— Нет, я… Я просто хотела узнать правду. Если моя невинная реплика вас чем-то задела, прошу прощения…
Эта пожилая супружеская пара всегда отличалась высокомерием. Болтливые, да — но, сколько помнил Эдвин, прежде из уст кого-то из них звучало разве что «сожалею», но уж никак не «прошу прощения». Такое происходило впервые.
Всё развивалось даже лучше, чем он рассчитывал...
— Всё в порядке, мадам. Я действительно сирота.
То, что Жизель признается в этом вслух, не входило в его планы.
— И жизнь мне спасли, и саму меня — именно вы, милорд.
Её зрелая реакция — не принизить себя, а, наоборот, возвысить его — снова застала Эдвина врасплох.
— Они… они сказали, что я воняю, потому что я сирота, ещё и из Розеля…
В первый же год после того, как он привёз Жизель, Эдвин устроил её в ближайшую к особняку школу.
— А потом стали говорить, что я — живая игрушка, которую дядя нашёл на поле боя. Дети кидали в меня палки, велели подбирать… Я ведь не собака.
Девочка шла в школу с таким воодушевлением, но не прошло и трёх часов, как она вернулась в слезах и твёрдо заявила, что туда больше не пойдёт.
Она даже умоляла его сменить имя, чтобы не слышать, что она — сирота из Розеля.
Куда исчезла та ранимая девочка, которая всякий раз, услышав слова «сирота» или «розелианка», терялась и пыталась сбежать?
Успела стать взрослой и достаточно сильной, чтобы это больше не ранило.
— И что же мне делать, когда подобное говорит мисс Бишоп — та, кто спасла мою жизнь и судьбу? — сказал Эдвин, смягчив напряжённое лицо и подыграв Жизель.
Старый джентльмен рядом восхищённо подхватил:
— Его Светлость вырастил безупречно воспитанную леди. Мы давно знаем вас как выдающегося военачальника. Но вот что и в воспитании у вас столь редкий дар — этого я не ожидал.
— Что вы, всё наоборот. Талант — у мисс Бишоп. А я просто по счастливой случайности оказался рядом.
Хоть и не без трений, но Эдвин добился главного: все поняли, что за Жизель Бишоп стоит герцог Экклстон.
— И всё же… Первая, с кем вы решили поговорить по душам, оказалась именно эта девушка.
Герцогиня Роксворт, всё это время державшаяся в стороне, наклонилась к Эдвину и проворчала вполголоса.
— Похоже, вас с мисс Бишоп связывает нечто большее, чем принято думать.
За мягко изогнутыми глазами скрывался острый, пронзающий взгляд, требующий ответа. Требующий? А что, собственно, она пытается выяснить?
«Настоящий патриотизм — это не только сражаться на поле боя, но и заботиться о тех, кого война оставила за собой. Просто ребёнку стоит напомнить, где его место».
Когда Эдвин впервые привёл в дом сироту, тётушка была одной из немногих, кто отнёсся к этому с благосклонностью, потому что думала, что племянник хочет усыновить мальчишку.
Из-за коротких волос и удобных брюк, которые он сам велел ей носить в дороге, Жизель принимали за мальчика.
Но ребёнок, которого он привёз в особняк после окончания войны, был в юбке и в шляпке с большим бантом. И выражения лиц всех присутствующих в тот момент он до сих пор помнит.
«Так это была девочка?!»
Скандал разгорелся от семьи до всего высшего света, но вскоре утих сам собой. Да, это был не мальчик, а девочка, но и речь шла не об удочерении, а всего лишь о покровительстве.
Значит, вопросов с наследованием или преемственностью не возникнет.
— Никогда бы не подумала, что настанет день, когда мне будет жаль, что ты её не удочерил, — прошептала тётушка так, чтобы слышал только Эдвин.
И тут он понял.
Они презирали Жизель не из-за происхождения. Они остерегались её потому, что она — женщина.
Эдвин представил её сегодня как достойную молодую леди не просто так — он хотел, чтобы другие уважали её так же, как уважает он.
Но он не учёл главного: с этого момента они больше не будут видеть в ней ребёнка. В их глазах Жизель — женщина.
Он действовал, не осознавая разницы между своим восприятием и взглядами остальных, и, сам того не желая, породил неожиданное недоразумение.
Они думают, что я вижу в ребёнке, которого вырастил, женщину? Совсем с ума посходили.
Пока Жизель на минутку отлучилась, чтобы найти соседку по комнате, тётушка Эдвина, оставшись с ним наедине, спросила:
— Кто выбрал для неё белое платье? Или, точнее, стоит ли считать это чьим-то намерением?
Бессмысленная попытка уличить его в том, что наряд Жизель якобы намекает на брак. Его взгляд помрачнел от раздражения.
— Белый — это просто белый, не более.
— Вот как?
— Посмотрите вокруг. Вы считаете, в этом бальном зале только Жизель в белом платье?
— Но твоя спутница — в белом. Это уже другое.
— Она не моя спутница. Я пришёл сюда как её опекун и впредь останусь в этой роли.
Если когда-нибудь Жизель наденет белое платье с фатой, Эдвин станет тем, кто пройдёт с ней по дорожке и отпустит в конце пути.
Тем, кто проводит её к будущему мужу. А не тем, кто ждёт её там и возьмёт в жёны.
— Ты говоришь это с такой решимостью, что я почти успокоилась. Но вот это дитя не даёт мне покоя, — проговорила тётушка, глядя на Жизель, которая немного в стороне знакомилась с партнёром подруги. — Будь осторожен. Не удивлюсь, если она положит глаз на титул герцогини.
Как можно говорить такое. Эдвин стиснул зубы.
— Как вы можете так думать? Я для Жизель — как отец. Это оскорбление не только для неё, но и для меня, человека, который воспитал её как родную дочь.
— Слишком ты молод, чтобы быть ей отцом, а она — слишком взрослая, чтобы быть тебе дочерью.
Пусть она и его тётя, пусть герцогиня, занимающая почётное место на вершине светского общества — но всему есть предел.
— От ваших беспочвенных тревог до паранойи — один шаг.
— Если мои тревоги беспочвенны, докажи это поступком, не словами.
Именно в этот момент, когда Эдвин уже мысленно пропускал мимо ушей очередную фразу про список невест со всего света, составленный тётушкой, чтобы выдать его под венец в течение года...
— Рад встрече, профессор Флетчер.
Эдвин невольно обернулся, услышав знакомое имя.
Среди двух беседующих мужчин, которые находились от него в трёх шагах, было несложно понять, кто из них профессор Флетчер.
У того, что со спутанными седыми волосами, был такой вид, что белый халат подошёл бы ему куда больше, чем фрак.
Эдвин извинился перед герцогиней Роксворт и направился к пожилому незнакомцу.
— Простите за беспокойство. Вы профессор Флетчер из медицинской школы Кингсбриджа?
— Да, да, всё верно. А вы, сэр, простите, мы… не знакомы?
— Эдвин Экклстон.
— Так это вы!
Профессор хлопнул в ладоши от радости и тут же крепко сжал обеими руками руку Эдвина, которую тот протянул для рукопожатия.
— Небеса! Его Светлость сам заговорил со мной — это и честь невероятная, и вместе с тем вопиющая дерзость с моей стороны.
— Совсем нет, вы ничем меня не обидели.
— Ай-ай… Сам должен был подойти и поздороваться, но очередь из тех, кто хотел выразить вам почтение, была такой, что я только и думал, не отвлеку ли попусту столь важную особу.
— Что вы, совсем нет. Я как раз очень хотел с вами встретиться.
— Со мной?.. — профессор удивлённо распахнул глаза за круглыми линзами очков. — Уже то, что вы вообще знаете, кто я такой — само по себе честь. А то, что хотели со мной увидеться… мне кажется, я сплю.
— Вы недооцениваете себя.
Профессор Флетчер был всемирно признанным психиатром и одним из пионеров в области современной психиатрии.
— Даже я, человек совершенно несведущий, с большим интересом слежу за вашими исследованиями.
— Вот как. Удивлён, что вы, герцог, интересуетесь психиатрией.
За этим невинным замечанием не стояло никакой задней мысли, но Эдвин вдруг ощутил лёгкое беспокойство и поспешил объяснить:
— Когда командуешь солдатами на фронте, поневоле осознаёшь, что психическое здоровье ничуть не менее важно, чем физическое.
— Конечно, конечно. Всё же вы молодой командир, и мысли у вас передовые.
Профессор с удовольствием кивал, но вдруг лицо его приобрело задумчивое выражение.
— Но если говорить о моих исследованиях…
Продолжение фразы заставило Эдвина застыть.
— Вы имеете в виду расстройство множественной личности?
Герцог на миг позволил эмоциям вырваться наружу, но тут же спрятал их за вежливой улыбкой и кивнул.
— Любопытно, как вы, Ваша Светлость, заинтересовались такой темой. Неужели довелось наблюдать лично?
— Один раз.
В глазах за очками мелькнул живой огонёк.
— Это крайне редкий случай. Удивительно.
Почуяв возможность исследовать уникальный случай, профессор начал с заметной настойчивостью расспрашивать о «пациенте». Эдвин ловко уклонялся от прямых ответов, подавая всё в расплывчатой форме:
— В лагере для военнопленных один из наших офицеров проявил схожие симптомы.
Это не было ложью. К несчастью.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления