Дом подруги синьоры оказался не таким уж большим, но производил впечатление. Сияющие белизной стены и сад, приведённый в безупречный порядок. Хотя он находился довольно близко к пристани Лидо, ощущение отдалённости не покидало.
— Что это за человек?
Спросил Тоджин.
— А вы как думаете?
Ответил Лука.
— Вряд ли это милая, добрая бабушка.
— Угадали. Недаром они с синьорой подруги. Очень похожи.
— Лёгкой встреча не будет…
Пробормотал Тоджин.
— Именно поэтому я вас и привёл.
С лёгкой улыбкой сказал Лука, нажав на дверной звонок.
Ответом была тишина.
Тоджин вопросительно взглянул на Луку.
— Не стоит ли нажать ещё раз?
Но мужчина только кивнул куда-то в сторону.
— Вон, наверху.
Тоджин прищурился.
Сверху на высоком заборе мигал красный огонёк. Камера наблюдения, без сомнений. Лука положил ладони на плечи Тоджина.
— Эй, вы что делаете?
— Показываю жертву.
— Ж-жертву?
Среагировать он не успел. Камера продолжала мигать, явно следя за ним. Парень, неуклюже подавшись вперёд, поклонился. Улыбка получилась натянутой. В этот момент из динамика раздался низкий хриплый голос:
— Ладно, хватит уже. Заходите.
Ворота открылись. Внутри стояла пожилая женщина с белыми волосами и оценивала Тоджина. Изучила его с головы до пят. Он снова поклонился.
— Добрый день.
— Откуда ты?
Бросила она.
Хотя говорила дама по-итальянски, интонация казалась непривычной — как у самого Тоджина. Он замер и моргнул.
— Я из Кореи.
— Выглядишь странно. Зачем пришёл?
— Ну, я…
Она словно вообще не замечала Луку Орсини. Всё внимание уделяла лишь ему одному.
Тоджин, растерявшись, бросил взгляд в сторону Луки.
— Из-за этого, да?
— Рад вас видеть, синьора Лёнг.
Склонил голову Лука.
«Из-за этого».
Такое грубое обращение, пренебрежительное. Синьора даже не взглянула на гостя.
«Он не шутил, она его терпеть не может. Ещё чуть-чуть — и дверь перед носом захлопнет».
Тоджин сделал максимально жалостливое лицо.
— Я…не из-за него. Просто…я хотел бы вас кое о чём спросить.
— Меня?
— Да! Умоляю вас. Простите, что пришёл без приглашения, но дело важное…
Принять вид скромного, почтительного юноши для него не составляло труда. В стране, где гуманность, справедливость и вежливость преподают с младшей школы, подобное поведение входило в базовый набор навыков.
Он продолжал вежливо, но настойчиво смотреть на синьору Лёнг.
— Определённо, парень. Да, похоже, так и есть.
— Эм. Кто? Я?
— Здесь кто-то ещё есть?
«Есть. Мужик с офигенно выразительной физиономией и ростом примерно под сто девяноста сантиметров».
А сомнение в том, какого пола Тоджин, вообще страннее. Хоть и довольно миловидный, но у него точно XY-хромосомы. Однако он не переставал учтиво улыбаться.
— А. Да. Здесь, кроме меня, никого. Я и правда парень.
— Ха.
Усмехнулся Лука.
«Сам виноват».
Как сильно тот умудрился насолить ей, раз теперь Тоджин вынужден всё разруливать?
Он мягко толкнул Луку локтем и снова взглянул на синьору.
— Как тебя зовут?
— Тоджин.
— Глаза такие круглые — прямо как у какого-то демоняки. Вначале, когда увидела, думала, в обморок грохнусь. Лицо — будто мукой обсыпали.
Довольно своеобразное сравнение, не самое приятное — но Тоджин продолжал сиять.
Похоже, стратегия сработала — хозяйка дома резко развернулась и бросила:
— Заходи.
— Э…этот тоже…должен с нами войти.
Тоджин потянул Луку за рукав. Сомнений не оставалось — его могли и не пустить. А тогда ему придётся остаться с синьорой один на один.
«Нет уж, увольте».
Улыбкой, пусть даже натянутой, можно вызвать лёгкую симпатию. Но вести серьёзный разговор в одиночку? Слишком рискованно.
