередного скандала с двоюродными родственниками всё рассыпалось. Изначально она слишком долго была закрыта от всех, окружена стенами.

Может, поэтому это чувство беззащитного разрушения напоминало падение.

— Хоть они и были моей кровной семьёй, мы так и не смогли стать настоящей семьёй.

— ...

— Дома меня звали Сонъён.

— Сонъён?

— Просто что-то вроде прозвища.

Если написать Со И Ён вертикально, получалось Сонъён.

— Сонъён — это сажа от сгоревшей сосны.

— ...

— Для моей семьи я была грязным пятном.

В этот момент раздалось «бум!», и небо украсилось фейерверком. Издалека послышались аплодисменты. И Ён, даже с пустыми глазами, не могла оторвать взгляд от ослепительно падающих огней.

«Если бы они упали в мою пустоту...»

Тогда бы она сделала всё возможное, чтобы их не упустить.

— Вы до сих пор так думали?

Внезапно спокойный взгляд обратился к ней.

— Что вы как сажа, как пятно? Со И Ён?

Холодный взгляд почему-то пронзил её сердце. Одновременно тихий, подстрекающий взгляд словно бросал вызов, и в ней странным образом зародилось упрямство. Чувство, которое И Ён не могла объяснить.

Глаза как зеркало.

В его зрачках отражалась не Сонъён.

Со И Ён — женщина, которая, несмотря на холодных опекунов, вмешательство двоюродных родственников и настойчивые издевательства коллег, выжила и выросла по-своему.

Она сжала руки.

— Квон Чэ У, вы знаете? Даже после лесного пожара деревья первыми восстанавливают лес.

— И что?

— Я была Сонъён, но теперь я врач деревьев.

— ...

— У меня теперь есть свой пейзаж.

Кончик носа защипало, и она с трудом удержала опускающиеся уголки губ. Даже наполняющиеся влагой хрупкие глаза сейчас её не беспокоили.

Бесплодное детство, где она никак не могла пустить корни. В то время, когда она должна была расти и развиваться, И Ён гнила, высыхала, скручивалась и выкорчёвывалась.

Среди шипов, которые только кололи её, она инстинктивно научилась держаться на расстоянии, а глубоко погружаться было равносильно самоубийству.

Даже то, что приходит на ум сейчас — лишь болезненные и горькие воспоминания, но И Ён взяла даже эти осколки внутрь себя и укрыла их.

На такой земле цветы, наверное, не расцветут.

Но кто-то...

Кто-то скажет «хорошо сделано» неумелым рукам И Ён, которая могла только закапывать и ждать.

— Не красиво, но я всё же сделала это сама.

Бум! Снова взорвался фейерверк. Наконец Квон Чэ У улыбнулся так ярко, словно мог растопить даже снежную гору, и притянул её голову, прижавшись лбом ко лбу.

— Я так и знал.

— Что?

— Человек, который бережно собирает даже опавшие лепестки, не может считать себя грязным.

— ...

Фейерверки продолжали взрываться один за другим, и слышались возгласы людей, но И Ён оглохла. Вдруг ей показалось, что они вдвоём находятся в пространстве, отрезанном от всего остального.

Громко стучащее сердце пугало.

Потому что пульс, который обычно ускорялся от страха при встрече с Квон Чэ У, теперь звучал и означал нечто совершенно иное.

И Ён сжала вспотевшие ладони. Странно, но ей не хватало воздуха, и единственной мыслью, заполнявшей её сознание, было желание сбежать отсюда.

— Я, я хотела жить с гордостью. Люди пугали меня, и принятие моего происхождения, будь то по нормам или морали, было невозможно даже в мечтах. Я отказалась от людей и выбрала деревья.

— ...

— Они приняли меня без слов, без предрассудков. Только лес по-настоящему не прогонял и не ранил меня. Но...

Её голос начал дрожать. Квон Чэ У отстранился и внимательно посмотрел на И Ён, чьи руки не могли оставаться в покое.

— Но вы всё время, Квон Чэ У...

— ...

— Вы всё время ко мне...

— Да. Я к вам, И Ён.

— Это яд. Я думаю, всё это — яд.

От её внезапного перескока Квон Чэ У слегка нахмурился. Тем не менее, он чутко уловил запах.

Что Со И Ён снова перевернёт всё в его душе. Квон Чэ У затаил дыхание, готовясь к предстоящей охоте.

— Так что вы хотите сказать?

На его спокойный вопрос И Ён сглотнула.

