Онлайн чтение книги Масло на холсте Oil on canvas
2 - 36

Надевать грязную и мокрую одежду после душа он не хотел. Но и то, что кроме халата его больше ничего не ждало, тоже стоило предвидеть. В том числе никакого нижнего белья.

В итоге Тоджин туже затянул пояс тёмно-бордового халата и вышел в гостиную.

— В каждом доме чувствуется характер хозяина.

Пробормотал он себе под нос.

Дом синьоры Марисы — странный, сумбурный, с переизбытком всего.  Настоящая мастерская, такой она и должна быть у художницы.

А этот скорее напоминал тщательно отреставрированный монастырь, в который вбухали уйму денег.

«Умудриться сделать помещение холодным, используя только тёплые цвета — это надо уметь».

Кремовый, белый, бежевый — мягкая гамма, разбавленная контрастной зеленью комнатных растений.

Не уютно.

Кружевные занавеси колыхались перед арочными окнами.

Простор, растения, мебель — а пусто, будто всё здесь стоит для вида. Дом, как и его хозяин: представительный, спокойный и элегантный.

В свободном пространстве гостиной Лука стоял один.

— Синьор Орсини?

Он обернулся только после тихого оклика. Видимо, сам недавно вышел из душа, об этом свидетельствовали ещё влажные волосы.

На нём были лёгкие чёрные шёлковые брюки и тот же тёмный халат, что и на Тоджине. Пояс он завязал небрежно, и в разрезе на груди промелькнула тень мускулистого тела. Тоджин поспешил отвести взгляд.

— Простите, у вас случайно нет лишней одежды?

Светлые волосы падали на лоб. То ли из-за них, то ли из-за позднего часа взгляд Луки казался немного затуманенным. В руке он держал бокал с янтарным виски.

— Искал, но, увы, ничего не нашёл. Стирка уже запущена, но пока…

— Понятно.

— К утру всё высохнет. Не переживайте.

— Всё равно…

— У вас даже обувь насквозь мокрая. Лучше останьтесь. Иного выхода нет.

Голос Луки звучал низко, с хрипотцой.

Тоджин вздохнул.

Он с самого начала понимал, что всё закончится именно так.

«Ну и пусть. Что будет — то будет!»

Это всего лишь одна ночь. Он что, и правда думает, что его тут съедят? С этим настроем Тоджин кивнул.

— Как насчёт того, чтобы завтра немного отдохнуть от Кадорсини? Думаю, будет разумнее утром восстановить силы, а днём заняться работой.

— Не лучший вариант. В Кадорсини тоже много картин, которым требуется реставрация.

— Раз уж завели роман с директором музея, то вам стоит этим хоть немного воспользоваться.

— Вы ведь не планируете оставаться на этой должности.

«И мы не встречаемся по-настоящему…»

Он хотел озвучить это вслух, но не успел. Важнейшая реплика — но Лука её опередил.

— Пока есть возможность — почему бы не использовать её?

Он опустился на длинный диван и, потянувшись к кофейному столику, подвинул к Тоджину кружку. Над напитком поднимался пар.

— Пейте. Если только вы не ненавидите какао.

— Нет, какао подойдет.

На самом деле он его не особо любил, но молча взял кружку.

В одном только халате он не решился сесть и остался стоять. Напиток обжигал. Сладкий и пряный, с лёгкой ноткой корицы.

— И ещё…насчёт того, что вы сказали раньше…вы же мне возлюбленный понарошку.

Фраза вырвалась сама собой, после первого глотка. Поздновато, и всё же не настолько, чтобы прозвучать совсем уж не к месту.

Лука приподнял подбородок. Не сводя с него взгляда, неспешно пригубил алкоголь.

— Верно.

Губы блеснули от влаги.

И тут Тоджин понял, что смотрит слишком долго.

— А почему у вас виски, а у меня какао? Я что, ребёнок?

Он поспешно заговорил. Ему нужен был повод — хоть какая-то причина для этого пристального взгляда. Лука посмотрел на чашку у него в руках.

— Вы правы. Даже не подумал. Само так вышло.

— Между прочим, разница в возрасте у нас не такая уж и большая.

— Правда?

«Всего шесть лет. Я нашёл это в интернете, но озвучивать не хочу — вдруг покажусь каким-нибудь капризным мальчишкой с кружкой какао».

— Тоджин, вы знаете, какая?

«Он дразнит меня?»

Лука не скрывал довольной усмешки. Его тёплый взгляд стал ещё мягче. Тоджин отвернулся и сосредоточился на кружке. Мужчина тем временем потянулся к хрустальному графину.

— Хотите, налью вам? Напиток не коллекционный.

— Нет, спасибо.

Его позабавил столь быстрый ответ. На коже проступил едва уловимый румянец.

«Может, он захмелел? Хотя пил вполне уверенно, а значит, устойчив к алкоголю…»

Тоджин скосил глаза, пытаясь понять, но тут же сжал веки.

«И зачем мне это знать? Какое мне вообще дело?»

Стало неловко. Он не знал, как справиться с этим ощущением, и потому просто заговорил.

— Синьор Орсини, спасибо вам за сегодня. Правда.

— Пустяки. Вы же дали мне взамен обещание.

— Всё равно. Вы и лекарство от укачивания купили.

— Тоджин, только не забудьте об этом обещании.

— Естественно. Но...чего именно вы хотите?

Что бы тот ни попросил — Тоджин готов выполнить. В конце концов, это он, а не Лука, испугался ночного моря. Без него Тоджин так и остался бы дрейфовать в темноте.

— А что вы хотите, чтобы я сделал?

Внутри что-то тревожно сжалось.

Лука осушил стакан до дна. Его кадык подскочил вверх-вниз, со звоном он поставил стакан на стол.

— Я ещё думаю.

Может, дело в ночи, но даже обычные слова звучали иначе. Тяжелее. Тоджин почувствовал, как Лука буравит взглядом его щёку.

Тёплая волна зародилась внизу живота и поднялась к горлу.

Он вспомнил, что когда-то Лука уже касался его лица. А ещё на вечеринке сказал про его родинку.

Сейчас он тоже смотрит на неё?

— Синьор Орсини…

Слова никак не складывались. Голова вдруг опустела.

Он даже не помнил, что хотел сказать.

— Да?

Тёмно-зелёные глаза пронзали насквозь. Он медленно, но верно проваливался в зыбкое болото.

Спустя паузу Тоджин заговорил. Голос прозвучал чуждо, будто не его.

— Я вас всё ещё раздражаю?

— Вспомните, что сегодня с вами произошло, Тоджин. Разве легко после такого сохранять спокойствие?

— Ах…это. Я не специально.

Он хотел извиниться. Сказать, что всё вышло случайно. Но Лука только отмахнулся и встал. Он медленно подошёл, забрал у него пустую кружку и  поставил её на стол.

— Эм…

Пустяковое движение, вежливый жест, ничего особенного. Но от напряжения тело задрожало.

— Это не было неприятно. Просто…непривычно.

— Что именно?

— Я.

Слова звучали обрывисто, словно ножницами перерезанные. Тоджин пытался их связать, восстановить нить.

Получается, что раздражал, но не вызывал отторжения, он являлся для Луки чем-то новым…

Что сейчас чувствует Лука? Он не понимал.

— Что вы…хотели этим сказать?

На его губы лёг указательный палец. Остальные на подбородок и щеку, но губ касался только один.

Подушечка пальца обжигала. Лука медленно и неторопливо провёл им по линии губ. Движение было уверенным, расслабленным.

— Ха…

Выдохнул Тоджин. Это длилось всего мгновение, но хватило, чтобы всё внутри вспыхнуло.

Лука убрал руку от его лица и облизал палец.

— Сладко.

Он склонил голову чуть ближе.

— Раздражение оказалось не таким обременительным, как я ожидал.

Тоджин как будто снова ушёл под воду.

Он поднял руки, намереваясь пробить путь сквозь невидимую толщу. Касание — кожа под халатом: крепкая, живая, тёплая.

Чуть оттолкнул его, стараясь сохранять остатки здравого смысла.

— Эм…

Открыв рот, осёкся.

И на этом всё.

Сознание, находясь в шоке, не предлагало ни одной связной мысли.

Он вскинул взгляд и наткнулся не на отчуждение и не на насмешку, а на неподдельное недоумение. В глазах Луки стоял вопрос: 

«Почему?».

Он не настаивал, не давил — просто смотрел, ища смысл в действиях.

Выходит, он тоже ощущал эту химию между ними.

Рука лежала на его груди. Он так и не смог её опустить.

Тоджин чувствовал, если он уберёт руку — Лука её перехватит. Поймает его в ловушку.

«Лицо у меня сейчас, наверное, всё красное».

Пульс шумел в ушах. Голова кружилась от жара и напряжения. И, что хуже всего…

«Если мы начнём сейчас…остановиться уже не сможем».

В этом он был абсолютно уверен.

Внутренний сигнал «опасность» выл на полную громкость. Такое не подлежало игнорированию.

Простейшая защитная реакция. Естественная. Но Лука, конечно, её не распознал.

— И как это понимать?

— Никак.

— Вы хотели что-то сказать?

Взгляд Луки стал темнее. Внутри него что-то вскипало, собираясь вырваться.

Хриплый голос обжигал изнутри, царапая слух.

Тоджин не нашёл слов. Потому что их не было.

Всё, что происходило, не нуждалось в объяснении.

«О чём вообще говорить? Сейчас меня волнует совсем другое — что будет дальше? А ведь на катере он даже пальцем не тронул меня, только дразнил. А теперь…»

Теперь всё стало по-настоящему.

Луку, скорее всего, никто раньше не останавливал. Потому что он такой. Влиятельный. Важный. Из тех, перед кем двери распахиваются сами собой.

Он не просто мужчина, который любит дразнить Тоджина. Он Орсини. Он его начальник. Аукционист, ведущий самые дорогие торги в мире. И, в какой-то степени, деловой партнёр.

Всё, что стояло за этим именем, вызывало не трепет и не уважение, а тяжесть.

Им ещё долго работать вместе.

И позволить себе зайти дальше неразумно. Лука не мог этого не понимать.

Почему тогда думать об этом приходится ему, Тоджину?

— М?

Настойчивый, настырный, не отступающий. Лука стоял слишком близко. Он ощущал тепло его тела и от этого всё внутри нетерпеливо вибрировало.

Лука опасен.

А Тоджин знал, как вовремя отступить от того, что может причинить боль.

Он шевельнул губами.

— У меня важный разговор…

— Ага. Важный разговор.

Отозвался Лука, нарочито мягко, наклоняясь при этом ближе.

Расстояние, которое Тоджин с таким трудом между ними удерживал, исчезло.

Он резко, с испугом, толкнул его в грудь, будто прикоснулся к чему-то раскалённому.

Лука чуть качнулся, но не более того.

Тоджин торопливо заговорил.

— О…о картине!

— Картине?

— «Игра воды». О ней…

Брови Луки сдвинулись. Для человека, которого только что отвергли, он выглядел довольно спокойно. Его раздражение выдал едва заметный смешок.

— «Игра воды». Точно. Должны же мы, в конце концов, поговорить о любимой картине Тоджина.

Губы скривились, выражение стало нерадостным, откровенно недовольным.

Тоджин сделал вид, что не заметил.

Лука просто вернулся к дивану.

— Ну?

Бросил он, перекинув ногу на ногу и налив себе ещё виски — ровно полстакана.

Отчего-то стало горько.

— Говорите.

Голос по-прежнему был низким, но звучал иначе. Отстранённо. Именно это лишило Тоджина слов.

— Это…

Похоже, прикрываться картиной не такая уж хорошая идея.

— Вы знаете, что на картине имеются пустые участки? Есть полностью утраченные фрагменты — и они, на самом деле, довольно крупные.

— Насколько крупные? Я помню, вы говорили, что из-за этого хотели пересмотреть способ восстановления холста.

— Да. Проблема в том, что это не те части, которые я мог бы восполнить на основе догадок.

— О каких именно частях речь?

— Рука синьоры. И кусок фона. С ним можно что-то придумать — изучить материалы той эпохи, стилистику, и, если повезёт, аккуратно восполнить. Но вот рука…она полностью отсутствует. А без неё сложно понять позу. Это серьёзно осложняет работу.

На руке могла быть перчатка, кольцо, браслет или ничего из этого. Сжата ли она в кулак или расслаблена, тоже не было ясно.

В отличие от фона, плеча или изгиба силуэта, руку не подрисуешь на глаз.

«Вообще-то, я хотел заговорить об этом позже…»

Лука тем временем крутил в пальцах стакан, не отрывая взгляда от Тоджина.

— И что вы предлагаете?

— Раз вы росли с этой картиной, возможно, что-то запомнили? Даже приблизительные детали могли бы помочь. А если найдутся старые фотографии, где она хоть немного попадает в кадр, или похожие портреты синьоры — было бы прекрасно.

— Я помню кольцо с рубином. Если она держала руку вниз — то оно, скорее всего, было на указательном пальце.

— Рубин…указательный палец…а фотографий нет?

— Вряд ли найдётся хоть одна. Это считалось чем-то вроде семейной привилегии. Никто не хотел, чтобы картина попала в кадр или стала доступной широкой публике.

— Понятно…

Значит, никаких фото. Не то чтобы он не доверял памяти Луки, но использовать расплывчатые воспоминания как основание для реставрации — слишком рискованно.

— Может, есть какие-нибудь другие материалы?

— В то время, когда картина была у нас, Мариса часто устраивала вечеринки. Она была не из строгих, обожала друзей, особенно художников. Уверен, кто-то мог сделать копию. Возможно, даже где-то продавали их подпольно, под видом оригинала. Я поищу.

— Если они продавались неофициально…вы действительно сможете их найти?

— Я умею давить на людские слабости — в этом и заключается моя работа. Есть несколько коллекционеров, с которыми я попробую обсудить данный вопрос. Пока сосредоточьтесь на остальном, а об этом позабочусь я.

— Да…спасибо. Если всё получится, это будет просто замечательно.

— Непременно получится. Значит, с рукой решили. Есть ещё что-то по картине?

— Нет, больше ничего.

— Тогда ложитесь спать. Наверняка устали.

Он допил алкоголь и поставил стакан на стол.

Если кто и выглядел уставшим, так это Лука, не Тоджин. Он чуть дернул плечами, потянул шею и бросил в его сторону взгляд, полный немого раздражения.

— Комната с гостевым душем справа, можете идти туда.

— Хорошо. И спасибо за сегодня, синьор Орсини.

— Да что ж ты с этим своим «синьор Орсини»…

— Простите?

Лука с силой надавил пальцем на висок, словно пытаясь унять внезапную головную боль. Взглянул на Тоджина — тот всё ещё стоял на месте, неловко переминаясь с ноги на ногу. Лука махнул рукой:

— Забудьте. Просто...поблагодарите, Тоджин. Это всё, о чём я прошу.

Лицо — каменное, голос — холодный.

«На катере случилось всякое, но вообще-то я туда попал из-за Луки. И с реставрацией — та же история: если что-то пойдёт не так, пострадает и он. Допустим, я и правда получил помощь. Но это «поблагодарите». Почему это вдруг задело? Почему стало обидно из-за такой ерунды?»

— А кроме благодарности, вам что-то ещё нужно от меня? Если показалось, что этого недостаточно, скажите прямо.

— Вы сможете дать мне то, что я попрошу, Тоджин? По-моему, вы скорее сбежите.

Лука усмехнулся. Тоджин не мог понять — это была довольная усмешка или снисходительная.

Он знал, что Лука его провоцирует, но не мог не поддаться ему.

— Зависит от того, о чём речь.

— Например, то, чем занимаются настоящие любовники.

Одной фразой Лука словно сменил давление в комнате. Воздух стал душить.

Лука смотрел на него свысока, с таким видом, будто знал, что он на такое не способен.

Он оценивал его, как оценивают картину на торгах. Холодно и снисходительно.

Как будто прощупывал: из чего он — этот Пэ Тоджин, и чего от него ждать.

«Не хочу проигрывать».

Эта мысль вспыхнула внезапно. Он желал растоптать маску безупречного и недостижимого.

«Но всё равно…»

Он колебался.

Тоджин провёл языком по нёбу, пытаясь сдержать напряжение.

— Мы больше не говорим о реставрации? Вам же это нравится. И сама реставрация, и то, как вы прикрываетесь ею, чтобы увести разговор в другое русло. Вы ведь предпочитаете убегать, а я даю вам такую возможность.

Может, Тоджин и сам не хотел, чтобы всё остановилось. Сам шёл к капкану — осознанно, шаг за шагом.

Эти ладони, эта грудь, тот самый жар, от которого сносит голову…

«Разве нормально…чувствовать подобное?»

Тоджин не был уверен. Ни в себе, ни в том, что делает. Он просто следовал за тем, что подсказывали спутанные, до конца не осознанные чувства — игнорируя тревожный сигнал, звенящий в голове.

— Да, я люблю говорить о реставрации. Особенно, когда меня внимательно слушают.

— Я слушаю.

Тоджин подошёл ближе. Лука не отводил глаз — смотрел прямо, чуть склонив голову, наблюдая, как сокращается расстояние. Кажется, он даже не моргал.

— Опять об «Игре воды»?

— Нет.

Дрожащим указательным пальцем Тоджин ткнул Луку в лоб.

— Вот и предмет реставрации.

— Я?

— Да. Вы нуждаетесь в реставрации.

Лука хитро улыбнулся.

До этого момента Тоджин ещё держал ситуацию под контролем. Всё, что начиналось дальше, лежало за пределами этого контроля — и отступать было поздно.

— И что во мне требует восстановления?

— Снаружи — всё идеально.

Тоджин не убрал палец, наоборот, снова ткнул Луку в лоб. Чуть сильнее.

— А вот тут…есть сомнения.

Лука смотрел снизу, но всё ощущалось наоборот — будто под этим взглядом сжимался он сам. Мир вокруг сузился до этой точки. Тоджин глубоко вдохнул. Проигрывать — не вариант. Тем более сейчас. Тем более ему.

— Чтобы восстановить…нужно…открыть…

Лука кивнул и взял его за руку.

Назад дороги нет.

«Он, что, мстит за то, что я давил ему на лоб?»

Тоджин машинально посмотрел вниз, на свою ладонь, крепко зажатую в чужой. Отчего-то то, как он его взял, напоминало наказание за дерзость.

— Чтобы восстановить, нужно открыть. А дальше?

Поторопил его Лука.

— Внимательно р-рассмотреть…

Пробормотал он, запинаясь.

Во рту пересохло, но сглотнуть — значило бы выдать себя.

— А перчатки для реставрации не нужны?

— Синьор Орсини ведь не масляная живопись.

— А лупа?

— В такой ситуации…не надену же я её…

— Наверное, и правда не стоит.

Он медленно разжал пальцы и откинулся на диван с видом человека, который умеет прятать вежливую отстранённость за безупречной осанкой. Настоящий аукционист — никогда не показывает лишнего.

— Звучит так, будто вы собираетесь обращаться со мной небрежно только потому, что это не ваша специализация.

— Хм…ну...отчасти это так.

Ответ получился неловким.

Но что говорить, как двигаться, как не оплошать — он не знал. У него нет опыта. Он сорвался первым, да. Но как продолжить — не имел ни малейшего понятия.

«Что же делать? С таким я раньше никогда не сталкивался».

В отчаянии подумал он.

Взгляд Луки скользнул по Тоджину и остановился на его пальцах. Он, сам того не замечая, уже в который раз нервно царапал ногтем подушечку большого пальца — и, конечно, был пойман на этом.

Тоджин поспешно сжал кулак.

Лука тяжело выдохнул. Было непонятно, но это что-то значило. Возможно, просто пожалел его.

— Если нет лупы, разве не стоит хотя бы подойти ближе? Нужно же как следует рассмотреть, раз уж собираетесь «восстанавливать».

Насколько близко, Лука, разумеется, не сказал. Не дал подсказки.

«Этот человек всё время меня провоцирует — стоит мне чуть поколебаться, и я тут же становлюсь для него открытой книгой».

Тоджин не думал сдаваться. Ему хотелось увидеть, как этот сдержанный, всегда уверенный в себе мужчина вдруг растеряется, окажется не готов к следующему шагу.

Тоджин закрыл глаза и глубоко вдохнул.

Если бы перед ним оказался мраморный шедевр эпохи Возрождения. Если бы часть его, скажем, губы, была повреждена. И если бы требовалось подойти ближе, чтобы осмотреть трещину…

Мысль, как ни странно, помогла. Сердце бешено колотилось, но дыхание стало ровнее. Он открыл глаза и увидел безупречного Луку.

Тот и впрямь походил на статую. Слишком красивую и непостижимую.

— Всё-таки я здесь специалист.

Сказал Тоджин негромко и положил руку ему на колено.

Лука вздрогнул. Едва заметно. Но он вздрогнул.

— Так что позвольте мне разобраться самому.