К тому же у Тоджина не было той беззастенчивости, с какой Лука Орсини принимал любое пренебрежение. Синьора резко обернулась и, без всякой маски неприязни, буркнула:
— Ну, куда деваться.
Какое-никакое разрешение. Тоджин поклонился в знак благодарности. Лука же, с каменным лицом, просто проследовал за ней в дом.
Внутри их ждал длинный коридор.
Никаких украшений — только редкие лампы. В самом конце, у прохода в гостиную, висела большая картина, составленная из ярких кусочков — как будто калейдоскоп. Тоджин, увидев её, выдохнул:
— Эм, разве это не картина Матисса?
* Анри Матисс — один из крупнейших французских художников двадцатого века, основоположник фовизма. Известен своими яркими, экспрессивными картинами с упрощёнными формами и смелыми цветовыми сочетаниями.
— Подарок.
Отрезала женщина.
— От моей бабушки, да?
Тоджину она хоть ответила, пусть и сухо. А вот Луку проигнорировала. Даже взглядом не удостоила.
Тот продолжил, не отступая:
— Синьора Лёнг, когда эта картина стала вашей, вы получили от моей бабушки все документы о передаче прав?
— Передай ему. Его бабушка посвятила искусству всю жизнь — думает ли он, что она могла отнестись к этому наплевательски?
Резкий тон, но важный ответ. Тоджин встретился с Лукой взглядом.
Картина предназначалась для самой близкой подруги, и синьора Орсини позаботилась о бумагах. Значит, и у «Игры воды» обязательно должны быть документы. Она ко всему относилась с серьёзностью.
Это только подтвердило теорию.
Оставив их в гостиной, хозяйка дома сказала только:
— Жди здесь.
В отличие от обычных итальянских жилищ, полных крестов, икон и католических статуэток, здесь всё выглядело минималистично.
В воздухе витал лёгкий, приятный аромат. Тоджин неловко осмотрелся и шепнул:
— Что же вы такого натворили, синьор Орсини, что она даже не смотрит в вашу сторону?
— Это из-за моей личной жизни, ну, вроде того.
— Насколько же выдающаяся у вас, должно быть, личная жизнь.
Иронично проворчал он, но с расспросами лезть не стал. Не его дело.
Тоджин замолчал и перевёл взгляд в окно. Межсезонье. Зима отступала, а весна только начиналась. Обычно в Италии в эту пору дожди и серость, а сегодня сияло яркое солнце.
«Красиво».
Парень наблюдал, как солнечные лучи пробиваются сквозь голую крону дерева — ни один лист на его ветвях пока ещё не проклюнулся. После всех нервных и тревожных дней это короткое мгновение покоя казалось особенно тихим и умиротворяющим.
Если не считать пронзительного взгляда, направленного на его щёку и ухо.
«С чего вдруг играет в гляделки?»
Похоже, Лука не замечал, насколько ощутимо пялится на него. В его пристальности было что-то навязчивое, почти назойливое. Тоджин какое-то время пытался не обращать внимания, но потом резко повернул голову.
Он ожидал, что Лука смутится и отвернётся, — но нет. Тот продолжал смотреть в упор, словно это в порядке вещей. И в результате смущённым оказался именно Тоджин.
— Почему вы на меня так уставились?
Ответа он не дождался. В этот момент с лёгким звоном перед ним поставили чашку чая.
— Пей.
Сказала синьора Лёнг. Она прищурилась и оглядела гостей. Сначала одного, потом другого. Затем без спешки опустилась в ближайшее кресло-качалку. Перед ней на столике стояла чашка, от которой поднимался лёгкий пар.
Трое человек. Две чашки.
А может, для неё здесь было всего двое людей — и нечто, пришедшее вместе с ним.
— Эм, ну, это…ему…
Пробормотал Тоджин, неловко замявшись.
Синьора Лёнг подняла бровь. Лука только пожал плечами, абсолютно невозмутимо. Тоджин не решился договорить и предпочёл перейти в позицию стороннего наблюдателя.
Женщина отпила ароматного чая, после чего наконец заговорила:
— Ты ведь тот реставратор, что пришёл в Кадорсини?
— Откуда вы знаете?
Удивился Тоджин.
— Слышала — вот и знаю.
— Случайно, не от синьоры Орсини?
— Да. Она прям хвасталась. Говорила, мол, пришёл толковый реставратор. Я сказала, что иначе и быть не могло. У нас, азиатов, руки куда ловчее, чем у них.
Разделение на своих и чужих. Прямее некуда.
Тоджин натянуто улыбнулся. Хоть и прозвучала похвала, а на душе всё равно оставалось неспокойно.
Один из «чужих» — Лука — сидел, не шелохнувшись, будто статуя. Словно и не услышал. Снова повисла пауза. Чтобы не дать разговору заглохнуть, Тоджину пришлось напрячь память.
— Кажется, на похоронах я вас не видел.
— С чего бы мне туда ехать? Из-за этой дуры тащиться в такую даль? Мне и за пределы Лидо теперь выйти — целое дело.
— Понятно…
— Ладно, про это не будем. Тот Матисс, что ты видел раньше — в каком он состоянии? Если что, думаю, может, тебе бы и доверила его реставрацию.
Тема сменилась неожиданно. И, надо сказать, Тоджина это даже порадовало. Восстановление картин — то немногое, что он действительно любил обсуждать.
Хотя — в данном случае всё было не так радужно.
К сожалению, речь шла о поздней работе Матисса — того периода, когда из-за болезни он уже не мог держать кисть и создавал произведения искусства, вырезая фигуры из заранее раскрашенной гуашью бумаги и наклеивая их на холст. Будь это одна из его ранних масляных картин — другое дело. Но поздний Матисс выходил за пределы компетенции Тоджина.
— Моя специализация связана с маслом, увы...
— Знаю. Но как я могу доверить это местным? С чего бы мне им что-то поручать? Я ведь не просто так одна, без всяких прислужников. Если хоть немного смышлёный — сам поймёшь.
Он действительно не хотел болтать о том, в чём не был уверен. Но тут раздался выразительный кашель Луки.
Намёк предельно ясен.
«Сейчас не время для принципов».
Тоджин моргнул и попытался вспомнить ту самую картину Матисса.
— На первый взгляд, сильных повреждений нет, и хранили её, похоже, правильно. Видимо, синьора Орсини подошла к подарку с особым вниманием. Такие работы легче содержать, чем масляную живопись.
— Ну и хорошо. Тогда пока оставлю, как есть.
— Да, думаю, ближайшее время с ней всё будет в порядке.
— Ладно. А теперь скажи, зачем ты пришёл ко мне? Ещё и этого с собой притащил. Он, небось, какой-нибудь трюк выкинул. Подговорил тебя, чтобы сюда просочиться, да?
Глаза синьоры Лёнг снова метнулись от Тоджина к Луке. Голос звучал с ноткой веселья, ей явно нравилось его поддевать.
«Я сделал всё, что мог».
С этой мыслью Тоджин медленно поднёс чашку ко рту.
Теперь очередь «этого» наконец заняться делом.
Лука слегка подался вперёд.
— Я хотел узнать, не говорила ли бабушка что-нибудь в последнее время?
На вопрос Луки женщина откинулась на спинку кресла, даже не пытаясь скрыть раздражение.
— Думаешь, эта проклятая девчонка явилась ко мне после смерти?
Бросила она с язвительной усмешкой.
— До этого. Я знаю, что вы иногда виделись и проводили время вместе.
— Ничего особенного. Она приходила, молча сидела, только чай распивала и уходила. Чертовка. Зато теперь хоть хороший чай экономлю — и то радость.
На слове «чертовка» Тоджин вздрогнул. Но ни Луку, ни синьору Лёнг эта брань, похоже, ничуть не смутила.
— А что, снова проблемы? У вас в семье ведь вечно шум да гам.
— В музее Кадорсини висит картина, но не хватает одного документа, подтверждающего подлинность. Мы обыскались, но так и не нашли. Подумал, бабушка припрятала его в сейфе отдельно.
— Разве у вас нет сотрудника, который отвечает за такие вещи? Сейчас что, все спустя рукава работают?
Повисла тишина.
Судя по выражению лица синьоры Лёнг, его объяснение не вызвало доверия. В её взгляде промелькнуло явное сомнение. Тоджин не решался даже потянуться к чашке — горло пересохло.
Женщина медленно отхлебнула остывший чай и неторопливо поставила чашку на блюдце. Затем сказала:
— Твоя бабушка говорила, что всё важное держит на вилле. Стоило что-то попросить — и всегда одно и то же. «Оставила на летней вилле. Раньше следующего года не получишь».
Слова прозвучали резко, отстранённо, но в интонации слышалось лёгкое порицание — мол, сам должен был догадаться.
Лука приоткрыл рот — едва уловимое удивление.
— Да. Всегда одно и то же говорила. Такая мелочная. Делала вид, будто щедрая, а когда дело касалось денег — вела себя как самая типичная венецианская дамочка.
Фыркнула синьора Лёнг.
Лука невольно усмехнулся — и это, похоже, позабавило её: она тихо захихикала.
«Летняя резиденция».
Лука и Тоджин многозначительно переглянулись.
— Вы про виллу в Доломитах?
— Ага. Доломиты-то, вон, не так уж и далеко, нет бы прямо сказать, что ехать не хочет. Всё ценное эта чёртова девчонка туда попрятала.
* Доломиты — это гористый регион в Итальянских Альпах, на северо-востоке Италии.
Тоджин украдкой выдохнул.
Конечно, никакой гарантии, что нужные бумаги действительно окажутся там, не было. Но всё же — не зря он вытерпел дорогу сюда, ещё и с укачиванием кое-как справился. Он постарался не выдать облегчения и пригубил ароматный чай.
— Эй, ты что, сюда припёрся только ради этого?
— Не только…раз уж я вернулся в Венецию — подумал, стоит и поздороваться.
— Мне твои приветствия даром не нужны.
Отрезала синьора и резко отвернулась. Лука, похоже, нисколько на это не обиделся.
«Вот оно как…оказывается, и с этим человеком кто-то так разговаривает».
Тоджин с трудом сдержал улыбку, ощущая мстительное удовлетворение.
Синьора Лёнг убрала чашку и поднялась. Когда Тоджин встал, чтобы помочь, она остановила его морщинистой ладонью.
— Ты хоть поешь чего-нибудь перед уходом? На ужин собираюсь приготовить свинину по-кантонски.
* Свинина по-кантонски — это собирательное название блюд из свинины в стиле кантонской кухни (одно из направлений китайской кухни, происходящее из провинции Кантон).
Смотрела она на него неожиданно мягко. А здесь, где толковых азиатских ресторанов днём с огнём не сыщешь, такое предложение звучало как манна небесная. Глаза Тоджина засияли, но он тут же перевёл взгляд на Луку.
— А, но тогда…а что с ним?
— Эти вообще вкусной еды не ценят. Скажи, пусть выйдет да съест пиццу где-нибудь. Добру зря переводиться.
«Я бы с радостью остался, но не один же…»
Судя по выражению лица, Лука уже мысленно завершил свою миссию. Он-то не знает, какая тут редкость — нормальная азиатская еда.
«Но всё же…он позаботился обо мне сегодня, дал таблетку от укачивания…»
Тоджин посмотрел на синьору Лёнг со всей возможной учтивостью.
— Эм...ну...может, и ему стоит дать попробовать? Такая редкость — будет жаль, если он упустит.
— Это я ещё должна своим ужином делиться, да? Его бабушка сама у меня не раз за столом сидела. Вот чтобы взять — это пожалуйста, а вот поделиться — уж извините.
— Понимаете, я…я ведь с ним на лодке приехал. Если он уедет один, я домой не доберусь.
На этих словах на лице синьоры Лёнг промелькнула тень сомнения. Тоджин тут же сделал шаг ближе и мило улыбнулся.
— Может, я тогда повнимательнее посмотрю ту картину? А то как-то неловко просто так отужинать и ничего не сделать.
— Да?
Приподняла она бровь.
— Конечно. А в обмен…вот этот останется со мной.
— Ладно, всё равно жалко выбрасывать остатки еды.
Лишь после этих слов женщина слегка приподняла уголок рта.
Тоджин выдохнул с облегчением.
— Позову чуть позже. Отдыхайте пока.
Бросила она и направилась к выходу.
— Эм, сперва…можно я зажгу благовония?
Робко спросил Тоджин.
— Делай, что хочешь.
Ответила хозяйка дома, даже не обернувшись.
С её уходом в просторной гостиной остались только они двое.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления