Онлайн чтение книги Любовь моя, я хочу убить тебя Love, I want to kill you
1 - 23

Эдвин умел уговаривать Жизель. Стоило спустя четыре года вновь прибегнуть к испытанному приёму, и он сработал даже лучше прежнего.

Но девчонка за эти годы тоже набралась опыта, и на следующий день, после двух часов жаркого спора, белый флаг пришлось поднять самому Эдвину.

Жизель угрожала: если за ней поставят слежку, она просто начнёт голодать.

Противная малявка, совсем не понимает, что у меня на сердце.

Он так долго терзал зубами нижнюю губу, что кожа вздулась бугристо, и наконец излил душу профессору.

— Я видел слишком много женщин, израненных подлыми мужчинами. Не могу отделаться от тревоги — а вдруг и моего ребёнка постигнет та же участь.

Видимо, поэтому и сниться стали такие сны.

— В последнее время я всё чаще ловлю себя на мысли: мне не по себе от того, что Жизель взрослеет.

Хочется, чтобы она навсегда осталась счастливой девочкой: чтобы кончики туфель были вечно в грязи от беготни по зелёным лугам, а пальчики зелёные от травы.

А не несчастной женщиной, что скрывает следы слёз, пролитых из-за мужчин, под слоем косметики, и, повернувшись к ним, вновь им улыбается.

— Я и сам разделял ваши чувства, — отозвался профессор. — Но взросление не остановить. И ребёнка не удержать в безопасном родительском загоне. Ведь нельзя же прожить всю жизнь за оградой.

Эдвин и сам это понимал. Ещё недавно думал точно так же.

Но теперь, глядя, как девочка ступает в опасный мир за пределами его ограды, он ловил себя на мысли: будь его воля, он бы оставил Жизель там навсегда.

— Ведь и раны — часть взросления, — продолжал профессор. — Задача родителей — не оберегать от каждой царапины, а дать силы подняться даже после боли.

— Согласен. Но плохие мужчины сюда не вписываются.

Когда он приказал проверить ухажёра Жизель, Эдвин ещё сомневался: а не чрезмерна ли его опека?

Однако, получив отчёт, понял: какая уж там чрезмерная опека — если бы он пустил всё на самотёк, случилась бы беда.

— Едва двадцать исполнилось, а он уже завсегдатай клуба «Золотая Орхидея».

Клуб «Золотая Орхидея» был всего лишь прикрытием для дорогого борделя.

— Господи… Совсем прогнивший тип. Вы сказали об этом мисс Бишоп?

— Разумеется. Но она меня не послушала и продолжает с ним встречаться.

Неужели её слова о том, что ей нравятся «опытные мужчины», — не пустое бахвальство?

Да ведь и у опыта есть предел.

Эдвин, пытаясь погасить внутренний огонь, одним глотком осушил чашку. Профессор смотрел на него с жалостью и пробормотал:

— В этом возрасте дети от запретов только упрямятся. Как старший товарищ в воспитании и психиатр советую: пока оставьте всё как есть. И уж точно не запрещайте.

Эдвин нахмурился: услышанное шло вразрез с его собственным убеждением.

— Запретите — она начнёт скрывать. И тогда, если случится по-настоящему страшное, дочь не придёт к вам.

Профессор сказал, что лучше стать тем взрослым, с которым ребёнок может обо всём говорить, чтобы не упустить момент.

— Даже если узнаете о проблеме, не спешите бросаться её решать. Вы же не сможете всю жизнь появляться и прогонять плохих парней всякий раз, когда дочь их встретит. Куда разумнее будет воспитать в ней умение мудро оценивать и самостоятельно справляться с проблемами. Вот и представилась прекрасная возможность — для мисс Бишоп и для вас. Воспользуйтесь ей.

— Хм…

Эдвин задумчиво погладил подбородок. Профессор, полагая, что тот обдумывает его совет, с блеском в глазах ждал ответа.

Вот уж нет.

Эдвин криво улыбнулся и признался:

— Скажу честно, я уже провалил этот экзамен.

— В каком смысле?

— Жизель не хотела расставаться с ним, и я сам заставил их разойтись. Только она до сих пор не знает, что это я их разлучил.

Тот тип, Босуэлл, ещё не прошёл обязательные шестинедельные военные сборы, которые обязан пройти каждый молодой мерсийский подданный.

Эдвин позвонил своему старому другу из военной академии, служившему в армейском учебном центре. И спустя несколько дней Босуэлла силком увезли в лагерь.

До конца лета ему оттуда не выбраться.

