Онлайн чтение книги Масло на холсте Oil on canvas
2 - 42

— Можно войти?

— Да, входите. Эм…здравствуйте.

Он не успел договорить, как дверь открылась. В комнату вошла женщина в идеально сидящем костюме, с роскошными волосами цвета тёмного золота, ниспадающими львиной гривой. В обеих руках она легко несла по пять объёмных пакетов. Он уже собрался вскочить, чтобы помочь, но её твёрдый голос остановил его:

— Я — Карла, секретарь синьора Орсини.

— Можете называть меня просто Пэ…я…

— Вы тот самый, о ком ходят слухи? Я близка с Джеммой, так что кое-что слышала. Можете не переживать.

Карла улыбнулась открыто и уверенно, это несколько сбивало с толку.

Растерянным себя ощущал только Тоджин. Конечно, город был небольшой, и дружба с Джеммой объясняла её осведомлённость. Но что означало её «можете не переживать»?

Задумавшись над смыслом, он вдруг смутился и опустил голову.

Теперь реставратор ясно видел себя со стороны: чужая постель, чужая пижама. Образ, выдающий всё.

«И ведь это не недоразумение...»

Вчера он действительно провёл ночь с Лукой.

Ему стало неловко встречаться с Карлой взглядом.

— Я принесла вам одежду.

— Это…всё вот это?

— Ну да.

Она выложила на кровать целую охапку пакетов с крупными логотипами. Заглянув внутрь, Тоджин заметил, что содержимое на первый взгляд мало чем отличается друг от друга.

«Словно одни и те же вещи...»

Наверное, недоумение отразилось на лице, потому что Карла усмехнулась.

— Для меня это впервые, поэтому я постаралась сделать всё как можно лучше. В мужской одежде многое зависит от посадки и деталей, я хотела выбрать именно то, что сядет идеально. Просто наденьте понравившийся вариант. И ещё…

— Да.

— Могу я быстро снять мерки?

— Что?

— Пожалуйста. Это очень упростит мне работу.

Раздался мягкий шелест развернувшейся рулетки.

Прежде чем Тоджин понял, что происходит, Карла уже подняла его руку и начала измерять длину. Ему оставалось только растерянно позволять себя трогать.

***

Реставрация «Игры воды» шла гладко.

Хорошо было иметь такое дело, на котором он смог сосредоточиться.

Лука уехал из Венеции, что для Тоджина оказалось облегчением.

«Если придерживаться такого темпа, у меня получится закончить всё в срок».

Иногда его охватывала гордость из-за того, что всё идёт как надо. Впрочем, это не удивительно — он работал до изнеможения, пока руки не начинало трясти от упадка сил. Тогда, чтобы удержаться на ногах, реставратор торопливо разгрызал шоколадку, а спать заваливался прямо на пол в мастерской, кутаясь в тяжёлое одеяло.

Это было сродни бегству в работу.

«Кстати, вчера мне понравилось. Очень».

Стоило на миг отвлечься, и воспоминания о словах Луки снова вторгались в мысли.

Та ночь. То утро.

Он просил найти ответ, но думать не хотелось. Даже когда Тоджин пытался заставить себя, никак не получалось что-то решить.

«Работа приносит спокойствие…»

Поэтому он с головой погружался в неё. Изнуряющий труд утомлял, но физическая усталость давалась легче, чем мучительные мысли. И всё же — даже в отсутствие Луки Орсини его тень была ощутима. В крошечной Венеции он продолжал давить на Тоджина одним лишь своим именем.

«Любовник Луки Орсини».

Ярлык, приклеенный к нему, заставлял то и дело ловить на себе взгляды. Одни коллеги начинали перешёптываться за его спиной, другие — напротив, стали чрезмерно приветливыми.

— Ты слишком много работаешь. Береги себя.

— Уже обеденное время?

Лоренцо и Анджело общались с ним так тепло, что со стороны походили на близких друзей.

— Может, поедим вместе?

Лоренцо при каждой встрече расплывался в широкой улыбке, стоило ему лишь увидеть Тоджина. Может, дело было в том, что его близость с Джеммой не подтвердилась, а может, в том, что его имя теперь шло рука об руку с именем Луки, — так или иначе, радости это не приносило.

— У меня встреча...я пойду. До завтра.

— Эй, подожди. Я с тобой.

Сняв фартук, Джемма поднялась с кресла. Тоджин невольно взглянул на Лоренцо, но тот лишь одарил его мягкой улыбкой.

— Слизняк.

В душе он всецело разделял недовольство Джеммы, но до порога предпочёл промолчать.

— Наименее мерзкое из всего, что в нём есть, — это его лысина.

— Согласен.

Они вышли из мастерской.

— Я здесь, чтобы восстанавливать красоту, а приходится общаться с таким мерзким человеком. Что за жизнь!

Театрально воскликнула Джемма.

Тоджин усмехнулся, и она тут же толкнула его локтем.

— Тоин, я тебе завидую.

— Из-за того, что я раньше ухожу с работы?

— И это тоже. Но я про то, что твой парень очень красив. Глаз радуется.

— А...про это.

— Если что, я не из тех, кто засматривается на занятых мужчин. Это я так, чисто с эстетической точки зрения. Понимаешь, о чём я?

Торопливое оправдание вызвало у него неловкую улыбку. Впервые Джемма напрямую заговорила о Луке Орсини.

— Понимаю.

Хотя смысл его улыбки ей вряд ли был непонятен, она явно собиралась развить тему дальше.

«Долго же она держалась...»

Вероятно, ей немалых усилий стоило не лезть с расспросами, и теперь она оживилась даже от такой скупой реакции.

— Мне до сих пор приходят сообщения со всей Италии.

— Что? Почему?

— Хотят увидеть твоё лицо. Тут люди немного консервативны, понимаешь? Просто это…ну...не так уж часто бывает.

Джемма говорила без умолку, словно сбросив узду. И вдруг у Тоджина всплыло кое-что в памяти.

— А, вот оно что.

— Что?

— В последнее время меня заваливают сообщениями. И вдруг подписчиков резко прибавилось в соцсетях.

Он действительно не понимал, что происходит. Знакомые из Флоренции, бывшие сокурсники, коллеги из галереи Уффици — все как будто разом вспомнили о его существовании и начали слать ничего не значащие приветы.

Теперь же, услышав слова Джеммы, он понял: всё было до смешного прозрачно.

«Хорошо хоть, что я не поставил фото в профиль».

Одни сообщения ещё ладно, но когда число подписчиков в его пустом, без единой публикации аккаунте начало стремительно расти, он в самом деле испугался.

— Думал, у меня хакнули соцсеть. Даже хотел удалить аккаунт.

— Хакеры — это цветочки. Настоящая беда — эти болтуны.

«Надо будет по возвращении первым делом удалить свой профиль».

Учётная запись оставалась у него только для связи с семьёй в Корее — с сестрой, братом и парой школьных друзей. Так что потерять её было не жалко.

— Но ты же знаешь, я бы никогда не стала разбрасываться твоими фото. Даже не думай об этом!

Торопливо добавила Джемма.

Тоджин в это время вспоминал, как удаляется аккаунт. И вдруг за спиной прозвучал тихий голос:

— Чинесе.

Слово, означающее «китаец». Сказанное с таким презрением, будто речь шла о чём-то грязном.

Он резко обернулся.

Двое неподалёку были ему незнакомы, но явно из здешних работников. Один — словно экскурсовод, другой напоминал кассира. Они разговаривали, и когда взгляд одного из них встретился с его, то в лице явно читалось:

«Чего уставился?»

Тоджин неловко отвёл глаза.

«Чёртова мнительность. Может, они вообще про китайскую еду или искусство говорили. Но от того, что слишком часто сталкивался с расизмом, стоит услышать это слово — и внутри всё сжимается».

В представлении большинства европейцев азиаты на одно лицо. Тоджин успел убедиться в этом на собственной шкуре.

Он слегка мотнул головой, прогоняя лишние мысли. Но Джемма заметила это движение и всполошилась:

— Тоин, клянусь, я ни разу не распространяла твои фотографии!

— А, да нет…я просто задумался. Всё в порядке.

— Но, если честно, даже без меня твои фото могли попасть в сеть. Мы же тут не одни.

Это действительно так. В тот день, когда слух о его связи с Лукой разлетелся по городу, улица перед мастерской буквально утонула в толпе. Кто знает, сколько украдкой сделанных снимков тогда оказалось в чужих телефонах — и теперь они легко могли бродить по сети с припиской «любовник Луки Орсини».

«Кого тут винить?»

Всё началось с его собственной глупой лжи.

— Расстроившихся — десятки. А кто-то, наоборот, рад. Кислый виноград, не иначе.

* Это выражение пошло из басни Эзопа «Лисица и виноград». Когда человек не может получить желаемое, он начинает умалять его ценность, говоря: «Всё равно кислое».

— Кислый виноград?

— Ну да. У тебя ведь парень и известный, и внешне привлекательный — сам понимаешь. Смешно слушать, как те, кто когда-то получил от него отказ, теперь оправдываются: мол, всё ясно, он же гей, тут уж ничего не поделаешь. Много слухов о Луке Орсини ходило…

Джемма осеклась и посмотрела на Тоджина с виноватым видом.

Он сначала не понял, почему она вдруг замолчала, а потом догадался.

«Если бы он являлся моим настоящим парнем, наверное, меня бы могло это задеть».

Но это не так. Так что никакого раздражения не возникало.

— Тоин, ты ведь не обиделся? Извини.

— Всё нормально, честно.

— Просто у тебя лицо такое...я не то хотела сказать, совсем не то.

«Лицо? А что с моим лицом?»

Он машинально провёл ладонью по щеке и заставил себя улыбнуться.

— Со мной всё в порядке. Это же всего лишь старые сплетни.

— Но всё равно мне не стоило вспоминать о них. Прости.

Она побледнела, искренне раскаиваясь, и Тоджину стало неловко.

«Я с этим человеком на самом деле не встречаюсь, мне это безразлично. А что до популярности Луки — у людей же есть глаза, сами видят. К тому же я слышал кое-что и от синьоры Лёнг».

— Ты ведь не приукрасила, а сказала как есть. У него и правда немало поклонников.

Это было самое разумное, что он мог сказать. Когда этот фарс наконец завершится, придётся позаботиться, чтобы всё встало на свои места. Ему хватит роли одной из мимолётных «сплетен» о Луке Орсини.

— Значит, поклонников у него немало?

Вопрос прозвучал легко и безобидно — пустая фраза, чтобы поддержать разговор. Наверное…

— Ага. Ах да, Тоин, у тебя ведь есть пара минут, чтобы заглянуть в кафе?

Не дожидаясь ответа, Джемма схватила его за руку и потащила за собой.

— Здесь вкусный чизкейк. Возлюбленный в командировке, но хоть вкусненьким себя порадуешь. Я угощаю!

* В оригинале фраза «입이라도 즐거워야지» дословно переводится как «рот должен порадоваться». Это устойчивое корейское выражение используется, когда человек компенсирует одну неудовлетворённую потребность через другую.

Она усадила его на террасе, будто желая скрасить настроение.

«Зачем такие усилия? То, что у того человека полно поклонников, меня никак не касается».

И всё же сидеть на свежем воздухе оказалось приятно.

Зима уходила, чувствовалось дыхание весны. Канал перед глазами, зелёно-изумрудный, лениво пересекали лодки, оставляя за собой белую пену.

Вбитые в воду длинные колья для швартовки, дома напротив — в кремовых и лиловых тонах, а над ними в лазурном небе несколько облаков.

«Интересно, канал на том месте, где в «Игре воды» отсутствует часть полотна, имел более зелёный оттенок?»

Эта мысль заставила Тоджина достать планшет. Трудно было определить, в какой сезон написана картина, но сейчас ему казалось, что это непременно ранняя весна.

«Ладно. Как только он принесёт материалы, всё уточню».

И всё же идеи лучше фиксировать сразу. Он сделал снимки, написал пару заметок и вдруг заметил за соседним столиком знакомые лица.

«А, опять они».

Настроение тут же испортилось.

Казалось, что собеседники украдкой посматривают на него чаще, чем следовало бы, вставляя в речь непривычные слова из местного диалекта.

«Придётся учить венецианский. Если решил остаться здесь надолго».

Литературного итальянского ему прежде было достаточно, но теперь отдельные урывки фраз, доносящиеся на диалекте, отзывались особенно болезненно.

«Суши. Утка по-пекински. Китай. Вкус. И…Орсини».

Улыбки, которыми они обменивались, пока посматривали на него, были слишком уж многозначительными. Тон — хоть и неясный, но явно с оттенком насмешки.

Тоджин машинально стал записывать услышанное. Он не понимал смысла, но переносить на планшет обрывки чужой речи на слух труда не составляло. Хотелось верить, что ничего особенного в этих словах нет, но сердце всё равно тревожно ёкало.

