Онлайн чтение книги Что делать, если хитрый демон кажется очаровательным? What to do if you think the devil is cute
30 Опять встретили хулиганов.

ВНИМАНИЕ!!! В ГЛАВЕ ПРИСУТСТВУЕТ СЦЕНА ИЗНАСИЛОВАНИЯ!!!

«Я хотел бы узнать ваше имя»

– Эй! Это же ты!

Раздался чей-то взволнованный голос. Лю Куан перепугался и резко выпрямился.

Обернувшись, он увидел молодого господина с лоснящимся от жира лицом, тот с возбуждённым видом тыкал пальцем на Гуй Ша.

– Бежим! – Лю Куан схватил его за руку и стремительно бросился бежать.

– Эй! Красавица, подожди меня! – хулиган с улюлюканьем помчался за ними.

Держа Гуй Ша за руку, Лю Куан тащил его за собой. Они пробежали мимо фруктовой лавки и постоялого двора, где подавали вонтоны*. Быстро и стремительно. Ветер бил прямо в лицо, а в ушах раздавались крики торговцев. Спустя какое-то время брань и крики позади стихли, остался лишь шум ветра и звук дыхания Юйши.

* Китайские пельмени. Хуньтунь, круглые ушки (мелкие пельмени в бульоне).

Его рука по-прежнему оставалась холодной.

Запыхавшийся Лю Куан спрятался за огромной деревянной бочкой. Его сердце бешено колотилось.

– Тс-с-с, – он жестом призвал к молчанию.

Обернувшись, он увидел, что доули Гуй Ша пропала. Судя по всему, он обронил её, пока они бежали. Его обычно бледное лицо слегка раскраснелось от бега, сам он выглядел так, словно не понимал, что происходит.

– Весело же?.. – спросил удивлённый Лю Куан.

– Лю Куан? – нахмурившись, ответил вопросом на вопрос Гуй Ша.

Молодой человек вдруг опомнился и, сконфузившись, заговорил:

– Этот… гл… глава… глава клана… вчера именно этот человек… эм…

– Руку, – холодной сказал Гуй Ша.

– Что?

– Живо. Отпусти. Руку, – слово за словом проговорил он.

Лю Куан тут же осознал, что до сих пор крепко сжимает руку Гуй Ша. В панике он тут же отбросил её и с блеском в глазах заговорил:

– Это… простите… глава… глава клана, я просто на автомате схватил…

Проигнорировав его слова, Гуй Ша сощурился и спросил:

– Этот человек вчера искал смерти?

Лю Куан кивнул.

Гуй Ша вдруг резко выпрямился и вышел из укрытия прямо навстречу их запыхавшемуся, обливающемуся потом преследователю. Хулиган в золотых одеждах как раз добежал до них и сейчас стоял, согнувшись кверху задом, в попытках отдышаться.

Он обернулся и увидел, как к нему приближается Гуй Ша с безразличным выражением лица и ледяным взглядом.

Хулиган смотрел на невероятно красивого, словно небожитель, мужчину, который поджал губы и спросил:

– Что тебе нужно?

Молодой человек вдруг словно окаменел. Пот струился по лицу, заливая глаза, но он даже не попытался его вытереть. Его охватило такое леденящее душу чувство, будто он вот-вот умрёт.

Этот слишком невероятно красивый мужчина слегка нахмурился и вновь нетерпеливо спросил:

– Да что тебе от меня нужно в конце концов, а?

Когда хулиган заговорил, то его голос сильно хрипел и дрожал:

– Я… я хотел… хотел узнать… ваше имя…

Гуй Ша и Лю Куан вмиг замерли от удивления, после чего с довольно странным выражением лица Гуй Ша проговорил:

– … Юйши.

Тот час же развернувшись, он пошёл обратно.

Посмотрев на Лю Куна, Гуй Ша спросил:

– Итак… и почему же мы бежали?

На лице Лю Куана появилось невыразимо странное выражение.

– Глава клана, ты ему понравился, – ответил он.

Гуй Ша вдруг остановился и вновь уставился на Лю Куана.

– С чего ты так решил?

Лю Куан вдруг почувствовал, словно его глаза пересохли. Он быстро заморгал, после чего очень тихо ответил:

– Потому что мне ты тоже нравишься...

Из-за слабого ветра до них доносился едва различимый запах с рынка, откуда раздавались приглушённые выкрики торговцев. Но в этот момент голоса лавочников и покупателей стали вдруг такими далёкими. Начинало темнеть, поэтому люди выносили во двор и вешали на ворота красные зажжённые фонари. Этот яркий свет отражался в глазах Лю Куана, которые сверкали, словно блики на воде.

Гуй Ша отвернулся и посмотрел куда-то в даль.

– … Нравится это лицо?

Лю Куан на миг замер. Ему вдруг захотелось столько всего сказать. Например, что сначала его и правда заворожила красота лица, но затем понравился сам Юйши, а после уже и убийца Гуй Ша. Он даже рискнул жизнью просто чтобы его обнять.

«Да, всё началось с красивого лица. Изначально именно из-за него у меня вдруг возникли неприличные желания по отношению к тебе, но затем кое-что произошло. И как мне теперь это всё объяснить?»

Была это любовь с первого взгляда или же просто похоть? Он уже так глубоко в этом увяз, что просто не мог выбраться.

Гуй Ша спросил его, нравится ли ему это лицо.

Он прекрасно понимал, к чему ведёт Гуй Ша. Как и тому хулигану в золотых одеждах, Лю Куану должно быть просто понравилось его красивое лицо. Это было слишком очевидно. Их «нравится» не несёт в себе никакого глубокого смысла.

Это непринуждённое, похожее скорее на восхищение, «нравится».

«Точно… в этом нет ничего большего».

Люди по природе своей слишком жадные. Даже если Юйши скроет своё лицо за вуалью, его красота всё так же будет ранить сердце Лю Куана, и он прекрасно это понимал. А также он знал, что взгляд и улыбка Юйши навсегда отпечатались в глубинах его души.

Когда Юйши целовал его, говорил о своей любви и планах о совместном будущем – именно тогда жадность Лю Куана достигла своего пика.

Он жаждал большего, в тот момент дело было уже точно не только в красивом лице Гуй Ша. Но сейчас Лю Куан низко опустил голову и сказал всего одно слово так легко, будто оно было увядшим листом, подхваченным быстрым ветром:

– … Да.

Лю Куан чувствовал себя так, словно откуда-то издалека слышит свой же ответ.

Казалось, будто из горла Гуй Ша вырвался тихий смешок. Более он ничего не говорил.

***

Подул лёгкий летний ветерок. Серебряные ветряные колокольчики, висевшие на окне, издали тихий звон.

Из-за перезвона человек, спавший на кровати, начал недовольно ворочаться.

– Цзынь-цзынь… цзынь…

Колокольчики звенели снова и снова. Человек не выдержал, поднялся и подошёл к окну. Сняв колокольчики, он вернулся на кровать.

Ночь вновь стала необычайно тихой.

Слышно было лишь прерывистое сбивчивое дыхание.

Через некоторое время мужчина на кровати вдруг снова поднялся. Он явно нервничал, потому что постоянно в беспокойстве проводил рукой по волосам.

В итоге, словно смирившись с судьбой, он вновь повесил на окно колокольчики, однако ложиться не стал. Мужчина сел на кровать и уставился на луну за окном.

– Цзинь-цзинь… цзинь-цзинь… – зазвенели колокольчики. Его мысли уносились далеко-далеко, туда, к чему он не хотел возвращаться, но что захватило большую часть его жизни…

***

– Ян-эр, вот, скушай вот это…

– Матушка, а почему старший брат не стал?

– Старший брат? Его же просто взяли на воспитание. Он лишь простой сын наложницы.

***

– Цинъян, на что смотришь?

– Эм… старший брат… можешь достать мне тот гранат?

– Тот? Давай лучше вернёмся в поместье, у нас тоже растёт гранат…

– Нет, я хочу этот! Он больше!

– Ладно… подожди тут, пока старший брат заберётся наверх.

Бабах.

– Что за непослушный сын! Ты пришёл в мой дом, чтобы стать посмешищем?! Все в столице уже знают, что мой старший сын, сын начальника цензората, тринадцати лет от роду, мало того, что забрался в чужой двор и украл оттуда гранат, так ещё свалился с дерева, сломав руку! Если бы твои родные родители не умерли, я бы давно вышвырнул тебя из дома!

***

– А-а-а! Земляные черви! Убери их… Кто ты вообще такой?! У-а-а-а… У-а-а-а…

– Если ты ещё раз посмеешь навредить брату Цинъяню, я засуну тебе их прямо в рот!

– А-а-а… а-а-а! Убери… убери их! У-а-а-а… У-а-а-а…

– Впредь будь добрее с братом Цинъянем, и да, никому не рассказывай об этом!

– Хорошо… ладно… Быстрее, убери этих червей!

***

– Старший… старший брат… прос… прости, на вот… скушай гранат…

– Цинъян, почему ты плачешь? Всё хорошо, старшему брату не больно… не плачь…

***

– Старший брат… Эм, давай поиграем… Старший брат… ты кушаешь сладкое?

– Цинъян… ха-ха… и почему ты такой хорошенький?

Вспомнив это, Бай Цинъян закрыл глаза. Ветер мягко обдувал его лицо.

Позднее он ещё пару раз видел того грязного и взлохмаченного мальчишку, который натравил на него червей. Он появлялся на пустыре за усадьбой, куда сваливали объедки. Как только Бай Цинъян его заметил, тут же в страхе убежал и больше не приходил играть на пустырь.

Затем он сильно заболел, а как выздоровел, тут же тайком прибежал на пустырь, но тот мальчик там больше не появлялся.

Когда ему хотелось вкусно поесть или поиграть, он всегда звал своего старшего брата, а когда отец ругался и бил его, то Бай Цинъян плакал и просил пощадить старшего брата.

Сначала он делал это из-за страха перед тем мальчишкой, вдруг он снова не пойми откуда появится. Но со временем это вошло в привычку, которая отпечаталась глубоко на его костях.

А чуть позже старший брат отправился на войну.

Прошло четыре года. Как-то раз он пьяный шёл домой из публичного дома.

Но всё, что он увидел по возвращении – вздымающиеся до небес языки пламени.

У него больше не было дома.

Отец, матушка – все погибли.

К счастью, в момент его самой большой скорби и страданий, когда он был наиболее беспомощным, с войны вернулся старший брат, которого удостоили титулом полководца.

Он был словно утопающий, которому наконец протянули спасательное бревно. Умирающий от жажды человек, добравшийся до сладкого источника. Старший брат стал его единственной опорой.

В первое время каждый раз, как он засыпал, перед глазами представали огромные языки пламени. Его постоянно мучили кошмары. Тогда он забирался в кровать к своему старшему брату. Тот изготовил для него ветряные колокольчики. Под их тихий перезвон он засыпал в одной кровати со старшим братом. Со временем кошмары перестали его беспокоить.

Время шло, и мало-помалу он начал понимать, что существуют некоторые вещи, которые трудно рационально объяснить.

Например, время от времени его старший брат вёл себя странно.

Как-то раз он случайно разбил фарфоровое изделие, подаренное императором, тогда взволнованный старший брат спросил:

– Поранил руку? Дай-ка посмотрю… Ничего страшного. Раз уж разбилось, то так тому и быть.

Он нахмурился и сказал старшему брату прямо в лицо, что те две дочери правительственного чиновника, которые так восхищаются старшим братом, ужасные страшилы*.

* 歪瓜裂枣 (wāi guā liè zǎo) – досл. кривые арбузы и треснутые финики, обр. о непривлекательных людях или вещах; ни кожи, ни рожи.

Старший брат казалось совсем не возражал против столь резких слов, даже наоборот, он лишь ласково улыбнулся и протянул ему очищенное яблоко со словами:

– Мгм… Если они не нравятся Цинъяну, то и мне тоже не нравятся.

В ту ночь, когда он уже вот-вот был готов провалиться в сон, ему вдруг показалось, будто кто-то поцеловал его, однако он не стал придавать этому значения, списав всё на сновидение.

Его старший брат практически никогда на него не злился.

… Ровно до того момента, пока он не сказал, что собирается прогуляться до публичного дома.

Не успел он договорить, как лицо старшего брата резко потемнело.

– Нельзя, не пойдёшь! – чуть ли не со злобой сказал тогда старший брат.

– Тебе всего восемнадцать! Зачем тебе туда идти?!

Он никогда прежде не видел разгневанного старшего брата, поэтому лишь молча продолжил тыкать палочками в рис, иногда отправляя их в рот.

Но про себя всё же возмутился: «Почему в восемнадцать мне нельзя туда ходить? Я хожу в публичный дом с шестнадцати…»

После пожара, ещё до того, как вернулся старший брат, он наконец смог разглядеть истинные лица своих якобы настоящих друзей. После того, как брат вернулся, у него практически не осталась знакомых, а ходить в публичный дом одному слишком скучно.

В итоге он очень редко его посещал, потому что старший брат бдительно следил за ним.

Брат уже давно вырос, это заставило его задуматься: «Неужели старший брат ни разу не ходил в публичный дом?» Немного поразмыслив над этим вопросом, он в сердцах подумал: «Может, старший брат очистил сердце и умерил желания*?»

* 清心寡欲 (qīngxīn guǎyù) – очистить разум, сохранять мысли чистыми, укротить порочные желания (т.е. вести аскетичный образ жизни).

В мгновение ока пронеслось ещё несколько лет. Когда ему было двадцать два, на пороге дома появилась старуха с пятилетней девочкой на руках. Она заявила, что это его дочь.

Старуха показала кусочек нефрита, он сразу же его узнал, ведь это тот самый кусочек, который некогда подарила ему матушка. Как-то раз, когда он был вусмерть пьян, он отдал этот нефрит лучшей из цветов*. Конечно, в последствии он пожалел о своём поступке, но было слишком неловко требовать нефрит обратно. На самом деле, этот кусочек нефрита – единственное, что осталось у него от погибшей в пожаре горячо любимой матушки.

* 花魁 (huākuí) – самая популярная куртизанка.

Присмотревшись повнимательнее к дочери, он всё же заметил, будто её брови слегка чем-то похожи на его.

Глаза старшего брата были прикованы к этому куску нефрита, когда он практически шёпотом спросил:

– Этот нефрит… это же тот самый, который с детства всегда был при тебе?..

Он кивнул.

– А мать девочки, ты помнишь, как она выглядела?

Конечно он помнил. В то время она была самой популярной певичкой в публичном доме. Они довольно часто встречались и очень много занимались любовью. Он с удовольствием и подробно рассказал обо всём.

Брови, как листья ивы; глаза, всё равно что сияющие звёзды; овальное лицо*. Она безумно любила одеваться в одежду абрикосового цвета.

* 鹅蛋脸 (édànliǎn) – лицо гусиным яйцом, овальное лицо (эталон женской красоты в традиционном Китае).

– Она тебе нравилась? – спросил старший брат.

Он ответил, что, конечно, она ему нравилась, иначе откуда появилась его дочь?

Услышав эти слова, старший брат разозлился так, что его глаза едва не выскочили из орбит. Он развернулся, сказал пару вежливых фраз и, пошатываясь, ушёл.

В тот момент реакция старшего брата его испугала, он резко развернулся и попытался схватить его за рукав, но старший брат злобно отшвырнул его руку.

Он застыл на месте.

Всё произошло слишком неожиданно. В ту ночь старший брат выпил очень много кувшинов вина, а затем, пьяный, толкнул дверь в его комнату. Он снова и снова громко выкрикивал его имя, а затем безжалостно схватил его и прижал к себе. С силой впиваясь и кусая его губы, старший брат грубо разорвал на нём одежду.

