Онлайн чтение книги Секондо Пьятто Secondo Piatto
2 - 34

Не успел Вонён ответить, как Хёнук снова приблизился, на этот раз ещё решительнее. Их губы вновь соприкоснулись, но теперь вместе с мягкостью поцелуя ощущался металлический привкус крови. Этот запах, едва утихнувший гнев, вдруг сменился другими ароматами — слабыми нотками табака и дождя, проникшими в комнату вместе с ним.

На этот раз Вонён закрыл глаза. Ему не хватало смелости повторно укусить уже кровоточащие губы. Он чувствовал, как горячий язык Хёнука пробирается в рот, встречаясь с его неподвижным и твёрдым, словно камень. Сначала это прикосновение было неуклюжим, а затем настойчивым — скользкий язык касался нёба, задевал чувствительные ткани, кружил, заставляя его ослабить сопротивление.

Он пытался сохранить стойкость, напрягая язык, но это оказалось невыносимо. Дыхание стало тяжелее. Вонён вдруг понял, что, удерживая язык в напряжении, он не может нормально дышать ни через нос, ни через рот.

Когда он, наконец, сделал глубокий вдох, рот раскрылся, позволяя Хёнуку захватить инициативу. Хёнук ловко и жадно обвил его язык своим, дразня. Он двигался то мягко, то грубо, исследуя каждый уголок его рта. Поцелуй становился всё глубже и настойчивее, пока Вонён не смог удержаться от короткого, прерывистого стона.

— Х-хм…мм…

Слабый звук, наполненный нотками протеста, едва слышно сорвался с его губ.

Даже целуя Вонёна, Хёнук легко удерживал его, пересекая гостиную большими, уверенными шагами. В этом доме он уже однажды был, поэтому без труда нашёл дверь в ванную комнату. Лишь когда он опустил Вонёна на край ванны, их губы наконец разомкнулись.

На мгновение Вонён ощутил, будто объятия и поцелуи Хёнука — нечто само собой разумеющееся, естественное.

Тёплая вода заструилась сверху, обдавая его мокрую голову и стекая по холодной до дрожи коже. Как только горячая струя начала согревать его тело, он почувствовал, будто возвращается к жизни. Постепенно разум начал проясняться, и он моргнул, оглядываясь.

Тем временем Хёнук снял мокрую футболку и, потянувшись к телу Вонёна, начал осторожно мыть его, как будто это было в порядке вещей.

— Знаешь, моя бабушка всегда говорила одну вещь.

— Что…?

Вымолвил Вонён, не сразу понимая, что он хочет сказать.

— Если у тебя особенно паршивое настроение, то, скорее всего, ты либо замёрз, либо голоден. Так что сначала надо решить одну из этих проблем. Ты голоден?

Вонён молчал. На самом деле он действительно немного хотел есть, но замечание Хёнука только разозлило его ещё больше. Казалось, тот пытался списать всю ситуацию на физиологию — мол, и замёрз, и голоден, вот и ведёшь себя так.

Ему хватало унижений — сначала его одежду сняли почти против воли, а теперь ещё собираются мыть, как ребёнка. Вонён выхватил у Хёнука душевую лейку из рук.

— Я сам справлюсь. Уходи.

Холодно произнёс он.

— Но я тоже мокрый. Мне тоже нужно помыться.

Невозмутимо ответил Хёнук.

— Тогда подожди, пока я закончу.

Хёнук слегка приоткрыл рот, будто собираясь ответить, но, видимо, всё же решил не продолжать спор. Он махнул рукой и послушно вышел из ванной.

Когда за ним закрылась дверь, Вонён тут же повернул замок. Только после этого он включил воду, чтобы продолжить мыться. Под потоком горячей воды он медленно мыл голову и тело, позволяя теплу снять напряжение. Одеревеневшие мышцы постепенно расслаблялись, как твёрдая земля, оттаивающая под весенним солнцем.

Он не спешил выходить. У него не было ни малейшего желания снова встречаться с Хёнуком, поэтому он провёл под душем достаточно долго, пока остатки опьянения почти не улетучились. Тем не менее, даже с ясной головой он не смог придумать, как разобраться с этой ситуацией.

Когда он наконец вышел, Хёнук был в гостиной. С влажными волосами и уставшим выражением лица Вонён взглянул на него, слегка прищурившись.

На удивление, Хёнук нашёл где-то швабру и сейчас вытирал пол. Это выглядело настолько нелепо, что у Вонёна невольно сорвался вопрос, прежде чем он успел сдержаться:

— Что ты делаешь?

— Пол вытираю. С нас тут накапало.

Спокойно ответил Хёнук.

— Оставь. Я сам уберу!

— Я почти всё.

Беззаботно бросил тот.

Хёнук закончил и поставил швабру обратно в угол, где находилась дверь в кладовку. Вонён коротко бросил на него взгляд, полный раздражения, но не стал говорить больше ни слова. Вместо этого он поспешно ушёл в спальню, где забрался под одеяло, утонув в его мягкой ткани. После эмоционального истощения и горячего душа единственное, что он хотел сейчас, — это спать.

Из-за двери едва слышно доносился шум воды. Похоже, Хёнук действительно решил принять душ. Вонён сердито фыркнул, натягивая одеяло до самого подбородка. Этот человек вёл себя так, будто был у себя дома: убирался, мылся — полный беспредел.

Стараясь избавиться от раздражения, он плотно закрыл глаза, решив быстрее уснуть и сбежать от этого абсурдного дня в мир снов. Мягкость одеяла и накопленная усталость быстро затягивали его сознание, погружая в забытьё.

Но тут, словно молния, в голове пронёсся неожиданный и неприятный всплеск мысли:

«Нет, он уже вытворял такое, пока я спал».

Он вспомнил тот вечер, когда, будучи пьяным, оказался на спине Хёнука и был доставлен в его квартиру. Тогда, пока он мирно спал, Хёнук осмелился его разбудить своими «шутливыми» выходками, которые сложно было назвать просто игрой.

Это воспоминание заставило его мгновенно открыть глаза, сонливость исчезла, как испарившийся туман. Вонён лежал неподвижно, пытаясь успокоить учащённое сердцебиение, вызванное всплывшими в памяти деталями того вечера.

Он вспомнил, как тогда чувствовал себя уязвимым, как непрошенные прикосновения разрушали его хрупкое чувство безопасности. И хотя сейчас Хёнук находился в другой комнате, мысль о том, что подобное может повториться, не давала ему расслабиться.

Вонён натянул одеяло ещё выше, до самого носа, стараясь укрыться не только от холода, но и от воспоминаний, которые жгли изнутри. Он пытался убедить себя, что ничего не случится, что он может просто уснуть и забыть обо всём до утра. Но каждый слабый звук за дверью заставлял его мышцы непроизвольно напрягаться.

— Если он попробует что-то подобное… 

Прошептал он самому себе, сжимая кулаки под одеялом.

Но что он сделает? Выставит его за дверь? Позвонит в полицию? Смешно, учитывая, что Хёнук сам был полицейским.

Эта мысль вызвала у него горькую улыбку. Он закрыл глаза, пытаясь снова отдаться объятиям сна, но ощущение тревоги никак не отпускало. Каждое движение за стеной казалось громче, чем было на самом деле, заставляя его прислушиваться, как будто от этого зависела его жизнь.

Вонён вновь вспомнил тот вечер, когда, не осознавая, во сне случайно произнёс имя Минсока. Это мгновенно сделало обстановку неловкой, хотя, если подумать, вина была не на нём. Попытка что-то сделать с человеком, который беззащитно спит, — вот что было настоящим промахом. Однако тогда он почему-то чувствовал себя неловко и напряжённо, словно это он оказался в чём-то виноват.

Ещё раньше, в другой ситуации, Вонён уже попадал в неприятности из-за того, что в пьяном состоянии назвал имя Минсока. В тот раз его губа тоже оказалась разбита.

Его тогдашний партнёр был странным человеком. Да, услышав чужое имя в подобной обстановке, можно почувствовать себя неприятно. Но ругаться, да ещё и доходить до рукоприкладства? Особенно если ваши отношения сводятся к временному удовлетворению. Это выглядело абсурдно.

Сон определённо не был спасением. Чувство тревоги, воспоминания и слабый страх того, что могло случиться дальше, вытеснили сонливость. Вонён подтянулся на руках, опираясь на матрас, собираясь сесть. Но в этот момент дверь спальни неожиданно открылась.

— Собираешься спать? 

Услышал он спокойный голос Хёнука, застывшего в проёме.

Только что вышедший из душа, Хёнук вошёл в комнату. Он был одет только в нижнее бельё, оставив мокрую одежду где-то за пределами спальни. Казалось, что он совершенно не беспокоился о том, как это выглядело.

«Преступники никогда не ограничиваются одним деянием».

Подумал Вонён.

«Этот нарушитель не только незаконно проник в чужой дом, но ещё и оказался эксгибиционистом».

Он посмотрел на Хёнука, лёжа на животе, и, к своему раздражению, заметил, как тот без разрешения сел на край кровати. Хёнук, как ни в чём не бывало, спросил:

— Вместе поспим?

— Да иди ты к чёрту!

— Да, спать сейчас действительно странно, понимаю тебя.

Невозмутимо продолжил Хёнук.

Прежде чем Вонён успел среагировать, Хёнук без приглашения улёгся рядом, занимая приличное пространство своим крупным телом. Его беззаботность и наглость заставили Вонёна хмуро посмотреть на него. Он знал, что любые слова вроде «убирайся» или «отойди» вряд ли подействуют. Даже если его попытаться вытолкнуть или пнуть, это, скорее всего, не приведёт ни к чему.

Самым логичным выходом было бы встать и уйти в кабинет, закрыв за собой дверь. Хёнук, кажется, безошибочно разгадал намерения Вонёна. Только тот собрался встать, как крепкая рука мужчины обхватила его, не дав двинуться. Вонён замер, будто травоядное животное, внезапно почувствовавшее опасность.

Всё оказалось бесполезно: укутанный в одеяло, он был втянут в объятия, из которых выбраться не представлялось возможным. Его голова уткнулась в грудь Хёнука, а тот, словно не замечая его возмущения, коснулся губами его лба лёгким поцелуем.

— Поговори со мной.

Мягко, но настойчиво сказал Хёнук.

— Мне не о чем с тобой говорить.

Сухо ответил Вонён.

— А у меня много тем.

— Я сказал, что поговорим позже. А ты это нагло проигнорировал.

— Отложить разговор — это работает только в отношениях, где люди давно друг друга хорошо знают. Сейчас, если мы отложим, потом будет только сложнее говорить откровенно.

Вонён вздохнул, чувствуя, как слова Хёнука звучат всё более убедительно. Но его внутренний протест всё ещё не позволял расслабиться в этих крепких объятиях.

Правильные слова, сказанные в неподходящее время и в неподходящем месте, превращаются в пустой звук. Но действительно ли его слова были правдой?

Вонён пристально, сверля взглядом, посмотрел на Хёнука. Затем, шумно выдохнув, стиснул зубы и рывком освободился из его объятий. Он снял с себя мешковатую футболку, в которой был, и бросил её на пол. Хёнук, с заметным удивлением в глазах, молча наблюдал за ним.

Футболка упала бесшумно, следом за ней на пол отправились пижамные штаны и нижнее бельё. Вонён остался совершенно обнажённым. Затем он протянул руку и кончиками пальцев, с ноткой презрения, коснулся подбородка Хёнука.

— Хватит говорить витиевато. Давай к делу. Ты ведь пришёл сюда, чтобы трахнуть меня, верно?

Сказал он, вложив в голос всё своё раздражение и вызов.

На лице Хёнука застыла странная смесь напряжения и растерянности. Его губы сжались в тонкую линию, а взгляд, до этого наполненный спокойствием, стал холодным и изучающим.

— Ты серьёзно собираешься так себя вести? Я пытаюсь поговорить с тобой, а ты…

Начал он, но голос его задрожал от сдерживаемого гнева.

Вонён не отводил взгляда, дерзко бросая вызов, проверяя, насколько далеко они могут зайти.

Хёнук не сводил глаз с Вонёна, прервав свои слова и продолжая молчаливо изучать его взглядом. Вонён тоже не отводил глаз, но внутренне понимал, что проигрывает в этом молчаливом противостоянии. Его решимость слегка поколебалась, когда он почувствовал, как непроизвольно сглотнул, пытаясь унять напряжение в горле.

И тут уголки губ Хёнука чуть приподнялись в едва заметной усмешке. Его тёплый взгляд вдруг вспыхнул острым блеском, выдавая хищное намерение.

— Ты думал, что всё закончится именно так?

Не дожидаясь ответа, Хёнук резко поднялся и, одним движением, накрыл собой Вонёна, прижав его к кровати. Его губы снова встретились с губами Вонёна, на этот раз не оставляя пространства для отступления. Горячий язык ворвался в рот Вонёна, сметая все преграды.

Ощущая, как ему почти не оставили выбора, Вонён всё же не хотел отступать. Он принял вызов, позволив языкам сплестись в ритмичном танце. Его язык обвился вокруг чужого, в ответ дразня и лаская нёбо, от чего дыхание Хёнука стало глубже. Они оба быстро увлажнили друг друга, губы блестели от смеси их слюны.

Хёнук слегка прикусил нижнюю губу Вонёна, оттягивая её, после чего Вонён, поддавшись порыву, повторил то же самое. Его зубы мягко сжали губу Хёнука, будто пытаясь вернуть контроль. От этого Хёнук издал низкий, почти животный рык, который, казалось, шёл из самой глубины его груди. Этот звук, насыщенный первобытным вожделением, заставил кровь Вонёна прилить к лицу, разжигая внутри него странное чувство смущения и возбуждения.

Влажные губы Хёнука, задев подбородок Вонёна, скользнули к шее. Они опускались на кожу мягко, но даже такие лёгкие прикосновения обжигали, вызывая щекотку. Чувствительность обострилась до предела, и губы Хёнука ощущались, как раскалённое клеймо, оставляющее следы на теле.

— А…у-ух…

Голова закружилась, и протяжный стон вырвался из горла Вонёна, разрушив последние остатки самообладания.