— Тоин, торт с собой не упаковывают. Успеешь съесть кусочек здесь? Хотя…странно начинать с десерта, когда обед ещё впереди…

— Ничего, всё в порядке.

— Что пишешь? Что-то по работе?

— Нет. Джемма, можешь подсказать, что это значит?

— Но ты же отлично говоришь по-итальянски.

— Это, кажется, венецианский диалект. Я не всё понимаю. Но, похоже, речь обо мне.

— Дай сюда.

Джемма отодвинула тарелку с чизкейком и взяла у него планшет. На её лице появилось напряжение, меж бровей залегла морщина.

«Значит, всё-таки обо мне…»

Лицо Джеммы стремительно потемнело. Она шумно выдохнула и на миг зажмурилась, словно сдерживая вспышку гнева.

— Подонки!

Её пронзительный крик расколол тишину террасы, заставив отдыхающих за столиками вздрогнуть. Двое собеседников сразу поняли, что их разоблачили, и тут же вскочили. Джемма обернулась слишком поздно — успела лишь увидеть их спины, торопливо скрывающиеся за дверью.

— Тоин, это они?

Он не успел ответить.

— Конечно, они.

— Не надо.

Она чуть не побежала их догонять, чтобы высказать всё в лицо, но Тоджин поймал её за руку.

Цокнув, Джемма осушила чашку эспрессо одним глотком, и ему почему-то подумалось:

«Не обожгла ли она язык?»

— Эти идиоты! Думают, их деревушка — центр вселенной. И обсуждать человека у него за спиной — самое милое дело.

— Что они сказали?

— Ты же видел их лица? Мы узнаем имена. Я всё расскажу в отдел кадров.

— Джемма, просто скажи, что там было.

— Да ничего особенного… 

Она на миг осеклась, будто смутилась, словно это её саму уличили в неприличном.

— Ерунда, пустая болтовня.

— Лучше знать, чем догадываться. Не скажешь ты — найдутся другие, кто объяснит.

Тоджин показал ей планшет. Джемма вздохнула и неохотно заговорила:

— Про то, что ты встречаешься с Лукой. И что…якобы ты спишь с ним ради этой работы.

— Понятно.

Он прикусил губу. Неприятно, но не так уж ошеломляюще.

«В принципе, ожидаемо».

Слова оказались не столь жестокими, как он боялся. Джемма, вероятно, сгладила сказанное.

— Полная чушь. И повторять такое вслух — позор.

Тоджин натянуто улыбнулся. Её злой вид вызывал у него больше смущения, чем сами слухи.

«Давненько такого не слышал…и всё равно некомфортно».

Но он справится. За семь лет жизни вдали от дома подобные уколы перестали быть чем-то новым.

— Я это переживу.

Сказал он твёрдо.

Если повторять себе, что всё в порядке, то оно так и становится.

В реставрационной школе, в Уффици — он не раз сталкивался с подобным. А то и хуже.

— Но это же несправедливо! Ты намного лучше любого из прежних реставраторов.

— Для них это не имеет значения.

— Тебя это совсем не злит?

— Я просто должен работать лучше. Намного лучше. Чтобы им и в голову не пришло придраться.

Иначе никак.

Для чужака в такой среде это единственный путь. Работать в разы лучше, чем все вокруг, быть безупречно вежливым и не обращать внимания на перешёптывания.

Тоджин мягко улыбнулся Джемме:

— Я пойду. Спасибо за угощение, но есть больше не хочется.

— Прости, Тоин…

Она выглядела так, будто обидели именно её. Но удерживать его не стала.

Он быстро вышел из кафе.

«Сплю с ним ради работы…»

Что ж, они и вправду переспали.

Улыбка вышла горькой.

Подобная болтовня — это ерунда, куда больше его тревожило другое.

«Сам себе яму вырыл…»

Для такого масштабного проекта у него слишком мало опыта.

Молодой иностранец.

Всё выглядело так, будто заказ он получил не за талант, а благодаря связям.

«Кто поверит в другое?»

И если в итоге добавится история о расставании накануне аукциона…ситуация так себе.

«Не подумают ли люди, что я просто затащил его в постель ради работы?»

От этого желудок неприятно скрутило.

— Обидно.

Выдохнул парень.

«Даже если я вложу в реставрацию всю душу — в итоге всё похоронят под ярлыками: «роман», «блат» и прочей ерундой».