Онлайн чтение книги Любовь моя, я хочу убить тебя Love, I want to kill you
1 - 13

— В тот день, когда я увижу это лицо…

Пальцы дяди скользнули по губам Жизель. От края до края. Жёсткие подушечки мягко сминали пухлую плоть.

Будто загипнотизированная, Жизель отдала ему свои губы и задрожала всем телом.

Плотно сжатые губы дяди вдруг разомкнулись, а влажный кончик языка медленно прошёлся по пересохшей нижней губе и исчез у неё на глазах.

В тот миг, когда заметно выступивший кадык дёрнулся, будто он сглотнул, сердце её рванулось вместе с ним.

Жизель в конце концов решила поддаться этому пугающему биению.

«Ты даже не представляешь, как долго я ждал этот миг».

Я тоже, на самом деле, ждала только этого мгновения.

Она уже почти зажмурилась, но дядя успел закрыть глаза на долю секунды раньше.

Когда он снова распахнул их, то, как ошпаренный, с испугом отдёрнул руки от Жизель и даже отступил на шаг.

— …Дядя?

— Думаю, нам пора.

— Да…

Жизель молча пошла за ним, не отрывая взгляда от его спины.

Что это было мгновение назад? И что с ним сейчас?

Забыв о размазанной помаде, она раз за разом касалась горящих губ, где ещё хранилось призрачное ощущение кончиков его пальцев.

И продолжала воображать то, чего пока так и не получила.

— Хорошо спала?

На следующее утро дядя, садясь за стол в таунхаусе, необычайно мягко приветствовал Жизель.

Я ведь так хотела услышать его утреннее приветствие. Четыре года каждое утро скучала до слёз, а теперь, когда услышала, радость оказалась не без примеси горечи.

Мой ангелочек. Мой щеночек. Моё солнышко.

После «Ты хорошо спала?» всегда шли ласковые прозвища, но сегодня — ничего.

Неужели дядя изменился… по той же причине, по которой я прошлую ночь глаз не сомкнула?

Чтобы развеять туман в голове, Жизель отказалась от предложенного горничной чая и заказала кофе.

— Мне то же самое.

От его голоса у неё моментально пропала сонливость.

Дядя ведь по утрам пьёт только чай. Кофе я видела у него в руках, когда он ночами не спал на войне.

Значит, и он не спал? Почему? Неужели…

Жизель снова захлестнуло то глупое ожидание, из-за которого она и сама ворочалась до утра. Хотя достаточно взглянуть на его скупое приветствие, чтобы понять — ждать нечего.

«Теперь мне придётся держаться от тебя подальше».

И всё равно я снова и снова возвращаюсь мыслями к прошлой ночи, к тому, что произошло после бала. Потому-то и не говорю ничего. Дядя тоже молчал, и за утренним столом стояла непривычная тишина. 

— Жизель, какие у тебя планы? — спросил он так, словно ничего не произошло.

— Особых планов нет.

У меня полно свободного времени.

— А у вас, дядя?

Я с надеждой думаю, что, может, он хочет провести время со мной.

— У меня много дел в Ричмонде. Так что, если долго не увидимся, не принимай близко к сердцу.

В нежных словах стояла холодная стена. Словно он заранее прочёл её ожидания и пресёк их. 

Мне становится ещё грустнее, когда вы говорите «не принимать близко к сердцу». 

Мне обидно не только из-за того, что я не могу быть рядом с дядей.

Я просто хочу проводить время с вами, как в детстве…

Я ведь вовсе не с тайным умыслом спросила, но дядя, похоже, понял всё иначе и воздвиг между нами стену. Оттого обида стала ещё сильнее.

— Мне не обидно. 

Жизель изо всех сил делала вид, будто ей всё равно.

— Я что, ребёнок? Я скоро стану взрослой.

— Верно.

Он залпом отпивает кофе, кадык резко вздрагивает, и на лице мелькает тень горечи. Наверное, из-за кофе. 

Дядя поморщился, а потом с усилием изогнул застывшие губы в подобие улыбки и спросил:

— Так чем займёшься до начала первого семестра?

— А…

Только тут Жизель поняла: он спрашивал не о сегодняшнем дне. 

Ему интересно, как я проведу три месяца, оставшиеся до Кингсбриджа.

— Даже не знаю… Не думала об этом.

Я ведь думала только о встрече с вами. На остальное времени не осталось.

— А путешествие?

— «Путешествие»? Ого, отличная идея!

