«Сегодня пятнадцатое июля…»
– «Подонок»? – это слово показалось Хуа Лияню занимательным, поэтому он спросил: – Что это означает?
Лю Куан уже собирался открыть рот, чтобы объяснить и вновь выплеснуть своё негодование.
Но затем он вспомнил, что и его самого часто называли этим словом, поэтому смутился, взял пиалу и отхлебнул чая.
– Это мой чай, – холодно улыбнувшись, сказал Хуа Лиянь.
Лю Куан тут же поставил чай обратно на стол. Однако он немного не рассчитал силу, из-за чего одна-две капли выплеснулись на фиолетовый пояс Хуа Лияня.
Лицо последнего мгновенно помрачнело, и он еле слышно произнёс:
– Лю Куан, ты же прекрасно знаешь, что в этот раз я собирался в спешке и взял с собой лишь один более-менее сносный пояс…
Лю Куан мысленно потешался над ним: «Ну павлин! Это ж просто две капли чая!»
Однако на лице его отразилось искреннее сочувствие:
– Не волнуйтесь, хозяин зала, я обязательно постираю ваш пояс…
– Заодно постирай и одежду, – высокомерно вскинув голову, велел Хуа Лиянь.
Лю Куан не нашёл слов для ответа.
Мо Шаохуа уже три дня не выходил из своей комнаты.
В течение этих трёх дней Лю Куан с Хуа Лиянем навещали его.
Когда они пришли в первый раз, потерянный Мо Шаохуа сидел на стуле, уставившись в окно пустым взглядом. Хуа Лиянь поставили перед ним еду и тихонько удалился.
Когда они пришли во второй раз, еда осталась нетронутой. Хуа Лиянь подошёл к нему и открыл окно.
В померкших глазах Мо Шаохуа отразились небольшое озеро, ива и огромный зелёный луг. Под ярким солнечным светом даже его безжизненное лицо совсем чуть-чуть ожило.
Мо Шаохуа оцепенело заморгал, а затем медленно перевёл взгляд на Хуа Лияня, который продолжал хранить молчание. Тот тут же отвернулся и вышел из комнаты.
В их третий визит еда была по-прежнему нетронутой.
Окно оставалось открытым, однако дети, что смеялись и веселились во дворе, уже ушли. Под ивой находились лишь старики да прислужники, играющие в шахматы. Мо Шаохуа смотрел на них. Точнее, не смотрел, а скорее тупо уставился, продолжая сидеть абсолютно неподвижно. Складывалось впечатление, что его взгляд проходит сквозь них, устремляясь куда-то вдаль. Его тёмные глаза отражали полное спокойствие и безмолвие.
Хуа Лиянь вздохнул и подошёл к нему.
– Шаохуа, ты всё ещё ранен. Твои близкие, безусловно, совершили чудовищный поступок, но разве ты не хочешь вернуться к ним живым, чтобы потребовать правды?
Ненадолго в комнате воцарилась мёртвая тишина. Внезапно ресницы Мо Шаохуа вздрогнули, он приоткрыл рот и очень хрипло сказал:
– … Молодой господин… в Гуймэнь… знают правду об этом, не так ли? Можете… рассказать мне?..
Последние слова он проговорил настолько медленно, словно они буквально разрывали ему глотку.
Хуа Лиянь некоторое время молчал, затем вытащил записку и протянул ему.
На этом бумажном листке ровным мелким почерком были описаны все страдания несчастной женщины.
Лицо Мо Шаохуа становилось всё белее и белее. По мере того как он читал дальше, лист в его руке цунь за цунем сжимался в смертельной хватке.
Постепенно его полные страданий глаза прорезали кровавые прожилки.
Мо Шаохуа задрожал, но по-прежнему молча сидел на стуле. Хуа Лиянь легонько коснулся его плеча. Немного помолчав, он тихо позвал:
– … Шаохуа.
Внезапно Мо Шаохуа вытянул руку, обхватил за талию Хуа Лияня и уткнулся лицом в его одежды.
Хуа Лиянь замер лишь на миг, затем опустил голову и увидел только чёрную копну волос. Он легонько похлопал Мо Шаохуа по спине.
Плечи последнего вдруг задрожали, после чего раздался слабый всхлип.
Рука, аккуратно похлопывающая по спине, замерла. Но уже в следующий миг Хуа Лиянь нежно обнял двумя руками этого удивительно хрупкого юношу.
Их неловкая поза чем-то даже напоминала объятия.
В конечном итоге молодой человек дал волю слезам и разрыдался в голос. Он плакал настолько душераздирающе, что казалось, будто у него перехватывает дыхание. Словно он собирался выплеснуть боль, обиду, страдание, печаль и все проблемы, которые так упорно подавлял в себе на протяжении трёх дней.
Словно он плакал о своей матери, о своей немой маме, о своей безумной, лишившийся голоса несчастной матушке. В последние минуты жизни она смотрела на его лицо. Рот искривился в улыбке, а из глаз немой женщины текли кровавые слёзы. Мо Шаохуа хотел выплакать все тяготы, которые свалились на её плечи: всё страдание и всё её горе. В этот момент всё вышло наружу.
Взгляд Хуа Лияня был обращён на кровать. Неизвестно, о чём он думал, но его руки медленно обхватили страдающего юношу сильнее.
Трудно было сказать, сколько времени прошло, но постепенно захлёбывающийся в рыданиях человек начал затихать. Хуа Лиянь опустил голову и обнаружил, что Мо Шаохуа заснул. Его глаза и нос покраснели, а по прекрасному белоснежному лицу катились две слезинки.
Вероятно Мо Шаохуа слишком устал. Целых три дня он не смыкал глаз, ничего не ел и убивался горем. Рыдая в объятиях Хуа Лияня, он почувствовал облегчение, поэтому уснул.
В уголках губ Хуа Лияня промелькнула лёгкая улыбка. Он положил Мо Шаохуа на кровать, ненадолго задумался, после чего накрыл его тонким одеялом. Повернувшись, он увидел Лю Куана, прислонившегося к стене. Он слегка пошатывался, будто вот-вот упадёт. Глаза были закрыты, словно он тоже уснул.
Хуа Лиянь вытянул ногу, намереваясь пнуть Лю Куана, но затем обернулся и посмотрел на Мо Шаохуа, который только-только заснул. Из опасений, что Лю Куан заорёт от пинка, Хуа Лияню осталось только за шиворот вытащить его из комнаты. Из-за столь грубого обращения Лю Куан начал просыпаться. Его лицо выглядело сонным, глаза полуоткрыты, он никак не мог понять, в чём дело. Хуа Лиянь с отвращением разжал руку – Лю Куан тут же рухнул на пол.
– Ай… Охуеть!
Лю Куан оскалился и заорал – теперь он точно окончательно проснулся.
Хуа Лиянь нахмурился и подумал: «Почему этот человек так раздражает?..»
Стоило Лю Куану открыть глаза, как перед его взором предстал «более-менее сносный» фиолетовый пояс Хуа Лияня. Правда теперь он был насквозь мокрый, как и большая часть живота.
– Что случилось с одеждой? – Лю Куан припомнил, как тщательно выстирывал её почти весь день.
«Он такой требовательный, прямо извращенец какой-то! Он же только сегодня её надел!»
– Мо Шаохуа плакал, вот и промочил, – Хуа Лиянь опустил голову и посмотрел на Лю Куана, нахмурившись.
– Что за хуйня?! Пусть он тогда и стирает! – гневно выкрикнул Лю Куан.
Хуа Лиянь окинул его странным взглядом.
– Почему?.. Конечно, ты займёшься этим.
– Хозяин зала… – тихо позвал Лю Куан. – Почему ты так добр к Мо Шаохуа? Ты что, влюбился?
Хуа Лиянь приложил ладонь ко лбу.
– … Неужели холодная вода повредила твой рассудок? Так и быть, сегодня пожертвую тебе ковш горячей воды.
– Не стоит… – забормотал Лю Куан. – Мне жаль главу клана… его шляпа от этого лишь сильнее позеленеет*…
* 绿帽子 (lǜmàozi) – буквально «зелёная шляпа». Сленговое выражение, которое в современном Китае означает «рогоносец». Информация об этом будет в конце главы.
– Что?
Лю Куан выпрямился и со всей искренностью во взгляде сказал:
– Хозяин зала, можешь пожертвовать мне сегодня три ковша горячей воды?
– … Ладно.
Мо Шаохуа проснулся от того, что ему стало душно. Он сел, открыл глаза и обнаружил, что всё это время был укрыт одеялом. То, как его накрыли, показалось ему несколько странным: его плотно укутали с головы до ног, даже ни одна прядь волос не выбивалась из-под одеяла. Никто раньше так не заботился о нём.
Мо Шаохуа на мгновение растерянно замер, затем медленно опустил голову и аккуратно коснулся одеяла – нежная гладкая ткань словно пустила разряд по всему телу, мурашки тут же забегали по спине.
Он снова лёг, натянув одеяло на лицо.
С тех пор как проснулся, Лю Куана преследовало ощущение, что что-то не так. Хуа Лиянь всё это время не спускал с него взгляда, но сейчас пошёл вниз на завтрак. Когда Лю Куан последовал за ним, то уже Гуй Ша не переставал спускать с него глаз. От этого у Лю Куана волосы вставали дыбом, а по спине заструился холодок.
К счастью, в этот момент на лестнице показался Мо Шаохуа.
– Шаохуа-а-а! Иди к нам, покушай. Ты же голодал целых три дня! – с энтузиазмом воскликнул Лю Куан.
Мо Шаохуа немного прифигел от такой радости Лю Куана, но, пересиливая себя, всё-таки сел с ними. Лю Куан тем временем подкладывал в тарелку беспомощного Мо Шаохуа различные овощи.
Хуа Лиянь посмотрел на тушёные куски свинины в коричневом соусе, стоящие перед Лю Куаном, и томно проговорил:
– Ах, Лю Куан, разве вы с Шаохуа не родственные души по свиной рульке?..
– … Ай-яй! Совсем вылетело из головы!
Лю Куан хлопнул себя по лбу и переложил свою свиную рульку в тарелку Мо Шаохуа, приговаривая:
– Шаохуа-а-а, видишь, как наш хозяин зала беспокоится о тебе…
Мо Шаохуа мгновенно покраснел и, чуть ли не зарывшись головой в еду, принялся быстро-быстро поедать рульку…
Стремительно уничтожив рульку и овощи на тарелке, Мо Шаохуа встал, подошёл к Хуа Лияню и очень медленно проговорил:
– … Большое спасибо, молодой господин Хуа…
Закончив, он убежал наверх так быстро, словно кролик какой-то.
Лю Куан, наблюдавший за этой сценой, покачал головой и вздохнул.
– Какой глупый большой кролик…
– Что не так с этим Мо Шаохуа? Он ведёт себя странно, – нахмурившись, сказал Гуй Ша.
Хуа Лиянь не знал, что ответить, поэтому начал нести какую-то чепуху:
– … Не знаю, может он слишком проголодался?
– Вот оно что, – равнодушно кивнул Гуй Ша.
Лю Куан заметил, что Гуй Ша и правда поверил в это. Он перевёл взгляд на Хуа Лияня и вздохнул: «Теперь понятно, почему Хуа Лиянь внаглую пристаёт ко всем в подряд – просто глава клана дурачок с низким эмоциональным коэффициентом».
Он вновь с жалостью взглянул на Гуй Ша: «Его голова настолько зелёная, а он пускает всё на самотёк. Но даже не подозревает… Ай-яй!..»
– Глава клана… Нужно ли что-то подготовить для сегодняшнего вечера? – неожиданно заговорил Хуа Лиянь.
– Я хочу сам во всём убедиться, – как только Гуй Ша закончил говорить, тут же посмотрел на Лю Куана.
