Насколько знал Тирион, Лилие де Фе Фирвас никогда не любила его. Разве что когда он был совсем маленьким — возможно. Но с того момента, как он начал осознавать себя, всё было иначе.
Впрочем, он не испытывал по этому поводу особого сожаления. Всё, что он чувствовал к покойной матери, сводилось к раздражению и отвращению. Хорошо ещё, что она умерла. Жива бы осталась, только мешалась бы на каждом шагу.
— Помните? Вы играли в саду, ловили бабочек, а госпожа Лилие с такой нежностью наблюдала за вами… Какая это была трогательная картина — мать и сын.
Воспоминания Сандры Лето были абсурдны до нелепости. Лилие де Фе Фирвас никогда не смотрела на него с нежностью. У неё постоянно были расшатанные нервы, она то беспрестанно следила за каждым его движением, то вдруг начинала вести себя так, будто его вовсе не существует. В её поведении не было ни капли последовательности.
— Поэтому вам нужно, наконец, принять её смерть, Ваше Высочество. Она бы этого хотела, я уверена…
Смерть Лилие де Фе Фирвас, как бы это ни звучало, имела для Тириона значение разве что в политическом смысле: с ослаблением влияния её рода стало проще дышать.
И всё же, он понимал, что в глазах остальных всё выглядело совсем иначе. Каждый раз в это время года они смотрели на него как на юношу, который так и не смог пережить смерть матери.
Но Тирион не спешил их переубеждать. Парадоксально, но люди не любят совершенства — толпа обожает понятный, наглядный изъян, особенно тот, который она сама якобы может исцелить.
Как и в случае с Сандрой Лето.
— Я знаю. Мы все знаем, как вы любили госпожу Лилие. И как она любила вас.
Он не любил её. И в её любви никогда не нуждался. И Лилие де Фе Фирвас — тоже. Между ними не было и не могло быть никакой любви.
Но, несмотря на это, люди в один голос повторяли: вы же мать и сын — конечно, вы любили друг друга.
«Ты вообще… чувствуешь что-нибудь? Ты понимаешь, что чувствуют другие? Ты хоть человек?»
Странно: он, кого никто никогда не понимал, должен был понять всех.
— Мадам Лето, не волнуйтесь, я…
Он открыл рот, чтобы как-то сгладить неловкость и сменить тему, но вдруг поймал взгляд Фиби Энсис. На её лице проскользнуло нечто похожее на удивление. В ту же секунду его лёгкая улыбка померкла.
Что её удивило? Моё прошлое? Или же, как и следовало ожидать, принцесса побеждённого королевства начала меня жалеть?
Может, и так. Для Фиби Энсис любовь, похоже, то, на чём держится весь её мир.
Внезапно Тирион почувствовал, как на него накатывает усталость. Даже улыбаться больше не хотелось. Он без всякого выражения положил столовые приборы на стол.
— Ваше Высочество, — неожиданно Фиби Энсис резко поднялась с места. — Уже поздно…
Вся комната замерла. Все взгляды обратились к ней.
Но Фиби спокойным и тихим взглядом смотрела только на Тириона.
— Я бы хотела… остаться с вами наедине.
Сказав это, она протянула руку и легко взяла его за мизинец. А потом, не оборачиваясь, вывела его из зала.
Даже Тирион, которого редко можно было чем-то удивить, в молчаливом изумлении послушно последовал за ней, и только через мгновение за их спинами раздался возмущённый крик:
— …Как же это вульгарно!..
Фиби Энсис наверняка это слышала. Но её шаг не замедлился ни на секунду. Рука, которой она держала его, была неожиданно горячей и крепкой — совсем не такой, какой он привык её знать.
Они пересекли коридор и вышли к главным дверям поместья. Их встретил прохладный ночной воздух, и странным образом стало легче дышать.
Тирион открыл рот в тот момент, когда Фиби, остановившись в темноте, чуть замялась.
— Дальше не стоит.
Фиби остановилась и обернулась. Она тихо убрала руку, отпуская его палец.
— …Простите.
Пустота от исчезнувшего прикосновения щёлкнула по коже. Тирион почти машинально опустил взгляд на руку, но тут же понял, насколько это глупо, и прервал движение.
— Объяснишь?
В темноте Фиби Энсис казалась неуверенной.
— У вас… было нехорошее выражение лица.
— …
— Мне показалось, что вы не хотите там находиться.
Тирион хмыкнул безрадостно и немного устало. Всё, как он и ожидал.
— Забавно.
— Простите?
— Теперь и принцесса считает меня жалким? Думаешь, я — убогий наследник, рано потерявший мать? И ты так расчувствовалась, что решила спасти меня?
Выплюнув язвительные слова, полные презрения и горечи, он уставился на неё.
Фиби Энсис какое-то время молча смотрела на него, а затем заговорила спокойным, непроницаемым голосом:
— Нет… Всё наоборот.
— Что?
— Просто… мне показалось, что вы как раз не считаете себя жалким. А вот окружающие — да. И именно это вам неприятно.
Пока Тирион молчал, слегка опешив, она неуверенно продолжила:
— И, наверное… вы с матерью были не так близки, как все думают.
К своему удивлению, он осознал, что Фиби Энсис поразительно точно всё поняла.
Она — девчонка, выросшая в материнской любви и ласке, — так точно увидела то, что годами никто не хотел замечать. Как?
А если уж она поняла… то зачем было выражать это так?
Фиби Энсис совершила поступок, который можно было назвать спасением или вмешательством даже ценой собственной репутации. Ради человека, который её унижал.
Это жалость?
Но в её взгляде не было ни капли той гадливой жалости, которой полнились глаза всех тех, что сегодня смотрели на него за столом.
Под этим взглядом Тирион почувствовал себя загипнотизированным, как будто всё происходящее вдруг перестало быть реальным.
— Мадам Лето — влиятельная дама в свете. Семейство Эберконов — и подавно. После того, что ты сказала перед ними, тебя теперь точно станут считать шлюхой, соблазнившей наследника.
Даже эти колкие, почти жестокие слова вызвали у Фиби Энсис лишь краткую заминку.
— Всё равно меня уже и так считают такой.
— И поэтому ты решила сделать мне одолжение? Чтобы я исполнил твоё желание?
— Я вовсе не думала об этом. И не рассчитывала, что желание, о котором я мечтаю, можно исполнить так просто.
— В таком случае я не понимаю, зачем ты мне помогаешь.
Он скрестил руки и выжидательно уставился на неё.
Фиби Энсис выглядела растерянной, как человек, которого просят объяснить очевидное. Точно так же, как в тот раз, когда заявила, что не собиралась подсыпать ему снадобье от императрицы.
— Просто… если можешь помочь, то должен помочь, разве нет?
Мир Фиби Энсис в этот миг, словно шторм, накрыл Тириона с головой. И он, к собственному раздражению, вдруг почувствовал, как волна её искренности, её необъяснимой мягкой силы, придавила его.
Ни жалость, ни попытка самоутверждения — лишь чистое, ничем не окрашенное добро. Не потому что она его любит. Не потому что он ей нужен. Не потому что хочет от него чего-то. А просто потому, что так правильно.
— …Ты помогла мне просто потому, что я выглядел так, будто мне плохо? Как будто мне было не по себе?
— Простите, если это было самонадеянно.
— …
Он чувствовал себя так, будто внутри что-то спуталось в тугой узел. Фиби Энсис прошлась по нему как ураган.
Тирион вдруг поднял руку и закрыл лицо от носа до подбородка. Инстинктивно. Он не хотел, чтобы она увидела его сейчас. Не хотел, чтобы хоть кто-то — даже она, а может, особенно она — это увидел.
Тирион молча стоял в темноте. Чувства внутри никак не хотели утихать. Он сам себе казался чужим, и оттого произнёс с усмешкой, пытаясь защититься:
— Не делай глупостей, принцесса. И брось ты уже играть в святую.
В ту же секунду Тириона прошиб холодный пот. Это было то самое ощущение, когда понимаешь, что сказал что-то, чего нельзя было говорить. Нечто необратимое.
Он нахмурился и услышал слабый выдох Фиби Энсис. Она хотела что-то сказать, приоткрыла губы, но тут же мягко улыбнулась.
— Простите. Вы правы. Это бесполезно.
Тирион ощутил странную тревогу в этой улыбке. Что-то в ней было не так. Но он не успел понять, что именно — ощущение исчезло, словно мираж.
Когда он пришёл в себя, она смотрела на него с той же мягкой, печальной теплотой.
Всё выглядело по-прежнему. И всё же Тириона охватило странное, необъяснимое беспокойство. Что-то незаметно, беззвучно пошло не так.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления