Онлайн чтение книги Масло на холсте Oil on canvas
2 - 37

Лука разомкнул ноги. И в этом движении было что-то странно завораживающее.

«Почему скульптура…движется?»

Тоджин не удержался — от этой мысли уголки губ приподнялись вверх. Он тихо хмыкнул, но тут же посерьёзнел, когда их взгляды встретились.

«Ах. Почему…?»

Эмоции мужчины являлись слишком очевидными. У Тоджина перехватило дыхание. В глазах Луки, которые он привык видеть спокойными, вспыхнул странный блеск — и парень опустил голову, не в силах выдержать этот накал.

Он сосредоточился на его губах. Представил, будто у мраморного произведения искусства по имени Лука откололся кусочек. Конечно же, идеальные, не требующие реставрации губы оставались на месте — лишь слегка напряжённые, с чёткими, безупречно элегантными линиями.

Лука взял его подбородок пальцами.

Лёгким движением приподнял его лицо, заставляя посмотреть на него. Перед Тоджином оказались глаза, которые невозможно представить у статуи. Тёмные от желания, насыщенные, как омут, в который затягивает.

— Я…

Голос сорвался, звук застрял в горле. Расстояние между ними сократилось до невозможного.

По спине пробежали мурашки, пальцы похолодели. Внутри всё сжалось — точно так же, как в тот день, когда он впервые прикоснулся к полотну «Игры воды».

— Вы дрожите.

Безэмоциональное наблюдение. Прозвучало как провокация:

«Неужели не справляешься?»

Возможно, Тоджину это лишь мерещилось из-за уязвлённого самолюбия. Он стиснул зубы, стараясь скрыть волнение.

— Нет. Просто...

Неужели даже в такой ситуации ему было важно не уступить? Похоже, с характером у него действительно не всё гладко.

«С каких это пор я стал так остро на всё реагировать?»

Он изо всех сил пытался подавить нахлынувшие чувства. Безуспешно.

— Просто...я давно не занимался такой «реставрацией». Вот и...волнуюсь.

— Давно…

Безразличный голос Луки эхом повторил его же слова.

От его холодной реакции у Тоджина внутри росло раздражение. Всё из-за этой опаляющей, едкой эмоции, которой он не мог подобрать название. Тоджин решил обозначать её просто «азартом» — для удобства.

Жадный взгляд Луки снова пробежался по нему, тем обжигая кожу.

— Как мне доверить реставрацию тому, кто говорит такие вещи?

— Вы правы. Если дрожишь, вряд ли справишься с восстановлением.

Тихо согласился Тоджин.

Лука приподнял одну бровь — еле заметно. А он сглотнул и выдохнул:

— Вы же сами говорили…что лучший способ справиться с напряжением — переключить внимание, помните?

Повисла пауза. За окном прошелестел ветер, в ночной тишине остро слышались все затаённые звуки.

Но Лука, казалось, не слышал ничего. Его зелёные глаза оставались неподвижными.

«Неужели не помнит?»

Вероятно, для него это и впрямь ничего не значило. От этой мысли стало дискомфортно. Тоджин облизал пересохшие губы, и в тот же миг пальцы Луки на его подбородке сжались сильнее. Мужчина выдохнул, едва слышно:

— Достаточно было просто сказать, что вы хотите, чтобы я вас поцеловал.

— Я ведь просто делаю свою работу, не понимаю, к чему вы это.

Выдохнул Тоджин, слова захлебнулись. Рука Луки потянула его за ворот, а язык безжалостно вторгся ему в рот.

— Ха…м-м-м…

Вырвалось приглушённо.

Губы прижались грубо, с силой.

Языки сплелись. Нет, правильнее сказать — Тоджин отчаянно пытался угнаться за ним, за этим жадным, требовательным движением.

Да, раньше они уже целовались. Но это показалось ничтожным в сравнении с тем, что происходило сейчас.

Лука не был медлительным, как тогда. Не позволял ему передохнуть, не давал опомниться.

Он брал то, чего хотел.

От этой хищной резкости, от неузнаваемой жестокости действий Тоджин потерял равновесие. Стоило отвернуть голову — тело Луки тут же прижалось ближе.

— Хых…мх…

Дыхание сбилось.

Он попытался отстраниться, откинуться назад, но Лука опередил.

Рука обвилась вокруг талии, и в следующую секунду Тоджин, сам не поняв как, оказался сидящим на его бёдрах, раздвинув ноги.

«С ума сойти…»

Пояс халата, который он считал крепко затянутым, расползся. Обнажённые бёдра коснулись мягкого материала брюк Луки. Ткань стекала вдоль кожи, оставляя жгучие следы. Мучительно стыдно.

Лука исследовал каждый уголок его рта. Он будил ощущения, о которых Тоджин даже не подозревал.

Он облизывал, смаковал, дразнил.

— Ах…

Безвольный выдох. Он ощущал себя мёдом, что плавится на солнце.

Тело Тоджина, прежде дрожавшее от напряжения и прохлады, теперь трепетало совсем по иным причинам. Его руки, не знавшие, куда деть себя, повисли в воздухе, а затем нерешительно обвили шею Луки.

«Что мне делать?»

Он не мог совладать с бурлящими внутри эмоциями. Каждое движение языка Луки, каждое новое прикосновение будоражило и бросало в жар.

«Это плохо...»

Предчувствие, что остановиться уже не получится, не обмануло.

Алый румянец, пылавший на его щеках, был вызван вовсе не азартом. И дело не в том, что он не хотел проигрывать.

Просто...ему отчаянно хотелось получить удовольствие. Как можно быстрее.

Лука резко стянул с Тоджина халат.

Ткань соскользнула в одно мгновение. Кожа вспыхнула от стыда и жара, но в то же время покрылась мурашками от внезапной прохлады.

Лука притянул его к себе.

— А...нх...

Воздуха катастрофически не хватало.

Тоджин попытался отдалиться ещё раз, но Лука только жестче впился зубами в его нижнюю губу, притягивая ближе.

Когда их тела слились воедино, Тоджин почувствовал, как что-то твёрдое и горячее упёрлось ему в низ живота. В тот же миг он изо всех сил толкнул Луку.

«Это невозможно...»

Слишком, учитывая, какое благородное лицо было у этого человека.

Лука наконец оторвался от его губ.

— Почему?

Короткий вопрос.

Глаза Луки, полные похоти, сверлили его.

Тоджин не мог сказать правду — не мог признаться, что его испугало то, что он почувствовал там, внизу.

— Больно…когда вы кусаете…

— Я подумал, что вы хотите остановиться.

— Не в этом дело…я хотел…вдохнуть.

Он говорил искренне. Он желал продолжить. Просто занервничал от того размера, что представил себе.

Тоджин сглотнул.

Сказать «я не справлюсь» или «я не готов» — поздно. И, в сущности…

«Нет…»

Испугался, да. Но остановиться? Он этого не хотел.

Тоджин понизил голос.

— Если я начинаю, то не останавливаюсь.

— Да?

Лука вопрошал скептически. Его взгляд скользнул по распухшим, влажным от поцелуев губам Тоджина.

— Вот как. Вы же сами говорили, что чтобы отреставрировать что-то, нужно открыть и снять первый слой…а сами всё никак не приступите.

Так и начиналась его работа — снятие холста с подрамника.

Пальцы потянулись к поясу халата Луки…и замерли.

— Мы сделаем это прямо здесь?

— У вас, Тоджин, есть время думать о таких вещах?

Вопрос, прозвучавший как ответ. Мир перевернулся. Только что он сидел верхом на бёдрах Луки — а теперь спина уткнулась в мягкую кожу дивана. Когда сознание прояснилось, Лука уже нависал над ним, загораживая всё остальное.

Он схватил пояс, который Тоджин так и не решился развязать, и одним движением скинул халат.

Глядя, как тот застыл с приоткрытым ртом, Лука усмехнулся.

— Только и делаете, что удивляетесь.

Его торс, мощный и идеально очерченный, напоминал гипсовую статую, высеченную мастером на пике вдохновения. А над ним — лицо с диковатой ухмылкой, склонившееся к Тоджину.

— Нужно сосредоточиться на «произведении».

Глаза, смотрящие сверху вниз, стали проклятием. Теперь он будет видеть Луку в каждом оттенке зелёного.

На миг, поймав себя на этой мысли, Тоджин закрыл глаза. По шее скользнули влажные губы. И даже сквозь сомкнутые веки, в темноте, вспыхивали зелёные искры.

Он вскрикнул. Непривычный звук. Его тело всегда являлось для него лишь инструментом — приходить на работу, снимать холсты с подрамников, смешивать краски, переносить картины, спать.

А теперь Лука наполнял это тело новыми ощущениями — странными, незнакомыми, будто рождёнными исключительно его прикосновениями.

«Этого не могло быть во мне изначально...»

Несомненно, всё, что он сейчас чувствовал, создавал именно этот мужчина. Эти ощущения не могли быть его собственными. Не могли жить в нём изначально.

— Хмх...

Ладонь Луки скользнула вдоль рёбер, исследуя мягкую кожу. Но даже касаясь его тела, он не отрывал рта, поцелуями покрывал его всё ниже, без спешки.

Шея...ключицы...грудь...сосок...

Он покусывал его и облизывал, отчего тело сотрясало.

— Мх...ах…

Тоджин зажмурился. Он просто не мог смотреть на то, что сейчас происходило. Всё слишком непривычно. Приятно, обжигающе, но вместе с тем мучительно.

«С ума сойти...»

Говорят, страус прячет голову в песок, когда боится — и сейчас Тоджин не имел ни малейшего права над этим смеяться. Если бы у него была хоть мизерная возможность, он бы тоже спрятал лицо, закопал бы голову — лишь бы не видеть, что с ним делают.

Дыхание снова и снова срывалось. Взгляд Луки, скользнувший по его сомкнутым векам, ощущался почти физически.

— Разве вы не говорили, что нужно внимательно всё изучить?

Точно. Всего несколько минут назад он сам, самоуверенно, как дурак, бросил эти слова. Тоджин только теперь понял, насколько они безрассудны.

Как можно было описать это чувство — будто он шагнул в дикий, незнакомый мир, где всё оказалось не так, как он представлял?

Если он откроет глаза, то станет соучастником этой животной, первобытной близости.

Хотя они уже давно лежали вплотную, телом к телу.

— Нет…

Выдохнул он еле слышно.

— Я подумал, Тоджин, раз уж вы начали, то хотя бы взглянуть должны.

Лука с трудом сдерживал себя, это слышалось в его тоне.

Тоджин сам произнёс своим ртом то, о чём сейчас жалел.

«Чёрт…»

Про себя выругавшись, он набрал в грудь воздуха…и открыл глаза.

— Я...открыл их.

Перед глазами — потолок. Его собственная грудь, двигающаяся в такт дыханию. Веки он разомкнул. Но опустить взгляд боялся. Как мог избегал этого, запрокинув голову.

— Что там, на потолке такого интересного?

Усмехнулся Лука.

— Ай! Ых…

Лука прикусил сосок — с достаточной настойчивостью, чтобы Тоджин вздрогнул.

— Можно же…словами…

Но договорить не успел. Стоило ему опустить подбородок, как язык Луки медленно провёл по его ареоле. В полумраке комнаты лицо аукциониста выглядело нереальным: светлые, сияющие волосы, кожа, тронутая загаром, алые губы и змеиный язык. А ещё — нахальные глаза, не отрывающиеся от Тоджина.

«Как я вообще мог считать его утончённым?»

Его манеры, осанка, речь, весь этот благородный лоск — всё лишь оболочка. Как он раньше этого не заметил?

А сейчас, когда Лука, нависая сверху, смотрит с таким первобытным голодом — он дик и хищен.

— Вы так избегали взгляда, я уж подумал — может, для вас это какая-то пытка.

— Что за…

Тоджин попытался возразить.

— Может, вы что-то скрываете?

Добавил тот, и его ладонь медленно погладила его по внутренней стороне бедра.

— Н-нет, не в этом дело…

Тело затряслось от возбуждения. Его член уже давно стоял, на кончике выступила влага. Лука не мог этого не заметить — Тоджин был полностью обнажён. Он намеренно избегал самых чувствительных мест, дразня его.

— Значит, нет?

— М-м-м…

Лука коснулся его ниже пупка, спина Тоджина чуть выгнулась навстречу этому движению. Ещё чуть-чуть, и удовольствие накроет с головой. Но Лука испытывал его, доводя до изнеможения.

Тоджин вцепился в его плечи и попытался перевернуть. В тот же миг до него дошло, что его сил для этого недостаточно. Лука, распознав его намерение, позволил себя сдвинуть.

Теперь Тоджин оседлал Луку, бёдра сжимали его твёрдый живот, а тот смотрел снизу вверх с таким выражением лица, что хотелось провалиться.

— И с чего вы планируете начать осмотр, господин реставратор?

Похабная улыбка. И она теперь казалась непристойной.

А ещё невозможно было игнорировать то, что касалось его ягодиц — массивное и горячее.

«И что теперь делать?»

Он взял инициативу на себя, но перед глазами стояла кромешная тьма.

Лука заметил, как он побледнел — его пальцы уцепились за бока Тоджина.

— Неужели вы всё позабыли, потому что давно этим не занимались?

«С ума сойти…»

Тоджин облизал пересохшие губы. Распухшие, они пощипывали. Всё его тело пылало, а то, как член Луки прижимался к его ягодицам, явно говорило: он не один в этом состоянии.

«Забыл? Да мне и забывать-то нечего…»

Потому что для него это впервые.

«Он говорил, что сразу понимает, когда я лгу...»

Но, возможно, его дрожь он списал на нервы.

«Вряд ли Лука стал бы презирать меня за неопытность…но, скорее всего, на этом всё бы и остановил. Судя по тому, каким я знал его до сих пор, в нём есть нечто от ловеласа, но при этом и доля настоящей…весьма сдержанной воспитанности».

— Я справлюсь.

«О какой гордости ты думаешь в этой ситуации, чёрт возьми?»

И всё же — рот, как всегда, жил своей жизнью.

— Хорошо, как скажете.