Онлайн чтение книги Любовь моя, я хочу убить тебя Love, I want to kill you
1 - 29

Дядя… неужели?..

Жизель не могла отвести глаз от его спины, пока он поднимался на второй этаж. Шаги его казались спокойными, но затылок предательски пылал, налившись багрянцем.

Вы встречались с женщиной? Причём… в постели?..

Губы Жизель, только что безжизненно опущенные, вдруг дрогнули и изогнулись вверх.

Раз. Два. Три. Ни одного пробела.

Она вспомнила тот миг, когда из банки вывалилась россыпь отвратительных колец.

Проклятая жестяная коробочка хрустнула в его кулаке. Уже на пороге спальни Эдвин замахнулся, чтобы бросить её в стоявшее в углу мусорное ведро, но в последний миг рука остановилась в воздухе.

Тук.

Изуродованная коробка из-под презервативов исчезла в ящике прикроватной тумбочки. Эдвин рухнул на край постели и закрыл лицо ладонями.

— Ха… чёрт…

Следом вошедший в спальню Лойс смотрел на хозяина с откровенным состраданием.

Разве не этот человек всегда был безупречно чист в вопросах женщин, почти до маниакальной щепетильности? Разве не он смотрел на тех, кто продавал себя, как на отвратительный сброд? А теперь — сам опустился до того, что всю жизнь презирал. И, хуже всего, это увидела мисс Бишоп. Как ему теперь не казаться самому себе грязным?

— Милорд, мисс Бишоп наверняка не знает, что это такое.

— Нет. Она знает.

Это случилось, когда девочка жила вместе с его отрядом. Как-то раз военным раздали средства контрацепции. Жизель, увидев коробку, приняла её за жвачку и приставала с просьбой дать и ей. А потом, видно, наткнулась на один из неосторожно брошенных кем-то экземпляров и открыла его. С того дня она долго не отходила от Эдвина, боясь мужчин, которые брали у офицеров «эти вещи».

Жизель рассказывала, что в её деревне они валялись повсюду, оставленные солдатами, и прекрасно знала, для чего они предназначены.

— Но ведь теперь мисс Бишоп взрослая, — мягко возразил Лойс. — Она поймёт.

Хотя выражение её лица было, конечно, ошарашенным.

Но в конце концов, наивная девушка наверняка решила, что милорд просто познакомился с красивой женщиной и вернулся после приятного свидания. Лойс не слишком тревожился. Куда больше его заботило другое: не стоит ли позаботиться о том, чтобы заткнуть рот той самой женщине, которая была рядом с герцогом?

Лойс служил прежнему герцогу Чарльзу и, к своему несчастью, достиг мастерства в одном весьма щекотливом ремесле — улаживать последствия любовных похождений своего хозяина.

Разве мог он предположить, что однажды придётся применить этот опыт и к самому Эдвину Экклстону?

— Ничего не случилось, милорд?

— Ничего.

— Что?..

Вот уж действительно неожиданный ответ.

— Мерзавец так и не появился.

Эдвин устало провёл ладонью по осунувшемуся лицу и горько усмехнулся.

Хочешь, чтобы я это сделал сам?

Да ни за что. Поэтому он до самой ночи просто сидел и сверлил взглядом ту проститутку.

После первой неудачи он ещё не раз наведался в дешёвые гостиницы, вызывал ту женщину, но человек, что грозил и требовал плотских утех, так ни разу и не показался.

В итоге первой сдалась, как ни нелепо это было, женщина. Сутенёр передал Лойсу её слова: этот господин только и делает, что сидит напротив и целый день смотрит, от этого жутко не по себе и она больше не придёт. Что ж, в этом они с Эдвином были едины.

Чего же ты добиваешься, сумасшедший?..

Однажды Эдвин не выдержал. На предплечье, где давно затянулись порезы, он вывел новую рану.

Скажи, что ты хочешь.

Говорят, Эдвин Экклстон изнасиловал сироту, которую подобрал и воспитал после войны. Ангел притворялся дьяволом. В итоге и он оказался всего лишь кобелём рода Экклстонов. Нет — самым зверским из его псов.

Весь мир будет так тебя клеймить. Ох, ох…

Не страшно тебе? 

Нужно заставить замолчать Жизель Бишоп. Правда?

Способов заглушить чей-то голос полно, но есть только один по-настоящему надёжный.

Убить.

Ответ на выведенное на предплечье послание так и не пришёл.

Эдвин хотел узнать через профессора Флетчера, но незваный гость перестал являться даже во время сеансов.

— Понимаю, звучит нелепо… но он избегает меня? — спросил Эдвин, когда паразитирующая личность так и не появилась четвёртую встречу подряд.

— Оснований для этого вроде нет… Хм. А что, если, встретившись с женщиной впервые, он просто смутился, а признать это гордость не позволила? У неопытных мужчин такое нередко случается, — задумчиво проговорил профессор, затянувшись трубкой. 

