Онлайн чтение книги Секондо Пьятто Secondo Piatto
2 - 38 Конец 2 тома

Его сознание будто провалилось в пустоту, и он не мог понять, что происходит. Всё, что оставалось, — это чувство полного погружения. Тепло, боль, удовольствие — всё смешалось в одно, и это ощущение лишало его способности воспринимать что-либо ещё.

Когда он наконец пришёл в себя, он почувствовал, как его тело сотрясается от рыданий. Слёзы, которые он не осознавал, текли по его лицу, падая на простыни.

— Х-х…

Вырвался из его груди всхлип.

Он больше не пытался сопротивляться. Его тело вздрагивало, голова опустилась на плечо Хёнука, а глаза всё ещё оставались затуманенными слезами.

Очевидно, что во время кульминации Хёнука Вонён тоже достиг оргазма. Его живот и внутренняя сторона бёдер были влажными от смеси их телесных жидкостей. Сперма капала с члена, пачкая простыни.

Их поза изменилась: вместо сидячего положения они легли на бок. Хёнук прижимал Вонёна к себе, обнимая его сзади, их тела тесно соприкасались. Вонён чувствовал, как его бедра и нижняя часть живота всё ещё сотрясаются от слабых, неконтролируемых спазмов. Он пытался успокоиться, напрягая мышцы, но его тело отказывалось слушаться.

Объятия Хёнука сдерживали эти движения, создавая ощущение, что даже дрожь была под его контролем.

Губы Хёнука мягко скользили по затылку и плечам Вонёна.

Вонён тихо всхлипывал, его рука неуверенно потянулась назад, чтобы мягко оттолкнуть Хёнука. Он был обессилен, и его попытка выглядела скорее жестом смирения. Однако Хёнук понял и отступил, позволяя им обоим немного расслабиться.

Когда он наконец медленно освободил Вонёна, тот почувствовал, как его тело непроизвольно содрогается от непривычного ощущения. Плоть, которая наполняла его, теперь медленно выскользнула, оставляя за собой пустоту и чувство облегчения.

Хёнук повернул Вонёна к себе, укладывая его в свои объятия, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Ты в порядке?

Тихо спросил он.

Вонён не ответил. Его глаза блестели от слёз, он тяжело дышал, и из его груди вырывались слабые всхлипы. Внутри него бушевала буря эмоций — неясные образы стыда, растерянности, страха и нечто ещё, что он даже не мог точно определить. Это чувство, не имея формы, всё же оставляло отпечаток в груди, как размытый рисунок.

С того момента, как их тела впервые соприкоснулись, Хёнук убеждал, что однажды он покажет ему, что такое настоящий экстаз. И вот, когда это наконец произошло, Хёнук не стал упоминать об этом. Не было ни гордости, ни самодовольного: «Ну вот, я же говорил, что получится». Всё, что он сделал, — это тихо спросил:

— Ты в порядке?

Его пальцы мягко перебирали волосы Вонёна, а губы оставляли нежные поцелуи на его макушке, лбу и переносице. Эти прикосновения были полны заботы, в то же время они будто пытались сгладить остроту ощущений, отголоски которых всё ещё оставались в теле Вонёна. 

Послевкусие этого нового, неизведанного ранее экстаза было ближе к грусти, чем к радости. Вместо облегчения и удовлетворения слёзы Вонёна становились всё сильнее, стекая по его лицу и смачивая кожу Хёнука. Его плечи сотрясались, как у человека, которого захлестнуло глубокое, неконтролируемое чувство.

Он долго не мог найти слов. Всё, что он мог делать, — это рыдать, как ребёнок, не знающий, как объяснить свою боль. И только через некоторое время, прерывая собственные всхлипы, он наконец заговорил:

— Если я когда-нибудь полюблю кого-то другого…

Он сделал паузу, но затем продолжил, его голос был насыщен болью:

— Я бы хотел, чтобы этот человек ничего обо мне не знал. Чтобы он не знал, кого я любил раньше, кем я был…чтобы он не знал, какой я человек…

Хёнук молчал, слушая.

— Я хочу, чтобы он, как и я, любил только мужчин. Чтобы он думал обо мне в первую очередь…и я тоже сделаю так. Я притворюсь, что никогда не любил никого другого. Что он будет первым…

Голос звучал так, будто каждое слово давалось ему с огромным трудом.

— Я притворюсь…что я другой человек…

Он замолчал. Последние слова, которые он не осмелился сказать, повисли в воздухе. Он хотел стать кем-то другим. Перестать быть собой. Перестать быть тем, кем он был до этой минуты. Но он проглотил эти слова.

Для Вонёна идея новой любви была похожа на мечту открыть маленький бистро где-то за границей. Этот образ был расплывчатым, как сон, и казался таким же нереальным, как реклама напитка, где всегда светит солнце и всё выглядит слишком идеальным, чтобы быть правдой. Но он подумал:

«Какая разница? Всё равно это просто фантазия».

— Мне нравишься ты, которого я знаю.

Сказал Хёнук, отвечая на его не высказанные мысли.

Вонён крепче сжал губы, стараясь не смотреть ему в глаза, и спрятал лицо у него на груди, избегая ответа.

— Меня не смущает то, какой ты есть. То, что ты любил Минсока, что любишь выпивать — всё это нормально. Даже то, что ты спал с другими, пока был пьян…если только ты не будешь делать этого, пока мы вместе. Разве этого недостаточно?

Голос Хёнука звучал мягко, но в нём была какая-то настойчивость. Его низкий тон, как густой мёд, медленно заполнял пространство, тяжелея в воздухе. Это был не упрёк, а искренний вопрос.

Вонён не мог понять, почему кто-то вроде Хёнука, кто мог бы без труда жить яркой, солнечной жизнью, решил заглянуть в его мрачный мир. Тот, кто мог бы быть счастлив в окружении людей, которые поддерживают его, шагая по ослепительно светлому пути, вдруг оказался здесь, в этом эмоциональном хаосе.

Хёнук мог бы иметь всё, что хотел. Его жизнь могла бы быть как на открытке — залитая золотыми лучами, полная смеха и радости. Почему он выбирает это? Почему он готов рискнуть, сделать шаг в эту ловушку, из которой, возможно, не сможет выбраться?

— Нет…

Ответил Вонён наконец, его голос звучал твёрдо, но внутри всё сжалось.

Хёнук не ответил сразу. Его рука продолжала мягко гладить волосы Вонёна, как будто его отказ ничего не изменил.

— Правда?

Тихо произнёс он, голос был спокойным, без следа упрёка.

Этот безмятежный тон, как будто отказ был всего лишь лёгким росчерком пера, заставил Вонёна сжаться, как от удара. Он почувствовал, как его плечи опустились. Но Хёнук, обняв его, тихо прошептал:

— Хорошо. Пусть на сегодняшний день будет так.

Некоторое время они молчали, и Хёнук просто держал его в своих объятиях. Затем он поднялся с кровати. Его тело, ещё недавно чистое после душа, снова было покрыто потом и следами их близости. Он с сожалением посмотрел на мокрую кожу, но быстро переключился.

Неожиданно, без предупреждения, он подхватил Вонёна на руки. Тот вздрогнул, но даже не попытался сопротивляться. У него уже не осталось сил. Он просто расслабился, повернув голову в сторону, стараясь не встречаться с ним взглядом.

Как и когда они вошли в дом, теперь Вонён в очередной раз оказался в его руках, и они опять направлялись в ванную. Хёнук включил горячую воду и стал аккуратно обмывать его.

Когда пальцы Хёнука коснулись чувствительных мест, Вонён невольно дёрнулся и нахмурился. Но он быстро понял, что это не попытка продолжить, а просто необходимость — очистить тело от оставшихся следов. Он расслабился, опустив взгляд.

— Прости, что не предупредил.

Пробормотал Хёнук, когда убирал остатки воды с его тела мягким полотенцем.

— Мне жаль, что я…

В голосе сквозила неловкость, и извинение не прозвучало до конца.

Вонён не ответил. В его голове мелькнуло: «Мог бы просто использовать презерватив». Но он оставил эту мысль при себе, вместо этого молча позволяя Хёнуку закончить.

Горячая вода смыла не только следы близости, но и слёзы. Когда они вернулись в спальню, Вонён заметил, что за окном всё ещё идёт дождь. Звук капель, ударяющихся о стекло, больше не был холодным и тяжёлым, как раньше. Теперь он напоминал колыбельную, убаюкивающую и мягкую.

— Ты устал?

Уточнил Хёнук, когда они снова оказались в кровати.

Вместо ответа Вонён бросил на него утомлённый взгляд, полный недоумения.

— Ты был на свидании, поссорился, даже губу разбил. Выпил, промок под дождём, потом ещё и я вломился в твой вечер. Ещё и секс…

Хёнук пересчитывал всё на пальцах, подводя итог, и усмехнулся.

— Так что, если заболеешь снова, я возьму отпуск, и буду ухаживать за тобой круглые сутки.

Его голос звучал так, словно он шутил, но эти слова не были лишены заботы. Вонён, наконец, тяжело вздохнув, открыл рот, чтобы ответить.

— Эй.

— Да? 

— Ты знаешь, что я тебя отшил?

— Знаю.

«Знает он…»

Подумал Вонён, опуская взгляд. Но в этот момент пальцы Хёнука осторожно коснулись кончиков его всё ещё влажных волос. Он опёрся подбородком на ладонь другой руки, лёжа рядом.

— Может, тебе сложно поверить, но я никогда раньше не спешил с признаниями, как с тобой. Никогда не добивался того, кто не хочет быть со мной. Это всё…непривычно.

Признался он, слегка прищурив глаза.

— Думаю, мне нужно время, чтобы привыкнуть к тому, что я впервые влюбился…и меня отвергли.

Вонён посмотрел на него, его взгляд был смесью раздражения и усталости. Он тяжело вздохнул, опустив веки, поставив точку в разговоре. Но Хёнук, не дожидаясь ответа, склонил голову ещё ниже, касаясь подушки, и спросил:

— Когда ты проснёшься, ты хочешь, чтобы я был здесь? Или чтобы меня не было?

— Чтобы тебя не было.

Пальцы Хёнука нежно коснулись его щеки, поглаживая её успокаивающими движениями.

— Тогда я уйду, как только ты уснёшь.

На мгновение их взгляды встретились, но Вонён быстро опустил глаза на подушку. Этот взгляд показался Хёнуку до боли знакомым. Он углубился в воспоминания, перебирая их, словно страницы старого альбома. Это было то же выражение лица, которое он видел в ту ночь, когда пьяный Вонён позвал его. Тогда, перед тем как заснуть, они говорили о Минсоке, и его взгляд был таким же — полным вины, словно любить кого-то было его непростительным грехом.

Вонён закрыл глаза. Даже когда Хёнук касался его щеки, головы или плеча, он не отталкивал его. Он не рычал, не смотрел исподлобья, не говорил, чтобы тот остановился. Возможно, он просто был слишком измотан, чтобы сопротивляться.

К удивлению Хёнука, Вонён уснул быстро. Его дыхание стало глубоким и ровным, выдавая, что это был не притворный сон. Под веками не двигались зрачки, и, казалось, остаток усталости забрал всё сопротивление. На коже у внутреннего уголка глаза ещё блестела застывшая слеза, которая медленно скатилась к переносице. Хёнук осторожно стёр её кончиком пальца, а затем провёл языком, будто пытаясь почувствовать её горький вкус.

В его голове всплыли образы из далёкого воспоминания. Он вдруг осознал, что больше не хотел оставаться человеком, который, столкнувшись с чем-то настоящим, оказывается слишком нерешительным и теряет всё. Если он что-то и пообещал себе, так это то, что надгробие Тэ Хёнука никогда не будет украшено словами о сожалениях.