Она не зажмурилась. В этот исторический миг, когда они с дядей впервые становились единым целым, ей не хотелось упустить ни единой его черты, ни одного выражения, ни одного взгляда.
И дядя, словно тоже не желая упустить ничего, яростно впивался в Жизель взглядом, но в этот драгоценный миг, который никогда не изгладится из памяти, он наклеил на него пошлый ярлык.
— Что ж, посмотрим, достаточно ли зрелой стала маленькая девочка, чтобы принять дядю?
— Ах!
Беспощадная фраза была тут же забыта. Дядя начал входить в Жизель. В тот миг, когда толстый кусок плоти вонзился между её ног, перед глазами вспыхнули искры, и слёзы хлынули наружу.
— Ах, дядя, больно, больно.
— Умничка. Потерпи немного.
Он нарушил обещание не причинять ей боли. И, несмотря на это, не остановился, пытаясь втиснуть пенис ещё глубже.
Внизу жгло сильнее и становилось всё больнее. В отчаянии она попыталась сомкнуть ноги, но в итоге лишь сильнее обвила его поясницу. Жизель оттолкнула его грудь и взмолилась:
— Дядя, х-хватит…
Голос её тонко дрожал от невыносимой боли.
— Болит, потому что самый толстый участок застрял у входа. Когда войдёт глубже, болеть не будет, так что расслабься.
Он сказал, что кончик члена не может продвинуться дальше, потому что стенки её слишком напряжены, и велел расслабиться, но Жизель растерялась — ведь это мышца, которой она никогда в жизни не пользовалась.
— Как мне р-расслабиться?
— Я и сам не знаю.
Он фыркнул со смехом, словно говоря: «Я тоже занимаюсь этим впервые, да ещё и мужчина, а ты у меня спрашиваешь?»
— Хоть я и не знаю, как, но ясно одно — чтобы войти, нужно раздвинуть.
Дядя раздвинул бёдра, которые были плотно сжаты. В тот миг образовался зазор, и пенис внезапно рванул внутрь, пронзая её.
В тот миг, когда Жизель вздрогнула и дёрнула бёдрами, кончик члена во что-то упёрся и проникновение остановилось. Неужели он достиг конца влагалища?
— Уже весь вошёл?
Дядя снова усмехается. Что в этом смешного?
— Посмотри сама.
— Воздержусь!
Жизель крепко зажмурила глаза и замотала головой.
— Тебе не интересно взглянуть на трогательную картину нашего единения? Какое разочарование.
От таких слов любопытство пересилило стыд. Жизель приподнялась и заглянула между ног. В поле зрения попала картина того, как она и дядя соединены в единое целое. Жизель остолбенела.
Розовая плоть, растянутая, казалось, до разрыва, с трудом удерживала багровый столб. По краям выступила алая кровь. Дядя украдкой вытер её белым шёлковым платком.
Жизель знала, что в первый раз может пойти кровь из-за разрыва девственной плевы, так что её ужаснуло не это.
Всё дело было в том, что между их животами, похожими на обрывистые утёсы, перекинулся длинный, словно бревно, мост.
— Дядя…
— Мм.
— Вы же не думаете вставить ещё?
— Я пока только кончик ввёл.
Жизель съёжилась.
— Больше не войдёт, ах!
Дядя неожиданно дёрнул бёдрами. В тот миг столп плоти вошёл внутрь на длину большого пальца.
— Видишь, вошёл.
— Весь не войдёт.
Увидев, что ещё осталось много, Жизель исправила «больше» на «весь».
— Похоже, чтобы ты поверила, нужно показать.
В дяде проснулся азарт и он обхватил талию Жизель. Девушка, почти плача, оттолкнула мужчину, тянувшего её к себе.
— Ах, дядя, мне кажется, живот уже полон. Он сейчас прорвётся.
— Не прорвётся. Это же не свая.
— Честно говоря, кажется, что ваша штука больше, чем свая.
Дядя крепко схватил одну рукой её ёрзающие ягодицы и фыркнул со смехом.
— Хоть ты и ведёшь себя утомительно, но это довольно мило.
«Утомительно?»
От этих слов сила медленно ушла из рук, отталкивавших его грудь. Он уложил притихшую Жизель и продолжил проникновение.
Жизель содрогнулась от ощущения, как столп плоти раздвигает её внутренности и ползёт внутрь. Горячий след в животе постепенно удлинялся. Чувство было таким, будто насквозь пронзают живое мясо, словно отверстия там изначально и не было. Грудь перепуганной Жизель вздымалась и опадала.
Входит. Входит. Без конца входит.