В панике он громко закричал, и кричал до тех пор, пока совсем не охрип. Его глаза опухли от слёз, а тело сводило судорогой от боли.

А старший брат, который трясся по пол дня даже над самым маленьким порезом на его руке, так грубо и бесцеремонно надругался над ним.

В тот момент он узнал, что оказывается его старший брат очень даже красноречив на всякие непристойности, вот только все эти грязные и жестокие слова были обращены ему.

Он был в ужасе. Как бы не пытался, у него не получалось освободиться. В итоге он стал марионеткой в руках брата, которая выполняла все его желания. Стиснув зубы, он из последних сил держался, чтобы не потерять сознание. Он дрожал, но не смел двинуться, пока мужчина наконец не заснул.

Опрометью он бросился собирать вещи. Слёзы заливали всё лицо, поэтому он не мог даже чётко что-либо разглядеть. Помнил лишь, что успел схватить немного денег, кое-какие вещи, после чего прям той же ночью и сбежал.

Боль была настолько сильной, что на полпути он потерял сознание. К счастью, один человек помог ему. После двух дней отдыха он вновь запаниковал и бросился бежать дальше.

На самом деле он не знал, куда бежит, понимал лишь, что должен убраться как можно дальше. Настолько далеко, чтобы Бай Цинъянь не смог его найти.

В тот момент он даже забыл о родной дочери, которую видел всего лишь раз. Он лишь опасался, что Бай Цинъянь может столь зверски обойтись и с ней.

Тогда он был по-настоящему напуган, но вместе со страхом в нём проснулась и ненависть: тот, кого он всю жизнь считал своей опорой, неожиданно оказался покрытым ядом клинком.

Скрепя сердце он твёрдо решил убить Бай Цинъяня! Убить его!

Спустя некоторое время, когда он уже устроился на новом месте, в своих вещах он вдруг обнаружил связку ветряных колокольчиков. Разозлившись на самого себя за то, что в панике тогда схватил их с собой, он злобно швырнул колокольчики за дверь. Cо временем ему становилось всё труднее уснуть; за исключением первых двух-трёх дней, когда он настолько уставал, что тут же засыпал.

Затем он случайно нашёл у домовладельца пару ветряных колокольчиков. Дрожащими руками повесив их на окно, он вдруг услышал, как чисто они зазвенели на ветру.

Тогда он с грустью осознал, что больше не хочет убивать Бай Цинъяня.

Есть нечто, что было с ним настолько долго, что как бы трудно не было, но полностью отказаться от этого было ещё большим мучением.

Например, ветряные колокольчики, которые сопровождали его каждую ночь.

Или Бай Цинъянь, который был его опорой.

Прошло три года. Ему казалось, что к этому моменту он довольно хорошо устроил свои дела. Он скитался всего три-четыре месяца, а затем на прихваченные с собой деньги, купил сначала таверну, а затем постоялый двор. У него появилось несколько друзей, купленные здания приносили доход. Он всё рассчитал и спланировал наилучшим образом, по совету друга он уже довольно долгое время присматривался к публичному дому, намереваясь выкупить дом Ляньхуа. Ему казалось, что всё идёт ровно так, как должно быть.

Он чуть не потерял свой нефрит, а затем встретил этого странного молодого господина по имени Юйши.

Сегодняшний разговор в публичном доме заставил его вспомнить болезненное прошлое.

Этот молодой господин Юй сказал, что хочет напоить Бай Цинъяня стирающим память эликсиром, чтобы тот начисто обо всём забыл.

Он слышал об этом эликсире.

Бай Цинъян уткнулся лицом в ладони. После того, как Бай Цинъянь выпьет эликсир, он больше не вспомнит его. И даже если они случайно встретятся, то он и глазом косо не взглянет*, а просто пройдёт мимо.

* 目不斜视 (mùbùxiéshì) – и глазом косо не взглянуть (обр. в знач.: держаться корректно; не отвлекаться, не смотреть куда не следует). 

«Это к лучшему».

«Так и должно быть».

Его плечи слегка дрогнули.

Перевод: Теххи Шекк