Онлайн чтение книги Секондо Пьятто Secondo Piatto
3 - 45

На этот раз даже Хисон выглядела ошарашенной. Она недоверчиво заморгала и, понизив голос, недоумённо спросила:

— Ты чего? Зачем ты это сделал?

— А? Прости.

С абсолютно невозмутимым лицом отозвался Хёнук, лениво кивнув Вонёну в знак извинения.

— Сам не заметил.

— Боже, Вонён-ши, прости его. Он порой совсем не думает, что делает.

Вздохнула Хисон.

Щёки Вонёна вспыхнули, будто в них встроили работающий на полную мощность котёл. Он никак не мог взять себя в руки. Если так пойдёт дальше, даже эта непроницательная семейная пара в конце концов заметит, что между ними что-то происходит.

— Всё в порядке. Я…в уборную схожу.

С улыбкой Вонён встал из-за стола и ушёл.

Войдя в туалет, он долго мыл руки, затем несколько раз прижимал ледяные ладони к лицу, стараясь унять жар. Но даже когда щёки перестали гореть, он не спешил возвращаться.

Вместо этого он вышел через чёрный ход и оказался в небольшом внутреннем дворике. Там находилась курилка, но Вонён, как и днём, не стал зажигать сигарету. Просто поднял голову и уставился в ночное небо.

За стеной ресторана, под уличным фонарём, копошились ночные мотыльки, кружась в хаотичных, непредсказуемых траекториях. Казалось, они сами не знали, куда летят.

Точно так же он чувствовал себя сейчас.

Сев на одну из каменных ступенек, Вонён поднял колени, скрестил руки и опустил голову.

Минсок сидит прямо перед ним, но почему же его мысли всё время обращены в сторону?

Это просто внезапный порыв? Или что-то глубже?

А как же Хёнук?

Он мог спокойно сидеть напротив женщины, которую любил столько лет, мог слышать, что она ждёт ребёнка…и при этом быть в полном порядке?

Даже в их безответных чувствах была огромная разница. Хёнук когда-то верил, что однажды Хисон выберет его. Вонён же никогда не строил подобных иллюзий в отношении Минсока.

Может, поэтому он не мог понять, что творится в голове Хёнука. Как можно сидеть напротив Хисон и смотреть на неё так, будто всё, что было, не имеет значения?

Раньше он думал, что хотя бы в этом они похожи, что в своих разочарованиях они понимают друг друга. Но…

Когда Вонён, наконец, вернулся в ресторан, ему не терпелось взглянуть на Хёнука. Он хотел увидеть, какие у того глаза, когда он смотрит на Хисон.

Но, едва он пересёк порог и бросил взгляд в сторону стола, он увидел, что Хёнук уже смотрит на него.

Абсолютно открыто. Спокойно. Так, словно ему незачем отводить взгляд.

И что хуже всего — в его глазах было не меньше тепла, чем в глазах Минсока, когда тот смотрел на свою жену.

«Ты точно спятил. На кого ты, чёрт возьми, так смотришь? Дурак».

Вонён не был неопытен в любви. Он встречался с разными мужчинами, переживал отношения и расставания.

Но то, что он чувствовал сейчас, было новым.

Эта эмоция поднималась из глубины, холодная и тихая, как вода, сочащаяся из подземного родника.

Он слишком взрослый, чтобы чувствовать себя так неуверенно, но всё же не понимал, что именно это за чувство.

Этот пробирающий до костей трепет был ему совершенно незнаком.

Однако самокопание в компании друзей вечно продолжаться не могло, поэтому он всё-таки вернулся к столу.

Пока его не было, ресторан заметно опустел.

Подойдя к столику, Вонён приподнял брови. Хисон смотрела на него с лёгким смущением.

— Что делать? Кажется, они сегодня перебрали.

Скорость, с которой опустошались рюмки, заметно увеличилась, и вот в какой-то момент Минсок, окончательно потеряв контроль, уже клевал носом прямо за столом.

Вонён моргнул, не сразу осознавая происходящее. Обычно это он был тем, кто напивался до отключки, а Минсок всегда держался. Видеть его в таком состоянии было странно.

Но не только он перебрал. Хёнук, который весь вечер поддерживал его темп, теперь просто сидел, скрестив руки на груди, а затем и вовсе решил прикрыть глаза и опереться головой о стену, завидев Вонёна.

Ошарашенный Вонён перевёл взгляд на Хисон:

— А вы в порядке?

— Я ведь сегодня не пила, так что всё нормально.

Ответила она, а затем повернулась к Минсоку и потрясла его за плечо.

— Дорогой, очнись.

— Угу…прости.

Пробормотал Минсок, с трудом приходя в себя.

Он с усилием поднялся, покачиваясь, и Хисон, перекинув его руку себе на плечо, взяла на себя его вес.

Затем она посмотрела на Вонёна:

— Вы ведь не пили, верно? Простите, но не могли бы вы позаботиться о Хёнуке?

— А…да, конечно.

Немного замешкавшись, ответил он.

— Вы знаете, где он живёт? Или продиктовать адрес?

— Знаю. Уже бывал у него.

— Хорошо, тогда я оставляю его на вас. До встречи.

— Подождите, вам одной будет тяжело…давайте помогу.

— Всё в порядке, я припарковалась прямо у входа.

Хисон была не только невысокой, но и достаточно сильной — она уверенно поддерживала Минсока, который был заметно выше и крупнее её. Вонён провожал их взглядом, а затем недовольно нахмурился. Напиться до беспамятства и заставить беременную жену тащить себя домой? Надо будет потом отругать Минсока.

Он повернулся к своей «ответственности на вечер» и вздохнул. Осторожно положил руку на его твёрдое, напряжённое плечо и хорошенько встряхнул.

— Вставай.

Хёнук даже не шелохнулся. Вонён уже подумывал просто вызвать водителя, но, вспомнив, как сам не раз засыпал в барах, а кто-то заботился о нём, решил, что не может так поступить.

Он шлёпнул его по плечу.

— Я сказал, вставай.

— М-м-м…

Нахмурился Хёнук, его ресницы дрогнули, а затем, открыв глаза, он недовольно уставился на Вонёна.

Но буквально через секунду его губы изогнулись в глупой улыбке.

— О, а ты куда пропал? Долго гулял.

— Давай домой. Хисон и Минсок уже ушли.

— И бросили нас без зазрения совести?

Хёнук пробормотал это с обидой, но всё же поднялся. Вонён внутренне готовился к худшему — если этот здоровяк совсем не держится на ногах, ему будет не так-то просто справиться.

И действительно, едва они вышли из-за стола, Хёнук тут же пошатнулся.

Вонён быстро шагнул вперёд, подставляя руку. Большой, тяжёлый мужчина, шатающийся из стороны в сторону, ощущался как дерево, гнущееся под порывами урагана.

— Вам помочь?

Обеспокоенно спросил один из работников ресторана.

— Всё нормально, спасибо.

Ответил Вонён, ещё крепче ухватившись за руку Хёнука.

— Держись за меня.

— Надо же, Со Вонён помогает мне…

— Не шути. Просто держись.

Строго сказал Вонён.

— Хорошо, хорошо. Держусь. Крепко. Ни за что не отпущу. Никогда.

С этими словами он ещё сильнее ухватился за Вонёна, и тот, кое-как балансируя, потащил его к машине.

Засунув его внутрь и пристегнув ремнём, Вонён выдохнул.

— Спи. Разбужу, когда доедем.

Хёнук что-то промычал в ответ, а Вонён только устало покачал головой и завёл машину. Ночь затянулась, и он возвращается домой позже, чем рассчитывал. Да ещё и в такой странной компании.

***

Когда Вонён наконец добрался до подземной парковки жилого комплекса, где жил Хёнук, тот уже крепко спал.

Он попытался разбудить его, так же, как и в ресторане, потряс за плечо. Никакой реакции. Несколько раз лениво окликнул, но понял, что это бесполезно. В конце концов, усталость дня начала брать своё, и ему попросту не хотелось напрягаться.

Вонён снова сел в кресло водителя и откинулся назад.

Вокруг стояли пустые машины, освещённые холодным светом ламп, и в ночной тишине подземной парковки царила особая, гнетущая атмосфера. Если бы он был здесь один, возможно, почувствовал бы тревогу. Но с Хёнуком рядом — совсем нет.

Некоторое время он просто смотрел перед собой, а затем неожиданно заговорил:

— Отвечу на твои вопросы прямо сейчас. Так что потом не говори, что я ничего не рассказывал.

Он не смотрел на спящего Хёнука, но в голове всплыло несколько вопросов, которые тот задавал ранее.

— Мне не нравятся спортивные игры. Из всех только баскетбол знаю немного…но, кажется, как раз он тебе неинтересен.

Тишина.

Вонён на мгновение замолчал, ожидая хоть какой-то реакции, но её не последовало. Он продолжил:

— Зато любимый цвет у нас одинаковый. Синий и зелёный. Группа крови у меня третья. Родился весной. 16 мая. Люблю всех животных, но если появится возможность, однажды хочу поехать в Антарктиду посмотреть на пингвинов.

Он устало провёл ладонью по лицу, затем убрал волосы назад.

— Дело не в том, что ты мне неприятен…просто ты — человек из другого мира.

Он не отвечал на вопрос, но наконец-то сказал то, что думал.