Живот уже полон, кажется, вот-вот лопнет, но проникновение всё не кончается. Дышать становилось всё труднее, сознание начало затуманиваться. Потухшие зрачки Жизель застыли на лице мужчины, вторгавшегося в неё.
— Умничка. Да, хорошо принимаешь.
Он смотрел на Жизель пылко, но почему-то взгляд его казался холодным. Должно быть, мне показалось. Наверняка. Живот полон, а сердце пусто — наверное, из-за этого взгляда.
— Ммм…
Дядя крепко зажмурил глаза, и холодный взгляд исчез. Проникновение остановилось. Вошёл он не до конца. Дядя стиснул зубы, а затем, выдохнув, простонал, будто больше не в силах терпеть.
— Думал, совсем ещё дитя, а оказалось, уже взрослая. И дядин член умеешь засасывать. Ха-а… Хорошо я тебя вырастил.
Он снова сказал нечто похабное, да ещё и мерзко усмехнулся, словно уличный хулиган. Совсем другой человек. Жизель крепко зажмурилась, потому что дядя с силой вогнал оставшийся толстый корень.
— Видишь. Весь вошёл.
Дядя и Жизель соприкоснулись животами.
Неудобно.
Ниже пупка, куда вонзился дядя, было туго и напряжённо. Пронзённая плоть горела. Он прекратил двигаться, и последствия проникновения постепенно утихали, но ощущение чего-то тяжёлого, толстого и длинного, плотно засевшего между ног, не исчезало даже с течением времени.
Неудобно.
Инородное ощущение возникало не только в теле. В душе тоже было неспокойно, словно что-то было неправильно подогнано.
Дядя медленно отвёл бёдра назад. От ощущения, будто змея плавно выползает у неё из живота, пробежали леденящие мурашки.
— Ах…
Дядя снова прижался к ней животом. Он входил медленно, но непрерывно проталкиваясь вглубь, и эти ощущения отличались от первого раза. С виду он был гладким и прямым, но пенис, который она чувствовала внутри, оказался неровным. Каждый раз, когда выпуклость с нажимом скользила по нежному месту, Жизель вздрагивала.
— Жизель, смотри хорошенько. Дядя занимается с тобой сексом.
Дядя выглядел довольным. Он снова двинул бёдрами. Увлажнённый любовной влагой член то плавно выскальзывал из её влагалища, то резко входил обратно. Жизель видела воочию, как они с дядей соединяются, и ужаснулась ещё сильнее.
Дядя… со мной… занимается сексом…
Для Жизель дядя был воплощением возвышенности, к которой нельзя было даже прикоснуться, которую нельзя было осквернить. Тем более она — жалкая сирота, которую он вырастил с детства. Разве можно было переступать эту грань? Разве позволительно было даже думать об этом?
Но теперь этот мужчина, которого она боготворила до святости, возбуждался, как самый обычный пошляк, втискивая свой член в её дырочку. Хотя даже самые развратные мужчины не стали бы так поступать с девушкой, которую сами же и воспитали.
Любовь с дядей, которую представляла Жизель, была чистой и тайной — держаться за руки украдкой, даже если это запрещено. Но не превращаться в животных, не предаваться разврату в тёмной спальне.
Конечно, дядя — обычный мужчина, у него есть желания, он занимается сексом. Но Жизель не хотела об этом знать.
Даже когда она мечтала стать его возлюбленной, мысль о физической близости с ним казалась ей святотатством, которое грешно было воображать, и она ни на миг не допускала её. А теперь она не только видела это греховное действо, но и сама его совершала.
— Дядя… я… люблю вас…
Но пути назад уже не было. Чувство вины нужно было подавить.
— Я тоже тебя люблю…
Да. Это любовь. Всё в порядке.
Чпок.
— Ах!
Шлёп.
— Ммм…
И всё же отвращение к происходящему не исчезало. Жизель пыталась понять причину — и вдруг осознала.
Неужели я… разочарована в наших отношениях?
Разве можно быть настолько неблагодарной? Она и так получила больше любви, чем заслуживала. Но если она чувствует разочарование — значит, ей кажется, что её не любят по-настоящему.
Жизель думала, что секс с дядей будет романтичным и прекрасным, как «разделение любви». Поэтому, преодолев страх, она согласилась. Но теперь это казалось ей лишь грубым удовлетворением накопившегося желания.
— Дядя…
— Ммм?
— Может… это не просто секс…
Она хотела попросить, чтобы он назвал их акт «разделением любви», но не успела — дядя резко схватил её за плечи и начал яростно двигать бёдрами.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления