Онлайн чтение книги Любовь моя, я хочу убить тебя Love, I want to kill you
2 - 44

Как только Жизель об этом подумала, внутренний конфликт, о котором она на время забыла из-за мыслей о другой женщине, вновь всплыл на поверхность. И осознала она это в тот момент, когда дядя расстегнул ширинку. Если упущу этот миг — не смогу ничего сказать.

— Дядя.

— А?

— Обязательно нужно делать это сегодня?

Несмотря на нежелание, Жизель всё-таки согласилась, потому что надеялась, что это будет романтический момент, когда они с дядей разделят любовь.

Но всё, что он делал с ней после её согласия, не имело ничего общего с романтикой. Даже одна капля его любви могла переполнить её сердце — такой была Жизель, — но она ни разу не почувствовала, что это происходило по любви.

Ей стало грустно и захотелось всё прекратить.

— Конечно. Я же только этого и ждал, — он расстегнул ширинку и ответил безучастно. 

Мне жаль, что дядя так долго ждал именно этого дня, но в то же время я разочарована его самонадеянными ожиданиями.

— Кажется, я ещё не готова.

Он, словно говоря «не лги», взглядом указал на мокрую промежность Жизель. Та сомкнула ноги и поправилась:

— Я не готова морально.

— Что с тобой? Испугалась?

Только тогда он снова навис над ней. Взгляд, полный беспокойства, внимательно изучал её. Это был привычный, знакомый Жизель взгляд дяди.

Но дядя, который пытался уговорить и убаюкать её обещаниями не причинять боли, чтобы она раздвинула ноги, не был ей знаком вовсе. Когда он прервал уговоры и приподнялся, она подумала, что он сдаётся, поняв их тщетность. Но это было не так.

— Жизель, вот в тех книгах… — он кивнул на роман, который лежал на прикроватной тумбочке. — Когда мужчина укладывает женщину на кровать, а потом сцена вдруг обрывается, и наступает утро… Тебе не интересно, что там было? Дядя хочет показать тебе, что было между строк.

Поглаживая плотно сжатые бёдра, он прижался губами к её коленям. От этого мягкого соблазна сердце дрогнуло.

Стоило лишь чуть расслабить ноги, как он тут же схватил её бёдра, собираясь раздвинуть их. Но вместе с этим движением сердце девушки вновь оцепенело. Жизель напряглась, словно окаменела, как и её ноги. А дядя не отступал.

— Жизель, ты ведь говорила, что любишь меня очень давно. Признайся честно. Представляла нас с тобой героями того романа?

Жизель не смогла отрицать. Её пылающие щёки и так всё выдавали.

— Дядя воплотит твои фантазии в реальность.

— Я... я никогда не фантазировала о... таком. Поэтому я ещё морально не готова.

Когда она снова отказалась, он, до этого целующий её между коленей, отстранился и хмыкнул. Казалось, дядя был раздражён. Это было на него не похоже.

— Всё получила, а теперь, значит, «не готова»?

Он привычно щёлкнул её по носу, слегка его сжав. И даже этот его жест, такой знакомый, не снимал ощущения чуждости. Жизель осторожно глянула на него и тихо сказала:

— Но я ведь и не говорила, что хочу...

— Значит, не хотела. Вот в чём дело?

— Мне было приятно, но...

Хотя эти слова были сказаны, чтобы не обострять и без того шаткое настроение дяди, в них была искренность. Процесс был мучительным и странным, но в конце её ждало блаженство. Хотя это и не означало, что она забыла о самом процессе.

— Мне было не по себе. И страшно.

Он склонил голову, непонимающе глядя на неё. Не оставалось ничего другого, как сказать прямо. Жизель набралась храбрости и осторожно, но честно продолжила:

— Несмотря на то, что мне было приятно, причина моего дискомфорта и страха... в вас, дядя.

— Что же я такого сделал?

В его тоне не было ни гнева, ни упрёка. Он и вправду казался человеком, который не понимал и хотел разобраться. Жизель стала немного смелее:

— Вы кажетесь чужим. Вы не похожи на самого себя.

— А что ты хотела? Ты ведь никогда не знала меня как мужчину.

Звучит логично, но на самом деле — нет. Жизель чувствовала: дело не в том, что она впервые видит дядю в образе мужчины.

— Но разве, став мужчиной, вы становитесь совершенно другим человеком?

— «Другом человеком», говоришь…

Дядя — человек принципов. Он до глубины души презирает тёмное прошлое мужчин из рода Экклстонов, и, конечно, с отвращением отнёсся бы к тому, чтобы сделать возлюбленной девочку, которую растил с детства. Однако он, казалось, не испытывает никаких сомнений, назвав меня своей любовницей. Это странно.

К тому же, всего несколько часов назад он смотрел на меня как на ребёнка. И то, что мысль о сексе с этим ребёнком не вызывает в нём ни малейшего дискомфорта, тоже как-то странно.

Если разобраться, всё было странным: и слова о том, что он только и ждал дня, когда я стану женщиной, и желание сделать меня любовницей, и поцелуи, и слова о любви.

Он не похож на себя.

Она всё время ощущала некую фальшь, но всякий раз теряла голову, когда он прикасался к ней и с жадностью вдыхал её. Только теперь, когда дядя немного отдалился, Жизель смогла ясно думать.

— А в чём именно я, по-твоему, другой?

Но она не могла ответить прямо. Не могла признать, что всё, что он делает, кажется ей чужим. Она же только-только добилась того, чтобы они стали парой, и боялась в одночасье это потерять.

— Вы говорили то, чего никогда раньше не говорили.

Это, пожалуй, можно признать честно.

— Что именно?

— Когда смотрели… между моих ног.

Повторить ту фразу вслух она просто не смогла.

«А теперь посмотрим, какой же соблазнительный цветок распустился между твоих ног».

Когда дядя раздвинул ей ноги и произнес те слова, шок был настолько сильным, что она на мгновение подумала, не сон ли это. 

Неужели дядя, этот благородный человек, отпускает в мой адрес пошлые шутки, какие можно услышать разве что в подворотне или в борделе?

Но на этом он не остановился. Он разглядывал пространство между моих ног, словно вещь, и вёл себя так, будто действительно давал мне оценку. Я чувствовала себя униженной, словно из простой девчонки превратилась в инструмент для секса.

— А… вот значит почему мой щеночек обиделся? Прости.

Он извинился, предположив, что, должно быть, перенял похабные шутки у солдат в армии, и вновь приблизил свои губы. От его возбуждённого дыхания, обдававшего лицо Жизель, исходил лишь густой аромат мяты.

Если бы он был пьян, тогда можно было бы объяснить всё этим…

Но дядя даже не притронулся к шампанскому. Когда мы целовались, я не чувствовала от него запаха алкоголя, значит, он пришёл сюда не пьяным. 

Выходит, все эти несвойственные ему поступки он совершал в трезвом уме. А это значит...

Пока она была занята поцелуем и своими мыслями, его рука уже скользнула вниз, по животу. Жизель тут же перехватила её, не давая забраться между ног, и, отстранившись от поцелуя, сказала:

— Выходит, всё это время вы скрывали, что хотите провести со мной ночь... Это тоже на вас не похоже...

Жизель заговорила с трудом, стараясь не звучать так, будто упрекает его за то, что он любит её как женщину.

Он провёл языком по шее — медленно, снизу вверх, там, где кожа оголилась, когда она отвернулась. Затем отодвинул её руки, прикрывавшие грудь, и ответил:

— У каждого есть сторона, которую нельзя показать другим. Наверняка и у тебя тоже, да?

Он будто заглядывал ей прямо в душу и видел ту уродливую, демоническую часть, которую она изо всех сил старалась скрыть. Жизель на миг застыла.

— Тебе не нравится дядя, когда он занимается с тобой таким развратом? —

Мужчина, похоже, не понял и решил, что она не реагирует на то, как он посасывает сосок, потому что ей не нравится.

— Я думал, ты примешь любую мою сторону… что бы я ни показал. Я ошибся?

Дядя отпустил её запястье и сел. Его лицо ясно говорило: он разочарован.
Жизель тут же поднялась и потянулась к нему, чтобы остановить.

— Дело не в том, что мне неприятно! Всё слишком внезапно. Я растерялась. Мне нужно время. Пожалуйста, дайте мне немного времени…

— Пройдёт эта ночь — и ты примешь.

Он потянулся к ней, но Жизель, что секунду назад сама протянула руку, резко отдёрнулась, словно сбегая.

Но её побег на этом не закончился. Она упёрлась ногами в матрас и начала медленно отползать к изголовью кровати.

Дядя с загадочной улыбкой наблюдал за тем, как Жизель отдаляется от него. Словно смотрел на глупого зверька, который, попав в ловушку, тщетно пытается сбежать.

— Только день. Дайте мне всего один день. У меня ведь ещё даже не закончился день рождения. Как насчёт того, чтобы отложить до завтрашней ночи?

Она пыталась выиграть хотя бы немного времени, но дядя не собирался идти ей навстречу.

— Какая же ты наивная. Не понимаешь, что такие попытки бегства только сильнее разжигают мужское желание.

Он по-прежнему не хватал её, а лишь наблюдал, но в тот миг, когда у Жизель не осталось больше места для отступления, и она задумала соскользнуть с кровати, его взгляд, до этого напоминавший человека, который смотрит на озорного щенка, внезапно переменился.

Превратился во взгляд хищника, выслеживающего добычу.