Затем добавил ещё одну версию:

— Или же, милорд, мистер Лоренц попросту захотел подшутить над вами. Ему доставило удовольствие смотреть со стороны, как вы мучаетесь.

— Если так — то это даже к лучшему… — пробормотал Эдвин.

Но если нет? Его всё чаще терзало смутное предчувствие: может статься, что вожделение той твари куда глубже и темнее, чем кажется.

— И всё же… трудно поверить в такой стремительный прогресс. Но если он и дальше не будет появляться — замечательно. Это станет первым в истории случаем столь быстрой ликвидации личности, — профессор не скрывал воодушевления. — Жаль только, что в таком случае мы никогда не узнаем, как это произошло. Для исследователя это, признаться, досадно.

А ведь всё, что сделал Эдвин, — перестал упираться и позволил дьяволу дергать за верёвочки.

В то время как профессор уже мысленно праздновал победу, Эдвин не позволял себе расслабиться. Но всё же, словно и впрямь растворившись, та тварь хранила тишину.

Ему больше не снились кошмары о Жизель, где она называла его дьяволом и осыпала проклятиями. Он сам перестал просыпаться с отвратительным жжением внизу живота.

И это было не единственное, что исчезло. Пропали те странные, бессмысленные шёпоты; затихла навязчивая солдатская песня; больше не слышалось издевательское хмыканье, которое иной раз перекрывало его собственные мысли. 

Так, в полном молчании, минул целый месяц.

Лето, которое он провёл в ожидании худшего, обернулось пустой тратой времени: ничего не случилось.

Встреч с профессором стало меньше, а Эдвин понемногу возвращался к прежней жизни. Он вновь начал общаться с людьми и больше не пытался отдалять от себя Жизель. 

Он корил себя, что поступал с ней холодно. И потому, когда подвернулся шанс всё исправить, тишина дьявола оказалась для него истинным подарком судьбы.

— Через несколько дней ты станешь взрослой. Как бы хотела отпраздновать? — спросил он, надеясь, что в такой особенный день девочка захочет чего-то не менее необычного.

— Я хочу провести его в Темплтоне.

Но желание Жизель оказалось на удивление скромным.

— Вместе с вами, дядя… Можно? 

Эдвин понял: именно он виноват в том, что её мечты стали столь малыми. Она всё ещё помнила его слова о том, что должна ехать одна.

— Разумеется, я поеду с тобой. Как же я смогу праздновать твой день рождения без тебя?

Жизель расцвела, словно цветок под лучами солнца. Этот сияющий свет прогнал тень тревоги из его сердца.

К тому же профессор как раз уехал в летний отпуск, а значит, у Эдвина не было причин задерживаться в Ричмонде. Тем более, в поместье его ждали дела. Всё складывалось как нельзя лучше.

— Но всего лишь Темплтон?

Эдвину запоздало пришло в голову: а что, если всё-таки исполнить то заветное желание, о котором Жизель говорила с таким блеском в глазах — отправиться в далёкое путешествие? Но было слишком поздно. До начала учёбы в Кингсбридже оставалось всего каких-то десять дней.

— Для меня главное — чтобы вы были рядом. Куда бы мы ни поехали.

— И для меня, — мягко ответил он.

Так Эдвин сел в поезд вместе с Жизель, чтобы отметить её день рождения в фамильном поместье Экклстонов — в Темплтоне, единственном доме, который он называл своим. 

Привезти её туда несколько лет назад было самым верным решением в его жизни.

Но тогда он ещё не знал: решение, принятое летом, когда девочка становилась взрослой, станет для него роковой ошибкой, о которой он будет ещё долго жалеть.

Небольшая сельская станция почти не изменилась за четыре года: лишь жестяная крыша да табличка с надписью «Темплтон» покрылись лёгкой ржавчиной.

Старинная деревушка и бескрайние золотые волны пшеницы, тянувшиеся вдоль дороги, выглядели точно так, как запомнила Жизель.

Когда поля остались позади, выросли целые ряды подсолнухов, каждый разного роста, и все они уставились на Жизель своими круглым жёлтыми лицами.

Дорога стражей.

Так когда-то маленькая Жизель нарекла путь, ведущий от деревни Темплтон к имению Экклстонов. Ведь стоило миновать хаотичный дозор подсолнухов, как вдоль дороги вырастали величественные платаны, выстроенные в стройный ряд, словно королевские гвардейцы.

Верные великаны воздвигали над дорогой густой зелёный шатёр. Стоило распахнуть окно и впустить ветерок, как августовский зной вместе с палящим солнцем отступал.

— Держи шляпу.

Когда Жизель высунулась в окно, дядя, сидевший рядом и задумчиво опершийся подбородком о ладонь, протянул руку и придержал её соломенную шляпку. Это тоже не изменилось за прошедшие четыре года.

Прим. пер. Платаны — это большие деревья с широкой кроной и гладкой, местами шелушащейся корой, напоминающей мрамор. В Европе их часто сажали вдоль дорог и на площадях: они создают густую тень, а стройные ряды платанов выглядят почти как колоннада.