— Гордиться здесь, разумеется, нечем. Но и сожаления я не испытываю.

Профессор выслушал признание с широко раскрытыми глазами, а потом вдруг расхохотался:

— Не могу сказать, что это правильно, но и не могу назвать ошибкой. Как врач я обязан осудить, а как отец дочери — искренне завидую вашей возможности действовать столь решительно.

Профессор налил Эдвину ещё чаю и спросил:

— Мисс Бишоп не расстроилась?

Вспомнив реакцию девочки, Эдвин фыркнул. Он разлучил их, думая, что лучше короткая боль сейчас, чем долгие страдания потом, и переживал, что Жизель будет страдать, но…

— Передо мной она продолжает притворяться, что они встречаются.

Профессор недоумённо округлил глаза. Сегодня утром Эдвину тоже пришлось напрячь мышцы лица, чтобы не сделать такую же гримасу перед Жизель.

— Сегодня она сказала, что у них свидание, и ушла.

— Что?

— Вот я и проверил.

— Ни стыда ни совести. Даже элементарных правил не знает: за девушкой на свидание положено заезжать. В мои-то годы…

— Дедуля, сейчас уже не те времена. Никто пальцем не показывает, если девушка идёт куда-то одна.

Сделав его старомодным ворчуном, Жизель тут же юркнула прочь.

— Почему же она скрывает, что они расстались?

— Да, похоже, стыдится. Всё-таки первое увлечение, и продлилось всего несколько дней, — профессор тихонько рассмеялся.

— Но почему же ей стыдно передо мной…

Как Эдвин ни ломал голову, он так и не мог постичь её логику.

*****

Летний полдень в Кингсбридже разительно отличался от Фуллертона.

И не только потому, что на лужайках между зданиями разного стиля, сочетавшимися в дисгармоничной гармонии, лежали студенты, прикрыв лица книгами.

Проходившие мимо Жизель студенты, в отличие от одинаково подстриженных и одетых фуллертонок, уверенно шагали, демонстрируя индивидуальность разными стилями.

Как здорово.

Что обсуждают эти юноши и девушки, рассевшиеся вперемежку между величественными колоннами? Они держали в руках тяжёлые тома и с жаром, не уступающим солнцу, вели спор.

Они все такие взрослые.

Пусть разница в возрасте составляет от силы пять лет, но они кажутся куда более зрелыми, и гораздо естественнее смотрелись бы рядом с дядей, чем со мной.

Дядя…

До сих пор я приезжала в Кингсбриджский университет лишь на экзамены и собеседования. Так что впервые только сегодня могу вволю пройтись по кампусу, который осенью станет для меня вторым домом.

И всё вокруг завораживало, но внимание моё снова и снова цеплялось за совершенно посторонние вещи.

«Ни стыда ни совести. Даже элементарных правил не знает: за девушкой на свидание положено заезжать. В мои-то годы…»

Выходит, дядя в мои годы ходил на свидания?

Конечно, ходил!

Не понимаю, почему меня не отпускает эта глупая мысль. Я ведь и в детстве не раз видела, как дядя встречается с девушками.

Как только он унаследовал титул, его начали знакомить с подходящими невестами. Но вскоре грянула война, и ни одна из тех встреч так и не завершилась браком.

Но ведь теперь война закончилась. Значит, он женится?

И правда, дядя в последнее время часто уходит из дома. Может, у него уже есть женщина.

…Кто же она?

Шагая по дорожке между просторными лужайками, я почувствовала, как ноги вдруг налились тяжестью.

Если будущая герцогиня возненавидит меня, дядя отдалится от меня?

Разумеется. Так и должно быть.

Умом я понимаю, что это правильно, но…

Значит, мне всё равно суждено потерять его.

Плечи бессильно опустились. Я изображаю, что у меня есть ухажёр, только чтобы не потерять дядю, а выходит — всё это бесполезно.

— Какая же я дура. Что я вообще здесь делаю?

Нет. Если всё может так обернуться, то это вовсе не пустая трата сил.

Фух. Жизель тяжело вздохнула и сильнее надавила на ручку обеими руками. Застрявшее колесо снова покатилось по земле.

Весь мир чист и светел, а я одна иду, словно с тёмной тучей над головой.

В тот же миг на меня действительно падает густая большая тень.

Погоди, это же не туча.

Не может же туча быть твёрдой и хватать меня за плечо. И от неё не пахнет мятой. Я резко остановилась, поражённая…

— Говорила, что идёшь к мужчине, а почему одна? Он тебя кинул?