— Есть место, куда тебе хотелось бы?

— Конечно! Я хочу увидеть древние руины Афона, переночевать в шатре посреди пустыни, встретить рассвет и закат, а ночью смотреть на Млечный путь. А ещё — как раньше — кататься на яхте вдоль Коста Смеральды, купить мороженое в Порто-Черво, вернуться в особняк и там долго-долго спать в гамаке. Вот это я должна обязательно сделать!

И Жизель выпалила всё сразу, не переводя дыхания. Четыре года ожидания превратились в целую кипу желаний.

— И ещё…

А ведь это только верхушка айсберга. Но дядя уже смотрел на неё так, словно был ошеломлён до глубины души. Жизель сообразила и прикусила язык.

— Ну… пока что вспомнилось только это.

Но ведь это далеко не всё. Дядя наверняка и сам понимает.

— Мисс жадина, похоже, вы долго себя сдерживали.

Дядя улыбнулся, словно видел щенка, что тянет зубами кость вдвое больше себя. Но тёплой была лишь улыбка — в оценке он оставался беспощаден.

— Спать в пустыне в палатке слишком опасно. Вычёркиваем.

— Да вы что! Я…

Жизель уже собиралась возразить, что если дядя будет рядом, то не опасно, но он продолжил, и её рот сам закрылся.

— Собери подруг, никаких юношей. Все расходы на поездку и охрану я беру на себя, за твоих подруг тоже, так что ни о чём не думай.

…Дядя хочет сказать, что сам не поедет?

Жизель была уверена: он поедет с ней. Как иначе, если все прошлые путешествия они совершали вместе.

А вы, дядя? Если вы не поедете, то и я не поеду!

Может, стоит, как в детстве, капризно настоять на своём?

Тогда дядя только умилялся её упрямым прихотям. Иногда казалось, что для него сиротские, не знающие меры капризы Жизель были настоящей радостью.

Когда ей было одиннадцать, между ними произошёл следующий разговор:

— Жизель, мой непослушный щеночек.

— Дядя, больше не называйте меня щенком, ладно?

— Почему, мой свирепый щеночек?

— Да ну вас… Я серьёзно! Хватит дразнить!

— Вот видишь, как мило ты дуешься, прямо как обиженный щенок. Но с чего вдруг тебе неприятно?

— Ребята говорят, что я — щенок, и вы подобрали меня на улице.

— Тогда смейся им в лицо так, чтобы они пожалели. Они просто завидуют. Завидуют, что ты гораздо красивее, любимее и умнее их.

— Неправда. Они сказали, что я неблагодарный щенок, которого хозяин, если надоест, снова выгонит.

— Кто так сказал.

— Нет, дядя, я передумала! Хочу быть вашим щенком. Отныне я не буду приставать к вам с просьбами, стану хорошей и послушной собачкой. И я всегда буду благодарна вам. Так что, пожалуйста, не бросайте меня.

— Жизель, я никогда тебя не брошу. И я ни разу не думал о тебе как о домашнем питомце. Но если уж ты так хочешь им быть, то пусть это будет избалованный щенок, который вечно без стеснения устраивается у хозяина на коленях и не знает, что такое благодарность.

— Почему?

— Потому что тогда я буду счастлив.

В самом деле, дядя всегда радовался, когда Жизель вела себя дерзко и нахально, как избалованный щенок.

То были не пустые слова, призванные успокоить сердце сиротки, а искренние чувства.

Но после прошлой ночи его сердце, возможно, изменилось.

— Я всё обдумаю. Но… когда вы вернётесь в Темплтон? 

Вместо того чтобы уговаривать его поехать вместе, Жизель перевела разговор на другую тему.

— Не знаю. Дела могут затянуться. Хочешь вернуться в Темплтон?

— Да.

— Поедешь одна?

Он говорил: поезжай вперёд, а я приеду позже. Но в её ушах это звучало иначе.

Я когда-то читала, что ребёнок, зависящий от родителей, вынужден всё время угадывать их настроение ради выживания. Мне не хотелось называть это такими громкими и холодными словами, но со мной всё было именно так.

Жизель всегда старалась читать чувства дяди, ловила малейшие оттенки его настроения. Оттого её интуиция, когда дело касалось только его, обострилась настолько, что теперь ей и стараться не нужно — Жизель чувствовала всё бессознательно.

Дядя не собирается ехать. Он хочет отдалиться от меня.

…Вот так.

И он попытался уже дважды подряд.