— Ну... Я...

Огни непрерывно заполняли ночное небо.

— Вы действительно взяли вторую жену.

— Что?

Его выражение слегка дрогнуло.

— Того Квон Чэ У, которого я знала, больше не видно.

И Ён выглядела странно, словно ребёнок, получивший удар по затылку, не знающий, плакать ему или нет.

* * *

— У вас двоих что-то есть?

И Ён, поднося чашку кофе к губам, замерла.

Чу Джа, наблюдая за часто погружающейся в мысли И Ён и гораздо более настойчивым, чем раньше, взглядом Квон Чэ У, пришла к определённому выводу.

— Ч-что именно?

Рука, держащая чашку, дрожит. Чу Джа посмотрела на неё расслабленным взглядом.

— Ты с ним сделала это.

— Что?

— На корабле до Гонконга доплыли?

— Чу Джа!

— Ты понимаешь, о чём я говорю.

Чу Джа хихикнула, дразня её. Она с улыбкой смотрела на И Ён, которая тёрла покрасневшие щёки, словно пытаясь стереть румянец.

Когда родители, которые, как говорили, сбежали среди ночи, умерли в один день, И Ён было семнадцать. Чу Джа впервые увидела эту тощую девушку с длинными, как у призрака, волосами на похоронах.

В левой комнате лежал её отец, в правой — мать.

Но девушка не могла войти ни в одну из них, лишь опустив голову. Местные жители, глядя на такую девушку, обязательно морщились.

В то время Чу Джа готовилась начать совместную жизнь со своей первой любовью, с которой встретилась через двадцать лет, и пришла выразить соболезнования вместе с мужчиной, который был дальним родственником.

Чу Джа, помогая разносить юккэджан, постоянно поглядывала на девушку. И Ён стояла так несколько часов, словно её ноги не уставали.

Как умершее дерево.

Никто не обращал на неё внимания. Только родственники в траурных одеждах несколько раз смотрели на девушку так, словно хотели её убить.

Словно осталось лишь срубить её, атмосфера вокруг девушки была странной.

Но Чу Джа, покорившая множество мужчин одним взглядом, сразу поняла.

Что эта девушка — гнилой корень, поддерживающий эту распавшуюся семью.

Не любовь, а ненависть.

У девушки, выросшей в такой суровой среде, не было жизненной силы, которая должна быть у человека.

Кто-то использовал даже иероглиф «чу» со значением «уродливый», чтобы подавить цветущую энергию, которая, как говорили, висела гроздьями, как хурма, но девушка, которая должна была быть зелёной и цветущей, была умирающим старым деревом.

Может, эта противоположная сила привлекла Чу Джа? Её взгляд постоянно возвращался к девушке. Хотя она думала, что это мимолётная встреча.

В итоге девушка, изгнанная из дома, переходила от одних незнакомых дальних родственников к другим, пока наконец не попала в дом Чу Джа и её возлюбленного.

Так они жили втроём, пока бедный поэт внезапно не умер от рака.

Поскольку этот мужчина был первым и последним, кому Чу Джа отдала всё своё сердце. К девушке, которая была свидетелем коротких, но счастливых моментов. К И Ён, ставшей свидетельницей ярких моментов, подобных цветению в зените.

— И Ён.

— Да?

Теперь Чу Джа хотела сделать то же самое. Как девушка разделила с ней её последнюю любовь, теперь она хотела быть рядом.

В момент, когда расцветает первая любовь И Ён.

— Не бойся.

— !..

И Ён застыла и посмотрела на неё.

— Для той, кто так сильно боролась без воды и солнца, у тебя на удивление мало морщин.

Наверное, потому что она изначально ничего не ожидала от людей.

Иногда Чу Джа не могла понять, сильная И Ён или глупая. И также, была ли её удовлетворённость просто спокойным дыханием скромностью или смирением.

Но Чу Джа хотела, чтобы И Ён желала чего-то большего. Чтобы она не только свернулась клубком, дыша тихо, но и противостояла волнам лепестков, видя то, что за ними.

Не остров Хваидо, не эта больница.

Чтобы она нашла невидимую родину, о которой тоскуешь, лишь подумав.

— Любовь, конечно, стихийное бедствие, но не обязательно всё заканчивается, как у твоих родителей.

При упоминании родителей лицо И Ён внезапно помрачнело.

— Ты уже знаешь радость любви.

— Что?

— Поющее дерево, верно?

— !..

Глаза И Ён мгновенно расширились.