Вонён собирался поставить точку в этом разговоре ещё сегодня. Хотел прямо сказать:

«Хватит. Я не могу воспринимать тебя как партнёра».

Но момент за моментом он упускал возможность.

Ну, раз Хёнук спит, можно хотя бы раз сказать вслух то, что накопилось в душе.

— Все мы кажемся похожими, но на самом деле это не так. Представь, что мир поделён на две части: красную и синюю. Мы это разделение не видим, но оно есть. Если ты живёшь в одном из них, то влюбиться в человека из другого — это обречь себя на сложности. Если бы все просто выбирали себе партнёра из своего мира, всё было бы гораздо легче. Наши цвета разные.

Чувства, оказывается, тоже бывают разными. Они меняются — форму, цвет, температуру.

Любовь Вонёна к Минсоку длилась годами. И даже когда он пытался убедить себя, что уже прошёл этот этап, где-то глубоко внутри эти чувства всё ещё тлели, оставляя после себя липкое, затрудняющее дыхание послевкусие.

Хотя у Вонёна было немного романтических отношений, он гордился тем, что так долго и искренне любил одного человека. Казалось, что в самом чувстве любви он разбирается не хуже других. Но теперь он осознал: каким бы сильным и длительным ни было его чувство к одному человеку, это не делает его экспертом в любви к другому.

Чувства к Минсоку и Хёнуку были настолько разными, словно принадлежали двум разным людям.

Так же, как круг и треугольник имеют разные формы, красный и синий — разные цвета, а сладкий и горький — противоположные вкусы, так и эти чувства не имели ничего общего.

Мысли о Минсоке наполняли его грудь тихой болью, но при этом приносили странное спокойствие. Минсок был для него чем-то сродни прошедшему времени — цветом, который уже невозможно вернуть. Он был единственным, кто сохранил в себе аромат тех дней.

Отец, который катал его на плечах в саду, мать, которая отламывала кусочек свежеиспечённого хлеба и клала ему в рот. Семьи, вместе проводившие лето на берегу моря и у горных ручьёв, отметки на стене, которыми они измеряли рост. Цветы и овощи, которые они выращивали в саду.

Школьная форма, заказанная в одном и том же магазине. Дорога в школу и обратно, по которой они ходили в любое время года. Вкус хот-догов, которые они ели вместе. Баскетбольный мяч, который порой перелетал от одного к другому на школьном дворе…

Вонён знал: всё это осталось далеко в прошлом. После того как Минсок поступил в полицейскую академию, а сам он уехал за границу, между ними образовалась пропасть, и их жизни уже не могли соединиться так же плавно, как раньше.

Но ценность этих воспоминаний оставалась неизменной. Минсок был для него истоком, самой счастливой частью его жизни. Это не то, что можно просто взять и выбросить, то, от чего можно отказаться. Воспоминания нельзя стереть по собственной воле.

«Тебе светлое будущее гарантировано, так зачем тебе отношения, которые всё это разрушат? Я где-то читал: хорошие отношения — это те, которые делают обоих лучше. А если ты только тащишь партнёра вниз, значит, это плохие отношения».

В отличие от Минсока, мысли о Хёнуке вызывали у него странное беспокойство, словно в сердце застрял посторонний предмет.

Но стоило ему вспомнить его наглую, ухмыляющуюся физиономию, как он вдруг ловил себя на том, что сам незаметно улыбается.

Воспоминания, связанные с Хёнуком, были короткими, не такими, как многолетние моменты с Минсоком, которые переросли в настоящее чувство ностальгии. Но, несмотря на это, они оставляли после себя яркие впечатления. В отличие от отшлифованных временем образов, что остались в памяти о Минсоке, здесь в первую очередь всплывал запах — прохладный, свежий, с лёгкой горчинкой. Это был парфюм? Лосьон после бритья? Или просто естественный аромат его кожи?

Перед глазами вырисовывалась его ухмылка — наглая, словно он с самого начала знал, где слабое место, и намеренно давил на него. Затем — взгляд, полный ошеломления, когда в одну из первых встреч он стоял весь в грязной воде.

Он вспоминал, как Хёнук вёл себя, словно завсегдатай его ресторана, вечно появляясь под каким-либо предлогом: то поесть, то позадирать его. Но виновником самой нелепой встречи стал он сам, когда бесцеремонно позвонил ему в пьяном виде посреди ночи и попросил отвезти домой.

До сих пор не мог понять, как у него хватило наглости.

Помнил и тот жаркий летний вечер, когда Хёнук поднял его пьяного на спину и понёс домой. Вонён тогда капризничал, цеплялся за его плечи, требовал что-то, но тот шёл спокойно, неся его на своей широкой, устойчивой спине.

Помнил, как в темноте ночи встретился с ним взглядом, когда тот открыл дверь. Как Хёнук молча помогал умыться, стирая следы усталости с его лица.

И, конечно, тот самый момент.

Ночь, когда он, ещё в полусне, назвал его не тем именем. Минсок…

Он ждал, что получит удар. Ждал злости, возмущения, может быть, крика.

Но вместо этого Хёнук просто провёл большой ладонью по его лицу и тихо сказал:

— Извини, что разбудил.

Тёплая, немного грубая кожа, мягкие губы, низкий голос, сильные руки, прижимающие его к себе…и…

Вонён резко выдохнул, стряхивая с себя наваждение.

Он с силой покачал головой.

— Чёрт…

Пробормотал он себе под нос.

Он просто сидел, но воспоминания накрывали его, как тесто, медленно поднимающееся в печи.

Решительно открыл дверь и, обогнув машину, направился к пассажирскому сиденью.

— Вставай. Спи дома.

Открыв дверь, он быстро расстегнул ремень безопасности и попытался поднять Хёнука, но тот был словно каменная глыба — неподъёмный. Однако попытка его разбудить оказалась успешной.

Когда Вонён поднял глаза, он понял, что Хёнук уже смотрит на него.

— Проснулся? Ну тогда…

Вонён так и не закончил фразу.

Прежде чем он успел осознать происходящее, сильные руки Хёнука схватили его и в одно мгновение втянули обратно в машину.

— Эй!

 Он вздрогнул.

— Чёрт, ты меня напугал.

Если бы кто-то увидел их со стороны, можно было бы подумать, что происходит похищение.

Он оказался прямо у Хёнука на коленях, ошеломлённый и пытающийся унять бешено колотящееся сердце. Но тот лишь лениво моргнул, затем протянул руку, ухватил Вонёна за затылок и притянул ближе.

И прежде чем тот успел что-то сказать или хотя бы отшатнуться, их губы соприкоснулись.

Рука, которая только что держала его за затылок, скользнула вниз, к шее, а другая обхватила талию, не давая вырваться.

Вонён попытался оттолкнуть его, но его силы было недостаточно, чтобы справиться с Хёнуком.

— М…м…

Лёгкий, почти игривый поцелуй тут же углубился. Тёплые губы раскрылись шире, язык мягко проник внутрь, неторопливо исследуя его рот.

Грудь Вонёна вздымалась, дыхание стало сбивчивым. Он знал, что должен сопротивляться, но тело отказывалось слушаться. Его собственные губы дрожали, спина невольно выгибалась, а ладони, которые должны были оттолкнуть Хёнука, вместо этого сжали ткань его рукава.

Тёплый язык был так ласков, и он невольно вздрогнул.

Хёнук знал, что делает.

Сколько раз они уже целовались? Достаточно, чтобы тот изучил его досконально. Он точно знал, где провести языком, когда слегка прикусить, как медленно, дразняще втянуть губу, вызывая дрожь.

Когда он легко прикусил нижнюю губу и затем вновь погрузился в поцелуй, Вонён едва не застонал.

— Хаа…м…не…не надо…

Выдохнул он, но голос его звучал неуверенно.

Хёнук как будто не слышал. Он жадно втягивал его губы, покусывал, вновь ласкал языком.

По телу разливался жар, его невозможно было остановить.

Вонён чувствовал, как его губы опухают.

Когда зубы Хёнука вновь сжались на его нижней губе, он вздрогнул и, собрав остатки воли, резко отпрянул, задыхаясь.

— Хватит!

Только тогда Хёнук разжал хватку, но в его глазах отражалась лишь ленивая усмешка.

Вонён встретился с его взглядом — ясным, слишком хорошо осознающим ситуацию. На миг ему показалось, что он снова потеряет контроль.

Едва ощутимые прикосновения к затылку вызывали пробегающий по позвоночнику озноб, но он не был неприятным. Напротив, это был глухой, ленивый вихрь удовольствия, от которого хотелось прикрыть глаза.

В горле пульсировало жаром.

Но здравый смысл всё же возвращался, хоть и медленно.

Он ухватил Хёнука за запястье, готовый сказать ему, чтобы тот прекратил, чтобы перестал вести себя так и просто поднялся домой.

Но тот заговорил первым.

— Кто эти «все»?

Вонён замер, не сразу понимая, о чём он.

— Ты подслушивал?

Хёнук ухмыльнулся, лениво моргнув.

— Ты говорил вслух.

— …

— Перекрасить цвет — это не проблема.

Вонён нахмурился.

— О чём ты вообще…

Но внезапно он понял.

Его метафора. Красные и синие зоны. Люди, которые принадлежат разным мирам.

Хёнук…слушал всё это время.

И теперь заявлял, что цвет можно просто перекрасить.