Онлайн чтение книги Любовь моя, я хочу убить тебя Love, I want to kill you
1 - 26

— Да что ты? Жизель, даже слепая не выбрала бы такого гнилого подонка. Этот смрад уж точно не спрятать. Ну, ладно, в первый раз можно ошибиться. Но если я говорю, что он гниль, разве не надо немедленно выбросить его к чёрту?

Из-за истории с Босуэллом дядя рассердился сильнее обычного — его слова и тон были резкими, непривычно грубыми.

— Так ты поверила не мне, а тому парню?

Он и вправду в ярости.

Когда Жизель услышала, что тот мужчина якобы завсегдатай клуба «Золотая Орхидея», она сначала изобразила удивление… а на следующий день прикрылась отговоркой — «Я спросила у мистера Босуэлла, и он сказал, что никогда не ходил в «Золотую Орхидею» — и продолжила делать вид, будто встречается с тем мужчиной.

— Ты меня сильно разочаровала.

Нет ничего страшнее, чем услышать, что дядя разочарован в ней. В конце концов Жизель призналась.

— На самом деле мы уже тогда расстались. Да и отношениями это не назвать — мы всего два раза пили кофе, вот и всё. Мне просто нужна была отговорка, чтобы тайком сбегать на работу.

Жизель поспешно перевела разговор, предчувствуя, что теперь настанет очередь услышать, что дядя разочарован тем, что она врала и тайком зарабатывала деньги.

— Да у меня же планка неприлично высока. На самой верхушке самой высокой горы висит.

Мой ориентир — лучший мужчина в мире. То есть дядя.

Вот почему ровесники её не привлекали и тем более не казались достойными. Манеры и сдержанная уверенность дяди — это опыт, который даёт только возраст, и ждать такого от сверстников с самого начала было невозможно.

Но значит ли это, что мужчины дядиного поколения ей по сердцу? Ничуть.

Представить, что кто-то из них попробует её поцеловать? В воображении Жизель уже врезала коленом им между ног.

К тому же разве достаточно просто того, что кто-то понравился и пришёлся по душе, чтобы влюбиться? Разве найдётся на свете ещё мужчина, способный подарить ей тот волшебный миг, когда она впервые влюбилась в дядю?

То странное чувство, возникшее в самой обыденной минуте.

Для Жизель это было неожиданным бедствием. Стихийное бедствие невозможно вызвать человеческой силой. Она верила, что больше такого с ней никогда не случится.

— Так что вам не о чем беспокоиться.

— Рад слышать, но я уже передумал. Теперь встречаться будешь только с моего разрешения.

— Хорошо.

Дядя, шагая рядом, скосил на Жизель взгляд и спросил:

— Чего ты такая понурая? Уже боишься, что я никого не одобрю?

— Нет.

Просто мне всё равно не разрешат быть с тем единственным, кого я желаю.

— А вы сами, дядя, разве не встречаетесь ни с кем?

Что он ответит? Жизель ждала его слов с замиранием сердца.

— Ну… Кто же захочет связываться с таким мужчиной, как я?

Такого нелепого ответа она не ожидала. Жизель сама не заметила, как усмехнулась и выпалила вслух то, что должно было остаться внутри.

— Да где в мире найти мужчину лучше вас!

Дядя нахмурился, словно услышал то, чего не должен был.

Неужели догадался, что я его люблю?

Испытывая укол вины, Жизель с тревогой ждала его следующей реакции. Но он лишь опустил взгляд на часы и с кривой улыбкой ответил:

— Думаешь, я хороший мужчина? Спасибо за похвалу, но до хорошего мужчины мне далеко.

Теперь уже Жизель возмущённо скривилась. Именно в этот момент им навстречу вышла женщина.

— Здравствуй, Жизель.

Жизель сбросила гримасу и ответила ей сияющей улыбкой:

— Здравствуйте, миссис Андерсон.

Это была пожилая женщина, жившая по соседству с домом, где она работала няней. Дама вела на поводке огромную собаку. Жизель невольно замерла.

— Проходите вперёд.

Тротуар был узким. Дядя остановил коляску у обочины, вежливо уступая дорогу.

— Ах, какой вы любезный, молодой человек.

Миссис Андерсон не отводила взгляда от Эдвина. Хотя понимала, что это невежливо, но всё равно поражённо разглядывала его.

Вряд ли она узнала в нём герцога Экклстона — его лицо не было широко известно. Скорее, ей было любопытно: почему соседская няня идёт рядом с таким представительным мужчиной.

Просто проходите мимо. Ну же, скорее. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

У неё не было ни причин, ни малейшей необходимости развеивать её любопытство. Жизель лишь мысленно умоляла, чтобы соседка поскорее прошла мимо.

Она продолжала неловко улыбаться, но за спиной переплела руки так, что пальцы судорожно сжимались, словно вокруг горла.

— Мам-мам!

Но, к несчастью, ребёнок в коляске протянулся к проходящей мимо собаке, и тем самым остановил их.

— Видно, Родди хочет поздороваться с нашей Вики. — Миссис Андерсон будто только этого и ждала, остановилась и обратилась к ним: — С Жизель мы уже знакомы, а вот вас, сэр, вижу впервые в нашем районе.

— Я её дядя.

— Ах, вот оно что.

Банальный ответ мгновенно охладил её интерес, и она уже собиралась идти дальше, но собака упёрлась и не двинулась с места. Ей хотелось поздороваться с каждым встречным. Она, весело виляя хвостом, вытянула длинную морду, сначала к ребёнку, а потом и к дяде.

— Ласковая, — сказал дядя.

И правда, собака была ласковой. Но Жизель оцепенела от ужаса.

Не подходи. Прошу, не ко мне. Не ко мне…

Это была бессмысленная мольба. С того самого мгновения, как она увидела собаку, перед глазами раз за разом вставала та сцена.

Думай о хорошем, думай о хорошем.

По спине скатилась тяжёлая капля холодного пота, и Жизель попыталась отогнать прочь страшные воспоминания и представила, будто это не пот, а кончики пальцев дяди, которые в этот момент гладили собаку.

Это дядя трогает меня вот так. Ах, если бы он и вправду прикоснулся ко мне так…

И прежде чем она успела заметить, как утонула в этой низкой фантазии, позабыв, зачем вообще её начала, собака резко повернула морду к Жизель.

Ах…

В тот миг, когда их взгляды встретились, она лицом к лицу столкнулась и с тем воспоминанием, которое тщетно старалась оттолкнуть. Перед глазами добродушная собачка виляла пушистым хвостом. В памяти же — иссохший хвост хлестал воздух.

Перед хозяйкой, которая собиралась его сожрать.

Жизель накинула петлю на шею псу, что тёрся мордой и выпрашивал еду. Она повесила его в сарае, чтобы никто не заметил и не отобрал. Перерезала горло, выпустила кровь, содрала шкуру. Распорола брюхо, вынула несъедобные части и целиком бросила в кипящий котёл.

Вкус любимого пса, которого она, обезумев от голода, убила и съела, до ужаса живо стоял на языке.

Укх…

Меня вырвет.

Если бы только можно было выблевать то мясо обратно и вернуть псу жизнь, Жизель сделала бы это без раздумий.

— Жизель?

Голос дяди разом стёр видение.

— Почему ты такая бледная? Тебе нехорошо?

Но тошнота не отступала, как наложенная тень воспоминаний, и Жизель смогла лишь слегка покачать головой, не открывая рта.

— О боже… ты, должно быть, собак боишься? — с виноватой улыбкой сказала соседка и поспешила оправдать своего питомца, что, весело виляя хвостом, тяжело дышал от радости. — Не стоит бояться моей Вики.

Собака-то тут ни при чём, так что оправдание бессмысленное.

— Да она только с виду большая, а на деле совсем добрая.

Да, собака добрая. Но вот я — нет.

— Приятно было познакомиться. Всего вам хорошего.

Дядя, сообразив всё быстрее неё, повёл Жизель прочь. Когда они отошли достаточно далеко, он убрал руку с её талии и спросил:

— Ты испугалась собаки?

— Нет.

Жизель не боялась собак. Она боялась себя — той, что при виде собаки всякий раз вспоминала, как сама съела пса, который махал ей хвостом.

А если бы не собака, кого бы я тогда съела?

И эта мучительная мысль неизменно преследовала её.

Может быть, это кара Бога — хозяину, предавшему своего пса? Жизель часто терзали эти жуткие вопросы.

Если бы голод тянулся бесконечно и я дошла до того, чтобы есть людей, стала бы я потом мучиться воспоминанием о том, как пожирала себе подобных, живя среди них?

То, что она осталась человеком, который съел собаку, а не человеком, который съел человека, было заслугой дяди.

Дядя — ангел.

— Дядя…

Жизель остановилась и уронила голову ему на плечо. Он вздрогнул, но не оттолкнул её, а легко и охотно прижал к себе.

— Тебе нехорошо? Наверное, от жары.

Неверный ответ, но Жизель кивнула.

Пусть он никогда не узнает правду.

С того самого дня, как она проболталась, что от голода съела своего пса, Жизель постоянно жалела об этом. С того дня, как захотела, чтобы дядя видел в ней не жалкую сироту войны, а блистательную женщину.