Онлайн чтение книги Секондо Пьятто Secondo Piatto
4 - 57

Хёнук хотел вернуться домой пораньше, но задержался на работе. Испытывая непривычное утомление, он поднялся в лифте.

Когда открыл дверь в квартиру, внутри уже горел свет.

Прожив долгое время один, он привык, что при позднем возвращении его встречает темнота. Но сегодня, увидев освещённую комнату, вдруг непроизвольно улыбнулся, забыв о накопившейся усталости.

Вонён, сидевший на диване в задумчивости, с небольшой задержкой уловил звуки в прихожей и поднялся ему навстречу.

— Вернулся?

Хёнук не мешкая притянул его к себе, заключив в тёплые объятия, и громко рассмеялся.

— Вот это да, прямо как молодожёны.

— Чего несёшь? Только пришёл, а уже бредишь.

— Ну а как иначе? Я прихожу домой, а меня встречают, спрашивают, как я…

— А что, по-твоему, я должен был сделать? Игнорировать тебя? Из-за твоих дурацких фантазий уже и простые приличия соблюдать нельзя.

Хёнук не особо вслушивался в ответ, вместо этого касаясь губами его виска и щеки. Вонён что-то бурчал, но послушно принимал поцелуи, не вырываясь из рук.

— Чем занимался?

— Кофе пил. Если хочешь, могу ещё сделать.

— Вот видишь? Всё как у молодожёнов. Даже атмосферу подготовил специально, да?

— Заткнись, а то вообще не дам пить.

Они устроились на диване в гостиной.

Хёнук обычно не пил кофе по вечерам, если только не работал в ночную смену. Но вот такой кофе, с Вонёном после долгого дня, показался ему вполне приятным.

Он был ни слишком крепким, ни слишком слабым — ароматный и сбалансированный.

Телевизор был выключен, в комнате царила тихая, уютная атмосфера.

Через некоторое время Вонён, допивая свой кофе, спокойно заговорил:

— Я решил продать ресторан.

Он сказал это так же буднично, как если бы рассказывал о планах на завтра — например, о походе за покупками или встрече с другом.

Хёнук поставил чашку на стол и кивнул.

— Минсок говорил мне. Ты уже окончательно решил?

— Ага. Это упростит ситуацию. Да и вообще, мне некомфортно думать, что я буду продолжать там работать. Пока ресторан закрыт, я хотел немного переделать интерьер, но, может, лучше начать всё заново в другом месте.

— Если ты так решил, значит, так и правильно.

Хёнук не стал ни отговаривать его, ни слишком поддерживать.

Повисла короткая пауза, их чашки постепенно пустели.

Наконец, Хёнук встал, собрал посуду и потянулся, снимая верхнюю одежду.

— Надо помыться. После сплошной нервотрёпки на работе поскорее бы лечь спать.

Вонён молча кивнул.

Когда Хёнук вышел из душа, Вонён уже был готов ко сну, полулежал на кровати, прислоняясь к подушке.

Летом он нередко засыпал совершенно голым, но при похолодании всегда надевал пижаму.

Хёнук, наоборот, благодаря бесконечным целебным отварам, которыми его пичкали в детстве, почти не мёрз и предпочитал ходить по дому в минимуме одежды вплоть до самых холодов.

Хёнук вытерся и натянул одни лишь боксёры, после чего лёг рядом с Вонёном. Не спрашивая разрешения, притянул его за руку и уложил себе на плечо, а затем обнял, прижавшись.

— Отвали. Ты ещё мокрый.

Недовольно проворчал Вонён.

— Потерпи чуть-чуть. Скоро высохну.

От него исходил мягкий, приятный запах. Хёнук какое-то время просто лежал, слушая его дыхание, а затем приподнял голову и посмотрел в глаза.

Будто желая ещё раз убедиться в искренности слов, он спросил:

— Ты правда собираешься продать ресторан?

— Да.

— Тогда, может, после всего этого махнём за границу? Завершим все дела и уедем куда-нибудь далеко?

Вонён не ответил. Не сказал ни «да», ни «нет». Только смотрел на него с непроницаемым выражением лица.

Но Хёнук и не ожидал, что тот сразу же откликнется.

Поэтому снова опустил голову на подушку и, глядя в потолок, заговорил.

— Забудем обо всём плохом, уедем туда, где нас никто не знает. У нас ведь есть деньги, а я без работы точно не останусь. Ты тоже — у тебя есть навык. Откроешь что-нибудь своё. Например, бар с хорошими закусками, раз любишь алкоголь. Главное, самому всё не выпить — тогда точно не прогоришь.

— …

— На самом деле, это не так сложно. Вот мои родители, например, под старость лет вообще вьетнамскую жизнь освоили. В одиночку такой шаг даётся тяжелее, но если мы поедем вдвоём, то всё будет нормально. Тем более ты уже жил за границей.

— С чего вдруг…

Вонён резко оборвал его, задержал дыхание, а затем выдохнул и добавил:

— Почему ты заговорил об этом?

— Просто…

Хёнук замолчал на пару секунд, подбирая слова.

— Наверное, я устал. И от работы, и от людей. Сколько бы ни было вокруг народу, в итоге тебя по-настоящему понимают лишь единицы.

— …

— Не знаю…сегодня особенно тоскливо. Кажется, что ничего в этом мире не нужно, кроме тебя. Мы ведь хорошо ладим, правда? Я уверен, со временем будет только лучше.

Банальные рассуждения.

Каждый хоть раз в жизни говорит подобное:

«Вот бы выиграть в лотерею», «Бросить бы работу и пойти учиться», «Уехать бы куда подальше»…

Не особо обдуманные всерьёз, не просчитанные до мелочей — просто пустые мечты, возникающие в моменты усталости и желания сбежать от реальности.

Тягостное ощущение в груди всё никак не давало покоя Хёнуку.

Будто он одиноко стоял на тёмном, остром утёсе, откуда отчётливо видел свет чужих окон, но не мог найти дорогу к ним.

Будто в сердце вливали чужие чувства, не принадлежащие ему.

Будто он забыл, что сейчас труднее всего именно Вонёну.

Наверное, именно поэтому, словно поддавшись какому-то капризу, вдруг заговорил о переезде.

Он уткнулся лицом в его грудь, пытался разогнать тревогу теплом и запахом, но, почувствовав затянувшееся молчание, поднял голову.

И широко распахнул глаза.

Лицо Вонёна, до этого застывшее, как у статуи, вдруг дрогнуло. Но стоило встретиться взглядами, и тот сразу отвернулся, закрыв его ладонями.

Хёнук резко сел.

— Со Вонён, что случилось?

За руками прятались дрожащие губы.

Белые зубы прикусили нижнюю губу, прежде чем он медленно, с запинкой, заговорил:

— П-почему…почему ты так говоришь…

Голос Вонёна срывался. Это была не просто дрожь, а скорее сдавленный от слёз всхлип.

Хёнук нахмурился, быстро прокручивая в голове всё, что наговорил до этого. Но не мог понять, что именно задело его настолько, что довело до слёз.

Молча притянул в объятия, позволяя слезам стекать на свою обнажённую грудь. Не зная причины, тут же стал извиняться:

— Прости. Прости меня. Я сказал что-то не так. Ты расстроился из-за слов, что мне всё надоело? Я не это имел в виду, совсем другое…

— Не в этом дело…

— Я, наверное, слишком легко бросаюсь словами, да? Ты ведь не просто так решил продать ресторан, а я даже толком не спросил…

Вонён покачал головой. Пальцем небрежно стёр слёзы с глаз, белая кожа вокруг них мгновенно покраснела.

— Эй, не три глаза.

Ему явно было больно, и Хёнук осторожно перехватил его руку. Вонён, наконец, посмотрел прямо на него.

Глаза, карие с разбросанными по радужке светлыми крапинками, были полны эмоций. Кроме страдания и внутренней борьбы, в них проступало что-то ещё.

Хёнук не знал, что именно заставило его заплакать. Но сам факт того, что он сейчас в слезах, наполнял грудь чем-то тягучим, липким, не дающим спокойно дышать.

Не задумываясь, он склонился и стал нежно целовать его слёзы.

И тогда Вонён заговорил снова.

— Ты правда…сможешь уехать со мной?

Хёнук незамедлительно кивнул.

— Конечно. Если решим, то почему нет? Люди уезжают жить за границу, и мы сможем.

— Нет.

Спросив первым, он миг спустя сам отверг этот вариант.

— Необязательно на самом деле уезжать. Главное, что допускаешь такую возможность.

— …

— Мне достаточно знать…что ты готов пойти на этот шаг. И хотел бы сделать это со мной…

После этих слов он несколько раз всхлипнул, а затем медленно протянул руку, собираясь обвить ею спину Хёнука.

Его тонкие белые пальцы мягко дотронулись до кожи.

Он обнял его так осторожно, как если бы в руки попало что-то хрупкое, легко ранимое.

Скользящая по спине ладонь давила едва ощутимо, но всё же оставляла после себя следы.

Как крошечные отпечатки лап на заснеженном поле, исчезающие в белой пустоте, но не забытые.

Хёнук больше ничего не сказал.

Просто нашёл губами его лицо, сначала прижимаясь к виску, к переносице, а затем — к губам.

Их губы соприкоснулись мягко, затем требовательнее, настойчивее.

Поцелуй становился более интенсивным.

Когда язык Хёнука проник внутрь, Вонён охотно ответил, втягивая его глубже, проводя влажной поверхностью по его губам и дразняще задевая кончиком нёбо.

Губы то прижимались друг к другу, то размыкались, и их дыхание сливалось во влажном, затягивающем ритме.

Паузы между прерывистыми вздохами становились короче.

Пальцы Вонёна всё сильнее вжимались в кожу.

— А…хх…

Сорвался с его губ приглушённый, протяжный выдох.

Рука Хёнука, мягко скользившая по его пояснице, неторопливо нырнула под одежду. Он начал ласкать тёплую, гладкую кожу.

Вслед за ним, под тонкую ткань пижамы закрался воздух. Тело хоть и успело уже согреться, но лёгкий холод пробежался по всей его поверхности, вызывая мурашки.

Вскоре по коже вновь растеклось тепло — от пальцев, касавшихся так уверенно и бережно.

Когда тело под его ладонями невольно дёрнулось, Хёнук резко, почти жадно, притянул Вонёна к себе.

Тот на мгновение задержал дыхание, из-за внезапной тесноты стало трудно дышать, но не отстранился, не попытался вырваться. Наоборот, ответные объятия крепли.

«Не нужно ничего другого. Всё остальное пусть пропадёт пропадом. Я не позволю никому его тронуть».

Грудь, до этого затянутая удушливым, плотным туманом, вдруг вспыхнула огнём.

Слепящим светом, выжигающим нутро жаром.

Но в отличие от мутной, тянущей пустоты, терзавшей его весь день напролёт, это разгорающееся пламя не приносило дискомфорта.

Хёнук не просто понимал, что происходит, он чувствовал это каждым нервом.

То, что вспыхнуло внутри, не имело ничего общего с привычными чувствами.

Это не была ни жалость, ни любопытство, ни простое волнение.

Здесь не было ни болезненной ревности, ни жажды обладания, ни азартного желания завоевать, ни слепой надежды на взаимность.

Наоборот, это было ближе к разрушению.

Безответственная, иррациональная, опасная крайность, но такая ослепительная в своём осознании.

«А, так вот оно что. Я действительно люблю Со Вонёна. Так сильно люблю…»

***

Вонён моргнул. Он не знал, сколько спал, но ощущение было таким, будто сердцебиение до сих пор оставалось учащённым, а дыхание сбившимся. Похоже, прошло не так много времени.

Едва он повернулся на бок, как услышал лёгкий звук босых ног, ступающих по полу. Хёнук приближался, держа в руках высокий стакан.

Присев на край кровати, он набрал в рот глоток воды, а затем, склонившись, осторожно приподнял Вонёна и коснулся его губ.

Прохладная влага приятно смочила пересохший рот, а затем мягко залилась внутрь, заставляя его непроизвольно сглотнуть. Вода была освежающей и казалась немного сладкой.

Закрыв глаза, Вонён пил, позволяя воде произвольно стекать, успокаивая пересохшее горло. Несколько капель сорвались с уголков губ и скользнули вниз. Хёнук провёл языком по коже, слизывая их, его голос прозвучал чуть охрипшим:

— Всё в порядке?

— Да…

Вонён улёгся на подушку, проводя взглядом по комнате. Разбросанная по полу одежда, слегка влажные простыни — следы их недавней близости.

Его тело было в красноватых отметинах, кое-где остались лёгкие следы зубов.

Хёнук был нежен, но в какой-то момент поцелуи стали глубже, а прикосновения — требовательнее. Никто не делал первого шага, всё происходило само собой, переходя от одного движения к другому, от поцелуев к тому, что не требовало слов.

Губы Хёнука скользили по его шее, затем задержались на ключицах, опаляя кожу дыханием. Прикосновения неминуемо спускались ниже, очерчивая линии рёбер, пробегая вдоль поясницы.

Он не торопился, исследуя каждый изгиб тела, запоминая его так, словно мысленно делал набросок.

И когда наконец между ними не осталось ни малейшего расстояния, когда движения слились в единый ритм, Вонён не мог ни думать, ни говорить — только чувствовать.

Его собственное тело отзывалось, принимая всё, что давал ему Хёнук, следуя за ним, предвосхищая его ожидания.

Он не помнил, как потерял сознание, но сейчас был удивительно расслабленным, как после долгого, глубокого сна.

Хёнук наклонился, провёл рукой между его ягодицами, чуть нахмурился:

— Немного припухло.

Вонён опустил взгляд.

Он не мог увидеть всего, но знал, что Хёнук говорит правду.

— Не смотри так внимательно!

Пробормотал он.

— Тебе не больно?

— Всё нормально.

Тёплые пальцы Хёнука легко скользнули по чувствительной коже, вызывая едва заметное покалывание. Он действовал осторожно, но даже от такого невесомого прикосновения Вонён непроизвольно вздрогнул.

— Хмх… 

Вонён запрокинул голову, плотно сжав губы.

Поначалу движения Хёнука были поверхностными, он словно просто проверял реакцию. Погладил его дырочку, обвёл пальцем по кругу и только потом надавил чуть сильнее, пробираясь глубже, заставив Вонёна прерывисто втянуть воздух.

— Ах!

— Даже когда делаю так?

Спросил Хёнук, наклонившись ближе.

— А-ах…угу…

Пальцы, изучая чувствительные внутренние стенки, двигались осторожно, но настойчиво. Вонён невольно сжал простыни, а его дыхание стало частым и сбивчивым.

Когда к первому пальцу добавился второй, он не смог сдержать низкий стон.

— М-м…

Постепенно удовольствие смешалось с покалывающими ощущениями. Вонён поморщился, едва заметно дрогнув. Хёнук уловив это изменение, тут же отстранился и мягко обнял его, проводя ладонью по спине.

— Тебе больно?

Голос прозвучал с нотками беспокойства.

— Нет…просто…

Вонён прикусил губу.

— Я не знаю, что со мной…но хочу тебя снова.

Вонён судорожно сглотнул.

— Так возьми. Я ведь не сказал «нет».

Вонён не сводил с него глаз, ловя каждую эмоцию, мелькающую на лице: остатки удовольствия, нарастающее вожделение, сомнение.

Чёткие черты лица — прямой нос, резкие линии скул, жёсткий изгиб бровей, — казалось, были высечены из камня. Серьёзный и строгий мужчина, но стоило ему улыбнуться или хотя бы позволить эмоциям прорваться наружу, как образ тут же менялся.

Ранее, когда секс происходил стремительно, Вонён не мог толком рассмотреть его. Всё происходило спонтанно — желание размывало границы сознания, оставляя только ощущения, от которых кружилась голова.

И вот теперь, он мог разглядеть его во всей красе.

Опустив руку, Вонён скользнул пальцами по его бедру, нащупал эрегированный член. Ладонь обхватила плоть.

Хёнук шумно выдохнул.

— Хм…

Тело Хёнука напряглось. Вонён наслаждался его реакцией. Он водил по стволу вверх-вниз.

— Поднимись немного выше.

Хёнук вскинул брови, но, недолго раздумывая, подался вперёд.

— Ещё чуть-чуть.

Прошептал Вонён.

Хёнук медленно придвигался ближе, пока его бёдра и член не оказались прямо перед лицом Вонёна. Тот провёл пальцами по его крепкой ноге, ощущая, как под кожей перекатываются напряжённые мышцы. Затем наклонился, касаясь губами головки члена.

Его язык осторожно скользнул, изучая, пробуя, доводя до предела терпение Хёнука. Тот вздрогнул, глубоко втянул воздух, а затем, не сдержавшись, выдохнул:

— Блять…

Вонён вскинул на него взгляд, не прекращая движения.

— Это комплимент?

— Эмоции переполняют…

Хрипло ответил Хёнук, тяжело дыша.

Вонён тихо усмехнулся, продолжая доводить его до грани. Однако вскоре почувствовал, как усталость начинает брать верх. Он отстранился, тяжело дыша, прижимаясь затылком к подушке.

— Может, ты сам немного поможешь?

Хёнук прищурился, пристально изучая его лицо.

— Я?

На губах Хёнука мелькнула тень улыбки. Он внимательно посмотрел на Вонёна, будто пытаясь понять, насколько серьёзны его слова, а затем, убедившись, что это не шутка, придвинулся ближе.

Губы Вонёна приоткрылись навстречу его члену, и Хёнук, не торопясь, двинулся вперёд. Движения были плавными, осторожными, он концентрировался на ощущениях и контролировал происходящее, давая Вонёну привыкнуть.

— М-мх…

На глаза Вонёна наворачивались слёзы, пока Хёнук имел его своим органом прямо в рот.

Комната наполнилась тихими звуками дыхания и шорохами движений — один растворялся в другом.