Онлайн чтение книги Масло на холсте Oil on canvas
3 - 51

Ноги Тоджина подкосились, он хотел опереться о стол, но испугался повредить стоящее на нём полотно.

— Это же мошенничество?

— Разве не принято сначала читать документы, а потом подписывать? Если ставить подпись не глядя, иногда случаются подобные казусы. Впрочем, вы ведь не понесли никаких убытков, так?

— Ну, да…но погодите, секундочку.

Тоджин пробежался глазами по документу, который Лука по-прежнему держал за край. Он не был силён в итальянских законах, но на первый взгляд всё выглядело безупречно. Из груди вырвался стон, больше похожий на тяжёлый вздох.

— Разве вы не любите картины Марисы?

— Люблю. Очень. Но…дело в другом.

В горле пересохло, и он с усилием проглотил слюну. Ему верилось скорее в пьяный морок, чем в то, что невозможное оказалось сейчас в его руках.

Картины Марисы всегда оставались для него недосягаемой мечтой. Он и не рассчитывал на её исполнение, довольствуясь тем, что время от времени думает об этом. А теперь, когда фантазия вдруг обрела реальность, его охватила растерянность.

— Если вам нравятся картины Марисы, я не понимаю, в чём проблема. Именно эта не по душе?

— По душе. Даже очень. Но дело не в этом!

— Примите её. Набор стоматологических инструментов — не лучший подарок на день рождения, как-то слишком уж скромно.

— Ничего не скромно. Он меня вполне устраивал.

Упрямо пробормотал парень. Картина поражала и восхищала. Но вместе с этим давила и тяготила, как и взгляд Луки Орсини, который порой оказывался слишком пристальным.

— Может, лучше её выбросить?

— Что за бессмыслица?! Её можно повесить в Кадорсини.

— Если вы захотите, так и поступим. Мне подготовить документы на временное пользование? Так даже выгоднее. После показа в музее полотно будет стоить дороже, если решите выставить на продажу.

— Погодите, какую ещё продажу?!

Сорвавшиеся слова оказались, пожалуй, ближе всего к подлинным чувствам Тоджина. Он растерянно застыл, лицо окаменело. Продать? Выбросить? Даже в воображении подобное воспринималось кощунством и вызывало злость.

Он хотел эту картину. Разумеется.

Ему сразу стало ясно: полотно не способно надоесть, сколько бы он ни смотрел. Тоджин с первого взгляда влюбился в пейзаж, написанный кистью любимой художницы.

«Картина не для человека моего уровня».

Он понимал лучше других. Реставратор, снимающий жильё, чьи пожитки в сумме не стоили и малой доли подобной работы. Но, даже осознавая это, он не мог отрицать — желание заполучить картину, которая сама явилась к нему в руки, было слишком велико.

Лука пристально всмотрелся в него и расплылся в своей безупречной улыбке.

— Забирайте. Я дарю её, потому что хочу. И было бы лучше, если бы вы приняли её с радостью. Поблагодарите, скажите «спасибо», «подарок замечательный» и всё.

Он настойчиво его уговаривал и Тоджин, сделав вид, что сдаётся, вздохнул и кивнул.

— Это пустяк, Тоджин. Всё ради моего удовольствия.

Лука произнёс фразу с лёгкой насмешкой, и только тогда парень осознал, что так и не поблагодарил.

«Спасибо. Это слишком щедро. Наверное, в моей жизни никогда не будет подарка дороже».

Именно такие слова он планировал произнести. Но с губ сорвалось другое:

— Почему вы так хорошо ко мне относитесь?

— Я? Разве? Вы же сами говорили обратное.

Лука усмехнулся. Он изящно склонил голову, прислонившись к косяку, и его притворная невинность действовала на нервы. Тоджин не хотел ходить вокруг да около.

— Честно, не понимаю, зачем вы так далеко заходите.

— Разве для того, чтобы относиться к человеку хорошо, нужны особые причины? Но если объяснять…просто захотелось изменить ваше мнение.

«Какое мнение?» 

Тоджин поморщился. Лука заговорил, отвечая на его невысказанный вопрос.

— Я всё ещё вас раздражаю?

— Разумеется. И сейчас даже больше.

— Прекрасно. Именно этого я и добивался.

При виде нарочито подлой улыбки реставратора охватило странное чувство. У него закружилась голова. Лука знал, как его задеть.

«Будто понимает обо мне всё».

Каждый раз, когда Лука вёл себя так, словно прочитал его, Тоджина это бесило. Раздражение рождалось неожиданно, превращаясь в жгучее желание победить. Хотелось стереть с лица Орсини безупречное самодовольство и хотя бы раз увидеть, как мужчина теряет равновесие.

— Может, зайдёте?

Приглашение являлось порождением его соревновательного духа.

— Что вы сейчас сказали?

— Спросил, не желаете ли вы войти.

Лицо Луки едва заметно напряглось.

Повисла тишина. Во взгляде мелькнуло неверие, будто он не мог допустить услышанного. Тоджин наблюдал за этим, испытывая удовольствие.

«Теперь понимаю, почему он так любит провоцировать».

Даже в том, чтобы увидеть лёгкий намёк на смятение в чертах самоуверенного человека было что-то особенное. А с Лукой Орсини — тем более: его реакции являлись слишком тонкими, и Тоджину приходилось вглядываться пристальнее.

Он уже подумывал, не поддеть ли его ещё раз, когда тот наконец заговорил:

— Что это должно значить?

— Вы же сами просили поблагодарить.

— Ах...ха.

Из горла мужчины вырвался сдавленный смешок.

Тоджина охватило желание — дразнить его ещё сильнее. Хотя слова сорвались случайно, видимо, он действительно попал в ту область, которую Лука не предвидел. Тот откинул белокурые волосы и пробормотал нечто, похожее на оправдание:

— Не знаю, как именно вы истолковали мои слова, но…

Тоджин с трудом удержал улыбку. Лука тщательно подбирал выражения.

— Я не это подразумевал под благодарностью. 

Он, конечно, и не думал, что «спасибо» может прозвучать как обещание тела в обмен на картину.

«Честно говоря, я и сам не воспринял это так…»

Но ему всё равно хотелось подразнить его ещё. Наверняка у безупречного Луки Орсини в жизни нечасто возникали подобные недоразумения.

— Я понял так, как захотел. Не в дурном смысле, так что не тревожьтесь.

Тоджин приподнялся на носки и обвил рукой его шею.

— Подождите…сейчас...

— Если вам неприятно, я не собираюсь настаивать.

Хотя Лука был намного выше, Тоджин чувствовал, словно это он загнал его в угол. Возможно, виной тому вино, но желание провоцировать и наблюдать за неожиданными реакциями взяло вверх.

Однако…он допустил ошибку, решив поцеловать его.

Он намеревался лишь слегка коснуться губами, что-то вроде шутливого чмока в щёку, чтобы увидеть растерянное лицо мужчины. Поэтому именно он первым потянулся к нему.

Его губы мягко встретились с губами Луки. Всё, как он и замышлял. Но то, что последовало дальше, оказалось явным просчётом.

— По…мф…годите…

Губы Луки поглотили его губы.

Тоджин попытался отстраниться, но безуспешно.

— А, ах…

Лука крепко обхватил его затылок. И холодноватый, чуть сладковатый язык прорвал сопротивление, жёстко вторгшись внутрь рта. От этого движения низ живота будто пронзило током.

«Провал».

Он не знал, в чём именно — в самом поступке или в собственной реакции. В голове крутилась только эта мысль.

Наконец, когда губы разомкнулись, Тоджин тут же крепко сжал свои. Не хотел выдавать, что ему не хватает воздуха.

Он натянул на лицо маску равнодушия, но в глазах Луки что-то дрогнуло. Тот внимательно изучал его лицо, словно стремился уловить каждую деталь.

Лука выдохнул очень глубоко и аккуратно высвободил свою шею из объятия Тоджина.

— Думаю, достаточно. Не стоит переусердствовать.

— Я не переусердствую.

— Разве вы не увидели то, на что надеялись?

— Что?

— Как я теряю контроль.

Он говорил медленно, но с несвойственной ему свирепостью.

Замечание Луки являлось отчасти верным, но не полностью.

Тоджин жаждал доказать простой тезис: что Пэ Тоджин способен взволновать сердце Луки Орсини, что он не какой-то простак или кем тот его считает.

— Я не этого хотел.

Он отрицал, но взгляд Луки выдержать не смог. И понимал: стоит полностью отвернуться — проницательный мужчина раскроет его.

Тоджин поднял подбородок и опустил глаза. Он видел только губы Луки.

— Я так и думал, что вы станете отпираться.

Лука усмехнулся.

— Я искренне советую вам не переусердствовать.

— Я и не переусердствую.

— Тогда вы хотите сказать, что пытались меня соблазнить? По-настоящему?

Палец мужчины лёг под подбородок и резко приподнял его вверх. Глаза Тоджина сами собой расширились.

До этого он следил только за губами и был уверен, что Лука улыбается. Но в его глазах не мелькало даже намёка на веселье.

Лука злился. И хотел, чтобы Тоджин это понял.

— Разве вы сами не утверждали, что у вас нет на это времени?

Он даже дошёл до того, чтобы процитировал его же слова отказа.

«Почему он так зол?»

Ведь ранее Лука неизменно оказывался зачинщиком: он дразнил, провоцировал, нарушал его тихую жизнь. Так что, если говорить о том, кто умел вывести из себя, Орсини уж точно не был безвинным.

Тоджин отбросил его руку. Раз Лука сердился, он тоже позволил себе злость. Наоборот, хотелось ещё больше довести его — и потому он сказал нарочито спокойно:

— Вы сами заявили, что это отпуск…а значит, времени у меня полно.

— Так значит, вы хотите продолжить?

От встречного вопроса кончики пальцев вспыхнули жаром. Тоджин упрямо зыркнул на Луку.

На лице того витала насмешка, словно говорящая, что он на такое не способен.

«Я смог его спровоцировать, но нельзя позволить себе увязнуть».

Игра, в которую изначально не стоило начинать играть. Энергия не безгранична, и тратить искренние эмоции на всё подряд — глупо. В том числе на Луку.

Тоджин чуть приподнял уголки губ.

«На этом можно поставить точку».

Не так уж сложно поднять белый флаг. Лука изящно принял бы его капитуляцию, они оба пошли бы спать в своих кроватях и остались бы коллегами, которые просто работают вместе.

Мужчина, с которым он по ошибке переспал однажды ночью.

Они могли бы остаться в памяти друг друга именно в таком качестве.

— Раз уж вы взялись меня поздравлять, делайте это должным образом.

По этой причине Пэ Тоджин сам не верил фразе, вылетевшей у него изо рта.

«Я что, с ума сошёл?»

Он не мог ни ахнуть от шока, ни попытаться исправить оплошность. Всё потому, что Лука смотрел на него сверху вниз. Было трудно разобрать, что читалось в его глазах — неприязнь, веселье, неутихший гнев, отвращение или, возможно, всё разом…эмоции в его взгляде не поддавались расшифровке.

У него перехватило дыхание.

— Звучит так, будто вы хотите продолжения и намекаете, что на этот раз стоит сделать исключение. Я прав?

«Без понятия».

Тоджин чувствовал себя не в силах противостоять Луке.

Он прекрасно понимал, что это игра без шансов на победу. Знал, что следовало бы поднять белый флаг, но сделать этог не мог.

— Если вам не хочется, можем остановиться.

В конце концов он отдал инициативу в его руки. Иначе и быть не могло.

Он не замёрз, но сразу после этих слов губы предательски задрожали. Лука ладонью провёл по его щеке.

— Не припоминаю, чтобы я говорил что-то подобное.

Глаза Луки сузились.

Если он не сказал «нет» — значит ли это «да»? Всё вроде бы просто, но разобраться невозможно. Тем более когда всё внимание рассеялось под его ласковыми прикосновениями.

— Мне бы хотелось понять причину. Это действительно из-за подарка?

Нет, чувства, возникшие после получения подарка, определённо другие — скорее, бремя ответственности.

Проблема крылась в том, что шло следом за этим — в действиях Луки: он постоянно провоцировал, задевал, вынимал наружу то, что хотелось скрыть.

— Просто вы меня раздражаете, синьор Орсини.

— Вы меня отталкивали, говоря, что я вас раздражаю, а сейчас завелись от этого?

Лучше бы он просто посмеялся — но нет, его лицо выражало полную серьёзность, похоже, он пытался что-то взвесить. Тоджин не стал ни соглашаться, ни отрицать.

Слышать свои же неуклюжие оправдания из чужих уст было ещё нелепее, и ему захотелось сомкнуть губы покрепче. Увидев его надувшееся лицо, Лука ответил с видом знатока:

— Кажется, это определяет направление моей будущей стратегии.

— Хватит нести чепуху.

Несмотря на грубый ответ, Лука рассмеялся так, будто услышал нечто забавное, и придвинулся ближе.

Тоджин, смирившись с происходящим, лишь зло сверкнул глазами. Щёки напряглись от сдержанного напряжения.

— Пожалеете, Тоджин.

А если он замолчит? Или если они снова переспят?

— С чего бы мне жалеть?

— Говорю это по опыту. У нас ведь уже есть прецедент.

Он намекал на прошлое.

Они провели ночь. И Тоджин жалел. Лука прекрасно это знал.

«Ничего не понимаю».

Хотя инициатива изначально исходила от него, он не мог избавиться от ощущения, что всё это время его просто несло течением. Как будто, раз начав, уже невозможно остановиться по одной лишь инерции — стартанув с провокации, в конце концов сдаёшься, выбившись из сил.

Кадык Тоджина предательски дрогнул.

— В этот раз я не стану жалеть. Только пока длится отпуск…

Здесь, по крайней мере, нет картин, требующих реставрации. Нужно найти свидетельство, и срочно, но это не его задача, он лишь помогает.

Ему нравилось, что они в другом месте, к тому же — изолированном.

В странном замке, и происходят странные вещи.

В нём теплилась слабая уверенность, что, как после пробуждения ото сна, по возвращении в Венецию всё встанет на свои места.

— Только пока длится отпуск.

Лука передразнил его неуверенный тон.

— По-моему, это не то решение, которое вы вправе принимать в одиночку.

— Тогда…считайте, что это тоже входит в подарок.

— Значит, мне следует считать это сопутствующей услугой? Не слишком ли щедрый выходит подарок?

— Если не хотите, можете прямо сейчас отказаться. Я не настаиваю.

Он не мог решить, очередная ли это провокация или уже капитуляция. Но взгляд его оставался прикован к Луке.

«Только пока длится отпуск».

Ему предложение показалось разумным. Он ждал ответ, но внутри уже чувствовал, что сделал достаточно. Лука вряд ли откажется.

На лице того долго сохранялась сосредоточенность, словно он что-то обдумывал, но постепенно выражение смягчилось.

— Я ещё ни разу не говорил, что не хочу.

— Тогда хватит вести себя как своло…

Призыв «тогда входите же» так и не прозвучал, заглохнув где-то внутри.

— Вы же только сильнее возбуждаетесь от того, что я вас раздражаю. 

Что мужчина болтал дальше, он почти не слышал.

Тот потянул его за затылок, заставляя шею выгнуться. Под натиском поцелуя Тоджин в пылу страсти мог лишь пятиться назад.