Тот, в свою очередь, внезапно встревожился. Он не понимал, о чём шла речь, но его упорно преследовало чувство, что все странности, происходящие сегодня, как-то связаны с ним. От этого ему становилось всё сильнее не по себе.
Хуа Лиянь также посмотрел на Лю Куана.
– Он правда не восприимчив к ядам? Даже «Лунная тюрьма» на него не действует?
Гуй Ша вздохнул и с явным нежеланием кивнул в знак согласия. После этого он достал небольшую фарфоровую бутылочку, бросил её Хуа Лияню и безразлично сказал:
– Можешь сам проверить… Это «Внезапная смерть».
Хуа Лиянь прекрасно знал о яде, который очень часто используют члены клана Гуймэнь. Его особенность так же проста и груба, как название – скоропостижная смерть.
Он некоторое время тщательно осматривал бутылочку, после чего молча вылил её содержимое в тарелку Лю Куана.
Лю Куан некоторое время молчаливо наблюдал за этой сценой, а затем с каменным выражением лица съел отравленную свиную рульку.
В общих чертах он начал понимать, что происходит.
Потому что вспомнил, что сегодня пятнадцатое июля.
Воспоминания о первой встрече с Гуй Ша всё ещё были свежи: они встретились в лесу, когда тот был в крайне болезненном состоянии. Кажется, это случилось как раз месяц назад. Должно быть, пятнадцатого июня. А когда они покидали Гуймэнь, Гуй Ша и Хуа Лиянь обсуждали что-то, что должно произойти пятнадцатого числа.
Из всего этого получается, что Гуй Ша, вероятно, чем-то отравлен, и к пятнадцатому числу симптомы начинают проявляться. В то время как сам Лю Куан хоть и отравлен тем же ядом или отравой, но у него никаких симптомов нет. Несмотря на то, что он восприимчив к ядам, возможно, что для Гуй Ша конкретно этот яд имеет большое значение. Поэтому он хочет ещё раз убедиться и увидеть всё своими глазами, чтобы успокоиться.
Предположения Лю Куана оказались верны. К вечеру Гуй Ша расстегнул цепочку, связывающую Хуа Лияня и Лю Куана, а затем забрал последнего с постоялого двора. Они ушли в тихое и безлюдное поместье.
Перевод: Теххи Шекк
___
Почему «зелёная шляпа»?
Для китайцев выражение «зелёная шляпа» считается унизительным. В древние времена зелёный цвет ассоциировался только с представителями низшего класса. В книге Дунфан Шо* «Ханьшу**» упоминается любовник принцессы Лю Дун Янь из Гуантао, который любил посещать публичные дома. На голове он носил люйцзэ***. Янь Шигу**** писал: «Люйцзэ носят лишь дешёвки».
* Дунфан Шо (154-93 гг. до н.э.)– китайский придворный учёный, поэт, истории.
** «Ханьшу» – историческая хроника династии Хань с 260 г. до н. э. по 20 г. н. э. Входит в состав серии хроник «Эршисы ши».
*** Головной убор обычно зелёного цвета, который носили слуги, подающие к столу еду и напитки.
**** Янь Шигу (581-645 г) – великий китайский литератор и лингвист династии Суй и Тан, автор важных комментариев к китайскому Пятикнижию, Шицзи и Ханьшу.
Известный танский поэт Ли Бо в «Сяньян. Весны начальной яркий свет…» писал следующее:
Сяньян. Весны начальной яркий свет
Дворцовых ив стволы позолотил.
Кто это там в зеленый плат одет*?
Повеса, торгашом когда-то был,
Теперь хмельным и важным ходит он
И лошадь белую гоняет вскачь,
Отвешивают встречные поклон
Тому, кто не упустит миг удач.
(Перевод: Тропцев С.А.)
* ... Кто это там в зеленый плат одет?.. - повеса Дун Янь времен Западной Хань (206 г. до н. э. - 8 г.) в молодости торговал жемчугом и снискал внимание принцессы Гуань Тао; нарушая придворный этикет, не снимал с головы зеленый платок.
Очевидно, что в те времена зелёный цвет носили лишь люди низкого сословия.
Во времена династий Тан (618-907 гг.) и Сун (960-1279 гг.) в синие, голубые и зелёные цвета окрашивали одежду лишь простолюдины. В исторических хрониках династии Тан упоминается, что провинциальных чиновников, которые преступили закон, не наказывали избиением тростью, а повязывали вокруг головы зелёный тюрбан в качестве унижения.
Шэнь Ко* в «Записи бесед в Мэнси**» писал: «В Сучжоу есть гуляки, которые под шамао*** прячут зелёную ленту. Помощник правителя округа Сунь Бочунь говорил, что не видит разницы между цзиньмао и проституткой****». Всё вышеперечисленное подтверждает мнение, что в сознании людей эпохи Тан и Сун зелёный цвет ассоциировался с чем-то низменным, с людьми низшего класса.
* Шэнь Ко (1031–1095 гг.) – китайский научный, культурный и политический деятель периода Северная Сун.
** Мэн си би тань («Записи бесед в Мэнси» - энциклопедия династии Сун, автор Шэнь Ко 沈括 (1032—1096)).
*** Шамао – стар. парадная кисейная шапка, головной убор из тюля (у гражданских чиновников, до дин. Цин).
**** Цзиньмао – это женский головной убор. А вот с проституткой сложнее. Не совсем понятно, что там имеется в виду, я трактовала в силу своих познаний китайского. Там написано «зелёный мясник», как мы уже знаем, зелёный цвет – признак чего-то презренного, а мясниками или торговцами мясом в древности называли проституток. Поэтому мне кажется, что эта фраза в данном контексте означает проститутку.
Принято считать, что со времён Юаньской (монгольской) династии (1280―1367 гг.) одежду зелёного и голубого цветов носят исключительно проститутки.
Кодекс «Юань дянь-чжан» гласит: «Проститутки носят нижние одежды, а на голове должна быть повязка с большим узлом впереди; глава её семьи – отец или супруг – обязан повязать вокруг головы зелёную ткань (на манер тюрбана)».
Мин Тай-цзу, Чжу Юаньчжан*, в третьем году правления Хунъу** (1370 г.) издал императорский указ: «Музыканты из дома удовольствий обязаны носить элементы одежды, отличающие их от обычных людей, на голове должно повязать шёлковую ленту; носильщики лампы должны носить ткань через плечо; певичкам должно надевать тёмные верхние одежды со светлой шапкой даосского монаха***; певичкам запрещается носить те же одежды, что и добропорядочным жёнам». Также в указе уточнялось: «Управляющим домом удовольствий должно в повседневной жизни обвязывать голову зелёной лентой. Их одежда также должна отличаться от внешнего вида добропорядочных граждан».
* Мин Тай-цзу (храмовое имя основателя и первого императора династии Мин 明) – Чжу Юаньчжана 朱元璋, правил в 1368-1398 гг.
** Девиз его правления, переводится как «Необъятные военные походы».
*** Головной убор, представляющий собой нечто похожее на шапку с рожками.
Во времена династии Мин Чжу Юаньчжан издал указ, согласно которому мужчины из дома удовольствий обязаны повязывать голову зелёной лентой, а с плеча к талии должна свисать красная ткань. На ноги следовало надевать обувь из свиной кожи. Запрещалось ходить посередине улицы, разрешалось передвигаться только по левую сторону дороги.
Таким образом, когда люди видели человека с «рогатой зелёной шапкой» на голове, понимали, что кто-то из его семьи находится в доме удовольствий. «Зелёной шапкой» также называли мужчину, чья дочь или жена занимается проституцией, либо же мужчину, чья жена имеет любовника.
Согласно записям Лан Ина времён династии Мин «Семь компиляций классифицированных очерков» в период Чуньцю* мужчины, которые жили на деньги, заработанные их жёнами и дочерями в доме удовольствий, также именовались «зелёными шапками».
* период Чуньцю, период Весен и Осеней (770 — 476/403 гг. до н. э., охватываемый летописью «Чуньцю»).
Перевод статьи: Теххи Шекк
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления