Онлайн чтение книги Любовь моя, я хочу убить тебя Love, I want to kill you
1 - 40

И что мне теперь… делать?

Причин, от которых сердце колотилось так сильно, стало две. В груди Жизель смешались два несовместимых чувства, как вода и масло, — и оттого она совсем растерялась. А вот дядя, похоже, ничуть не терял самообладания.

— Жизель, я ведь тоже мужчина. Прости, если ты всегда считала меня отцом…

— Нет. Я никогда не думала о вас как об отце.

Даже в смятении она могла это сказать без тени сомнения.

Он ведь и правда мне не отец.

Жизель внезапно почувствовала раздражение к самой себе и к вине, которую она упорно испытывала перед человеком, с которым её не связывают ни кровь, ни закон.

Она упрямо подняла взгляд, до сих пор опущенный в пол, и посмотрела в глаза мужчины перед собой. Губы, окрашенные её же помадой, уже не казались ей вульгарными. Его горячий взгляд, затуманенный жаром, идеально сочетался с отпечатками поцелуя.

— Ха-а…

Теперь Жизель знала, насколько обжигающим может быть дыхание, вырывающееся из этих алых губ. Девушка скользнула кончиком языка по нижней губе. Она всё ещё не знала, на что похож дядин язык.

Жизель понимала, что поцелуи бывают и другими — с языком, глубокими. Она знала это только в теории: в фильмах всё заканчивалось прикосновением губ и словами, а на улице никто не делал того, чего и в кино делать нельзя.

Как именно это происходит, каково это на вкус — она однажды слышала от одноклассницы, у которой был парень. Правда, как это делают, ей толком было непонятно, и в памяти остались только ощущения от тех слов.

«В голове будто колокола звенят, во рту фейерверки взрываются, а в груди бабочки порхают», — описывала знакомая.

Слушать было трудно, поскольку слишком абстрактно всё это звучало. Однако Жизель запомнила: это должно быть нечто сладкое, красивое и до дрожи волнующее.

Неужели и у нас с дядей когда-нибудь будет такой момент?

Один только поцелуй чуть не свёл её с ума; если случится нечто большее — она, возможно, и вправду не переживёт этого. Внутри неё одновременно появилось желание узнать это чувство и страх перед ним. И пока она колебалась, язык исчез за плотно сомкнутыми губами.

Кадык дяди резко дёрнулся, будто тоже сгорал от желания. Что он теперь собирается со мной сделать? Жизель последовала его примеру и сглотнула.

— Я хочу быть для тебя мужчиной. А ты хочешь навсегда остаться для меня девочкой?

Жизель, словно загипнотизированная, покачала головой.

— Хочешь, я сделаю тебя женщиной?

Не успев толком осмыслить, что значит «стать женщиной», Жизель кивнула.

— Значит, ты разрешаешь.

Мужчина протянул руку к её шее, но, прежде чем успел коснуться, Жизель сама потянулась к нему и поцеловала его.

На этот раз она сама бросилась ему навстречу.

Стоит один раз переступить черту — и второй шаг даётся куда легче. С ним приходит и смелость.

Одного простого соприкосновения губ ей уже было недостаточно. Жизель попробовала прикусить его нижнюю губу, потом, осмелев, украдкой втянула её в рот, заставляя поцелуй звучать лёгкими влажными звуками. Но чем больше она чувствовала вкус его губ, тем сильнее становилась жажда — словно она глотнула морской воды.

А он… и правда ни капли не растерян?

Он только гладил её по спине, словно успокаивая, и лениво принимал всё более нетерпеливые поцелуи. Когда Жизель вдруг поняла, что только она одна так теряет голову, ей стало неловко.

Чмок.

— Ха… мх…

Но стоило им разомкнуть губы, как он в одно мгновение изменился. Резко схватив её за затылок, мужчина прижался к губам так крепко, что они разошлись от усилия.

Жизель удивлённо выдохнула и этот звук утонул у него во рту. Его горячее дыхание ворвалось к ней, а следом — язык. Девушка распахнула глаза: это был тот самый глубокий поцелуй, о котором она только слышала.

И ощущался он совсем не так, как ей рассказывали.

Язык вторгся в рот и скользил по зубам, по дёснам, а затем задел нежную внутреннюю сторону щеки. Её собственный язык застыл в оцепенении, и чужой, тёплый, плотный кусочек плоти медленно тёрся о него.

Это не было ни сладко, ни красиво. Было страшно. Она чувствовала себя деревенской девушкой, которую преследовал солдат.

Дядя, заметив, что Жизель застыла и больше не реагирует, на секунду остановился, но продолжил исследовать её рот. Потом он медленно отстранился, но этот странный поцелуй не закончился.

— Высунь язык.

Что он собирается сделать?..

Смущённая и испуганная, Жизель не подчинилась. Мужчина, глядя на неё свысока своими горящими глазами, чуть постучал по её плотно сжатым губам — будто уговаривая открыть рот, — а когда она так и не подчинилась, тихо усмехнулся. 

Так смеются, глядя на упрямого ребёнка.

— Ты ведь сама сказала, что хочешь, чтобы я сделал тебя женщиной. 

Жизель покраснела ещё сильнее и молча кивнула, но рта так и не раскрыла. Она просто не понимала, какое отношение высунутый язык имеет к тому, чтобы «стать женщиной».

— Ты не понимаешь, — сказал он и скользнул ладонью от затылка вниз по спине, — что значит быть моей возлюбленной?

«Возлюбленной»?

Одной только мысли, что он видит в ней женщину, хватало, чтобы сердце трепетало. А теперь еще и возлюбленная?

Пока Жизель переваривала услышанное, он обнял её за талию и прижал к себе. Она, не сопротивляясь, позволила ему это сделать: теперь девушка стояла к нему спиной, а мужчина обнимал её сзади.

Как это делают влюблённые. 

— Хочешь, я тебя научу?

Она думала, что уже знает, что значит быть возлюбленной, — и всё же кивнула. Ведь если дядя собирается её этому научить, значит, это не может быть неправильно.

Жизель даже не подозревала, что его представление о «любви» совсем не совпадает с её наивным пониманием.

А?..

Руки, тёршиеся о её талию, скользнули вверх по бокам и бесшумно нырнули под кардиган. Жизель распахнула глаза.

— Дядя? Подождите…

Но она не успела договорить. Он поднырнул под пижаму и без колебаний взял её грудь.

— А!.. 

От неожиданности девушка резко приподнялась, но он крепче сжал её и посадил обратно. Дядя не только не отпускал грудь, но и откровенно мял её, шепча ей на ухо:

— Вот что это значит.

Такого она даже представить себе не могла.

Для Жизель «быть его возлюбленной» означало нежно обниматься, целоваться и скрывать их связь. Вот и всё. Ни секунды она не думала, что это будет значить вот такое.

— Хн…

Когда дядя сжал и потянул сосок, будто пытался его вытянуть, всё тело Жизель дёрнулось, и она подпрыгнула.

— А… д-дядя…

Не то чтобы Жизель совсем ничего не знала о тайных делах между влюблёнными. Просто она не ожидала, что дядя, который всегда относился к ней как к ребёнку, так быстро захочет от неё такого.

— Не… слишком ли… быстро? — Каждый раз, когда он прикасался к ней, голос у неё срывался, пока она пыталась сдержать стоны, рвавшиеся наружу.

— Я и так слишком долго ждал. Терпел только ради этого дня.

— А-а… хн…

— Больше не могу.

Он не похож на себя.

Кардиган, который она надела, чтобы прикрыть грудь, стал бесполезным. Ткань топорщилась, повторяя форму его пальцев. Каждый раз, когда выпуклости меняли форму, Жизель не знала, что делать.

Дядя совершает со мной такие непристойные вещи…

Он принялся посасывать мочку, и в следующий миг она услышала тихий, сдавленный, срывающийся стон.

Дядя издаёт такие звуки…

— Ха-а… Жизель… Я ведь тоже мужчина.

— А-ах…

Жизель знала. Она и сама всегда видела в нём мужчину. Но она не представляла его как мужчину, который сжимает женскую грудь так, будто хочет её раздавить, и, не в силах справиться с возбуждением, стонет. Это не подходило к сдержанному образу дяди.

Дядя, презиравший тех, кто ослеплён похотью, внезапно ведёт себя со мной как похотливый развратник, у которого в глазах нет ничего, кроме желания. Он не тот дядя, которого я знаю.

— Ах… дядя…

Жизель начала бояться его, он стал не просто чужим, а пугающим. Она попыталась вытащить его руку из-под пижамы, но дядя даже не пошевелился.

— Хватит…

— Ты же больше не ребёнок. Ты взрослая.

— Но… а-ай!…

Он начал растирать сосок, успевший затвердеть. Жизель сжала губы, стараясь не застонать.

— Жизель… всё в порядке. Это же я, дядя.

Вот именно. Поэтому мне и странно.

Она попыталась подняться, не в силах вынести эту абсурдную ситуацию, в которой дядя возбуждался, трогая её грудь, но он не отпускал её. Из-за этого кардиган натянулся, и пуговицы, не выдержав натяжения, мгновенно одна за другой расстегнулись.

И тогда она увидела: сквозь тонкую белую ткань две руки с напряжёнными жилами мяли белоснежную плоть. Возбуждённые соски выскальзывали между его пальцев и, казалось, готовы были прорвать ткань.

Мысль о том, что нужно скрыться, заставила её невольно сгорбиться, и в итоге она оказалась в его объятиях.

— Вот так… — мягко пробормотал он.

Он, словно желая быть ласковым, поцеловал Жизель в лоб. А пальцы при этом демонстративно катали твёрдый розовый бугорок.