Онлайн чтение книги Масло на холсте Oil on canvas
2 - 41

Тоджин невольно сглотнул.

Впервые он слышал, как Лука ругается. Это совсем не вязалось с его утончённой манерой говорить. И всё же вырвавшееся с его алых губ грубое слово прозвучало пугающе соблазнительно.

«И что теперь?»

Он боялся лишний раз вдохнуть — настолько ощутимым стало напряжение, и никакого способа сгладить ситуацию в голову не приходило.

— А…

Тоджин сам не заметил, как выдохнул. Лука бросил на него холодный взгляд.

— Я тоже довольно ответственно отношусь к работе. Но я никогда не встречал человека, который был бы дотошнее меня.

— Я просто…

— Раз уж заговорили, то расскажите подробнее. Почему именно вчерашние события вас беспокоят в плане того, что они могут помешать реставрации, Тоджин?

Тоджин замер, не в силах подобрать слова.

«Кто знает, когда он снова решит, что я его раздражаю, и наймёт другого реставратора…»

Но вслух он этого сказать не мог.

— Хотелось бы понять точно. Вы хотите сказать, что после нашей ночи я не должен мешать Тоджину своей физической близостью во время работы?

— Нет…

— Если это не будет мешать, мы можем продолжить?

— Подождите…

— Если пожелаете, можно даже заново составить договор.

— Синьор Орсини, я…простите, но я…я сам не знаю, чего хочу.

Тоджин хотел только одного — восстановить «Игру воды».

— У меня такое впервые.

Никогда прежде он не сближался с кем-то настолько. Никогда не заводил отношения на рабочем месте. Никогда не спал.

В горле стоял ком обиды и досады.

— Впервые?

Лука повторил это слово, чуть прищурив глаза. Его лицо стало мягче, будто он о чём-то задумался.

«Может, лучше всё честно прояснить и уточнить у него, что делать дальше?»

Он устал притворяться и подстраиваться.

— Это…в общем…

— Слушаю.

Лука ждал, хотя наверняка мог бы дать ответ и без этих признаний.

— Это…то есть, то, что случилось...продолжится между нами?

— Почему вы спрашиваете только у меня?

— Я…

Он ждал ясного ответа: да или нет. Но Лука лишь слегка приподнял подбородок, глядя на него сверху вниз.

— Мне кажется, это не то, что можно начать или прекратить по собственной воле одного из нас.

— Да…наверное.

— Теперь мне тоже интересно. Что думает по этому поводу Тоджин?

— Я?

— Да. Это продолжится?

Тоджин не знал, являлось ли для Луки произошедшее чем-то ценным, если он задаёт такой вопрос. Недоумение отразилось на лице.

К тому же с самого начала он слышал, как Лука негромко постукивает пальцем по простыне, и это не давало сосредоточиться.

— Синьор Орсини, а как вам вчерашнее? Вам понравилось?

Палец Луки замер. Лицо, словно на него плеснули холодную воду, напряглось.

— Тоджин, к чему вы ведёте?

— Это просто вопрос! Без подтекста, честно.

Но выражение лица от услышанного не смягчилось — разве что в нём стало больше откровенного недовольства.

— Я обязательно должен отвечать?

— Мне бы хотелось…

— Ха.

«Мне важно знать, что делать. Ведь чтобы найти решение, нужно хотя бы объективно понять состояние друг друга. Это мой первый раз, всё ли прошло хорошо?»

Уверенности в этом не было.

«А вот он чертовски хорош, верно?»

Это похоже на встречу с великим полотном: даже без знаний в живописи понимаешь, что перед тобой нечто выдающееся.

«А ему понравилось?»

В этом Тоджин не мог быть уверен. Он лишь плыл по течению, а под конец и вовсе потерял сознание.

«Я ведь сам толком не понимаю, что творил…»

Словно вместо привычного портрета ему доверили картину Пикассо: глядишь и не понимаешь, так ли это должно выглядеть, правильно ли ты поступил, сколько ни прокручивай в памяти каждый шаг.

— Тоджин.

Лука посмотрел прямо в глаза, это безжалостно переворачивало всё внутри.

— Тоджин…

Неожиданно тот замялся.

Тоджин встретил его взгляд с ощущением, будто ждёт оценки. Он сглотнул, дожидаясь ответа, и вдруг Лука опустил глаза.

— Тоджин…а вам вчера понравилось?

— Эм…кхм.

Глаза парня распахнулись. Он так растерялся, что дыхание перехватило.

— Мне?

Точно такой же вопрос задал и он сам минуту назад. Он осознал, насколько прямолинейно это прозвучало, и что каким бы ни был ответ — хорошим, плохим или равнодушным — отвечать на него ужасно неловко.

— Да. Вам.

— Но…я же первым спросил. Если синьор Орсини ответит…

— Тоджин…

На лице Луки появился едва заметный румянец.

— Разве нельзя пойти человеку навстречу?

— Нет, я просто...

— Неважно. Не буду больше отвлекать вас от завтрака. Вам что-нибудь ещё нужно?

Даже не дал закончить фразу.

Снова собранный и безупречно вежливый, он наблюдал за ним, и Тоджин не был уверен, не померещился ли ему этот румянец.

— Нет, ничего. Спасибо, я наелся.

— Внизу ещё есть. И кофе тоже.

— Правда, не нужно.

В этот момент завибрировал телефон.

— Можете взять.

Предложил Тоджин, опережая его.

«Лучше пусть ответит, обстановка станет менее напряжённой».

Стратегическое отступление.

Лука несколько секунд смотрел на него, потом всё же взял трубку.

— Да, понял. Хорошо.

К сожалению, разговор вышел слишком коротким. И даже закончив, Лука так и не покинул спальню — только продолжал смотреть в упор.

— Похоже, у вас много работы.

В конце концов заговорил Тоджин. Лука чуть склонил голову, не сводя с него глаз.

В другой ситуации он бы спросил:

«Чего вы на меня так уставились?».

Но сегодня он слишком часто говорил то, о чём жалел.

— Эм, насчёт вчерашнего...

— Вчерашнего?

— Вы ведь помните, о чём я говорил, да? По поводу копии «Игры воды». Вы обещали достать материалы. Хотя бы фотографии, пожалуйста.

— А, это.

Одна бровь Луки едва заметно приподнялась и тут же опустилась. Взгляд — чуть отстранённый, с ноткой разочарования.

— Благодаря вам прекрасно помню.

— Я просто подумал, вдруг вы забыли.

— Такое не забывается. Как раз из-за этого в ближайшее время у меня будет много работы. Начиная с сегодняшнего дня, примерно неделю придётся мотаться по разным местам.

— Спасибо вам.

Благодарность являлась искренней.

По идее, этим должен заниматься сам реставратор, но обстоятельства сложились так, что пришлось поручить Луке. Мысль о том, что из-за этой просьбы ему придётся потрудиться, вызывала лёгкое чувство вины. Наверняка это утомительно.

— Благодарить не за что.

— Для меня есть за что.

— Стоит Тоджину заговорить о «Игре воды», лицо словно светиться начинает.

— Что?

В его тоне ясно слышалась насмешка.

«А я что, рыдать должен, когда о ней говорю? Что за претензии?»

Тоджин почувствовал, что разговор выматывает. Всё утро он разбирал эти странные реплики и скрытый в них смысл.

Хотелось резко ответить, но он сдержался.

— Я просто люблю свою работу.

— Похоже. Даже, пожалуй, чрезмерно.

— Но ведь в совместной работе это не минус, верно?

Видимо, терпению Тоджина всё же пришёл конец. Даже ему самому его тон показался грубоватым.

— Вернусь — поговорим. Хотелось бы обсудить всё лично.

— Через неделю картина уже, в целом, начнёт обретать нужный вид. Не стоит слишком переживать.

— Чёрт…с этим Тоджин разберётся сам. Я говорил…

«С этим?! О такой сложной работе по реставрации говорить вот так!»

Но возмутиться Тоджин не успел. Лука, выпрямившись, дважды указал пальцем — сперва на него, потом на себя.

— Вот это. Что с этим делать.

Лука Орсини и Пэ Тоджин. Он про них.

— А.

Тоджин думал, что разговор в открытую — хорошая идея, но теперь, когда это случилось, в голове стояла глухая белая тишина.

— Вы…сейчас говорите о прошлой ночи, верно?

— Только о прошлой ночи.

Брови Луки резко сдвинулись.

«Кроме прошлой ночи, что ещё могло быть?»

— Хотим ли мы продолжать это или нет. По крайней мере, можем выслушать мнение друг друга.

— У меня мнения как такового…

— Нет, Тоджин, сначала обдумайте всё как следует. Потом дадите ответ. Не сейчас.

В голосе, прерывающем его слова, прозвучала поспешность.

Адамово яблоко Луки дрогнуло. Когда Тоджин уже ждал продолжения, раздался ровный, тягучий голос:

— Кстати, вчера мне понравилось. Очень.

«А. Вот как».

Он ещё толком не осознал смысл сказанного, но первой реакцией стала именно эта простая мысль.

«Он что, с ума сошёл?»

И только следом пришло опоздавшее возмущение.

Лука же произнёс это без малейшего намёка на смущение.

Тоджин поспешно опустил взгляд в пустую тарелку. Шея и лицо горели.

«Что вообще говорят в таких случаях? Спасибо? Это всё благодаря вашим стараниям? Или, может, сказать, что это хорошо, что ему понравилось? Или пошутить, мол, я всегда на высоте?»

Эти слова сработали как взрыв, а сил на то, чтобы собрать осколки, не находилось.

— Я…эм…

Динь-дон.

Тоджин уже собирался что-то сказать, но в этот момент раздался спасительный звонок в дверь.

Динь-дон. Динь-дон. Динь-дон. Динь-дон.

Сначала звонок прозвучал долго, с терпеливой паузой, а потом зазвенел короткими очередями. Почти сразу к этому добавилась вибрация телефона Луки.

— Возьмите. Да, возьмите трубку.

Лука перестал смотреть на Тоджина и ответил. Пара коротких фраз:

— Скоро спущусь. Понял.

— Это секретарь. Нужно ехать в аэропорт.

— Тогда…удачной…поездки. Я тоже, пожалуй, пойду.

Оставаться надолго в пустом доме хозяина не стоило.

Тоджин отодвинул в сторону поднос.

— Ах!

От этого движения вырвался непроизвольный стон. В области лопаток тянуло и ныло.

«Каким боком вчерашнее к лопаткам относится? Почему они болят?»

Сама ситуация являлась и странной, и слегка нелепой, но Лука лишь спокойно наблюдал за ним сверху вниз.

— В таком состоянии и в пижаме вы собрались выходить?

— А…моя одежда…

— Скорее всего, ещё сохнет.

Неловко.

Пижама, которую он даже не помнил, как на него надели, на ощупь казалась явно дорогой. Но при этом было очевидно: выйти в ней на улицу точно нельзя.

«К тому же видно, что чужая».

Лука, похоже, никуда не спешил: неторопливо переставил поднос на стол, а одеяло, сползшее наполовину, тщательно натянул Тоджину до пояса — словно нарочно, заставляя его остаться в постели.

— Отдохните ещё. Не перенапрягайтесь. Когда почувствуете себя лучше — тогда и выходите. Секретарь принесёт одежду. Надеюсь, она вам понравится.

— Не стоило так утруждаться…

— Занимайтесь пока реставрацией. Увидимся позже.

Он обрубил слова Тоджина без тени интереса, и тот не обиделся — наоборот, ему хотелось, чтобы Лука поскорее ушёл.

— За реставрацию можете не переживать.

Лука посмотрел на него чуть дольше обычного; в выражении лица скользнула тень какого-то сложного чувства, тут же растворившаяся.

— И не забудьте хорошенько подумать над тем, что я сказал.

Он выделил это и вышел.

Безупречно сидящий костюм, ни намёка на складку, и сияние платиновых волос…даже глядя лишь на спину, легко вообразить, насколько красив их обладатель. Жаль только, что он не обернулся, лишив возможности увидеть лицо.

«С чего это мне жаль?!»

Мысль вспыхнула неожиданно, и Тоджин сам себе удивился. Он моргнул и откинулся головой на изголовье кровати, выдохнув тяжело и обречённо.

Глядя на плотно закрытую дверь, он понял: это чувство досады.

«Но почему? Из-за вчерашнего?»

Неужели одна ночь может оказать такое сильное влияние? Неужели поэтому люди так теряют голову? Хотел же, чтобы он ушёл, а теперь, когда тот даже не оглянулся, стало как-то тоскливо.

Тоджин не мог поверить, что вообще способен на такие эмоции.

«С чего всё началось?»

Если быть честным, ответ напрашивался сам собой: с прошлой ночи.

Лука Орсини — высокомерный и притягательный мужчина. В тот момент его желание заполнило всё пространство, подчинив себе каждую клеточку.

«А может, и раньше…»

Если копнуть глубже, то, возможно, всё началось с того завораживающего момента на палубе…или с той капли неожиданной доброты до этого. А может — и до этого.

«Чёрт».

Он понял, что дальше думать бесполезно. Хотелось выть.

Понравилось ли ему? Этот вопрос вызвал у него лишь кривую усмешку.

«Вчерашняя ночь была невероятно прекрасной. Но вместе с тем — это было жестокое наслаждение, переворачивающее меня изнутри. Моё тело дрожало от ощущений, что поглотили меня, не оставив шанса на сопротивление. Это неуправляемое и непреодолимое удовольствие...пугает. Шок от новых эмоций, что подарил мне Лука, настолько силён, что лучше бы я их не знал вовсе».

— Не стоило…

Он сожалел.

Сожалел, что позволил себе такую слабость.

— Пэ Тоджин, будь у тебя хоть капля мозгов…

Но поздние упрёки уже ничего не меняли.

Их с Лукой Орсини связывает слишком многое: договор о реставрации, необходимость притворяться влюблёнными, чтобы не попасться его чёртову кузену, а ещё Лука — его начальник, директор в Кадорсини, где он хотел бы и дальше работать.

Он должен был заранее понимать, что вчерашнее непременно станет обузой.

Поток сумбурных мыслей прервал отчётливый стук в дверь.

Тук-тук-тук…