Не знаю почему, но в последнее время поведение Винсента стало заметно мягче. Порой даже пугающе непривычным. Нельзя сказать, что он вдруг стал особенно ласковым или дружелюбным, но ведь именно от сдержанных людей любая малейшая доброта ощущается сильнее. Особенно когда это проявляется неожиданно – тогда хочется и спрятаться, и провалиться сквозь землю.
Я поспешно потёрла лицо носовым платком и тут же его отняла – выглядел он дорогим, и мне не хотелось запачкать его пылью. Но было уже поздно: на ткани остались пятна.
Пока я с неловкостью мяла в руках испачканный платок, Винсент подошёл ближе и начал смахивать с моих плеч оставшуюся пыль. Я попыталась вежливо отказаться, но он продолжил, поэтому вместо сопротивления я просто начала энергично отряхиваться сама.
– Что ты делала, что теперь вся в пыли? – спросил он.
– Стену на первом этаже склада чинили, там дыра была. Вот и испачкалась. Простите, – быстро пробормотала я.
– За что ты извиняешься? – голос его прозвучал раздражённо.
И правда – за что? Это ведь не преступление. Но почему-то именно перед ним мне стало неловко – будто я, появившись в таком виде, испачкала и его.
– Вам же теперь руки пришлось пачкать… – пробормотала я, теребя волосы.
– Всё в порядке. Не извиняйся.
Он подтвердил это не только словами, но и действиями – неторопливо, но уверенно продолжил смахивать с меня пыль. Его руки были немного резкими, но когда он добрался до волос, движения стали осторожными, почти бережными. Мне даже пришлось отвернуться – от этих прикосновений почему-то становилось особенно неловко.
– Почему ты всегда берёшься за такую работу?
– Да не особо-то это и трудно. Не то чтобы подвиг, – ответила я, неловко почёсывая шею, потому что каждый раз, как он проводил пальцами по волосам, я вздрагивала.
– Если что-то ломается – говори Одри. Она наймёт мастеров. Не стоит заниматься этим самой.
– Я лишь временно закрыла дыру, пока не стало хуже. И я была не одна.
– Всё равно. Тебе не нужно этим заниматься. В следующий раз просто скажи Одри. Для этого она и нужна.
– Хорошо…
После этого разговор оборвался. Он сосредоточился на том, чтобы дочиста отряхнуть меня от пыли. Это было приятно, пусть и смущало – особенно когда он вычищал волосы с такой скрупулёзностью, что мне хотелось, чтобы он поскорее закончил.
Я пыталась сохранять спокойствие, но вдруг заметила, что его рука задержалась в одном месте. Повернув голову, я увидела, как он пристально разглядывает кончик одного из моих выбившихся локонов. Лёгкий ветерок развевал его волосы, а синяк на щеке, оставшийся после драки с Итаном, уже почти исчез.
Когда наши взгляды встретились, он выпустил прядь из пальцев.
– Пыль вредна. Как вернёшься в комнату – обязательно умойся.
– Хорошо…
С опозданием кивнув, я машинально провела пальцами по тому месту, к которому только что прикасалась его рука. Затем разжала ладонь, в которой всё это время крепко сжимала его платок – он теперь был весь в складках. Я быстро расправила его, но ткань уже утратила прежнюю форму, а на ней остались тёмные пятна.
– Я постираю платок и верну вам.
– Не нужно. Можешь выкинуть.
– Нет, я правда верну. Он же дорогой.
Он вздохнул, видимо поняв, что спорить со мной бессмысленно.
– Делай как хочешь.
Я аккуратно спрятала платок в карман юбки.
Винсент отряхнул руки, и в воздух поднялась пыль. Мне стало неловко.
– А где все? Комнаты пусты.
Даже после того, как Итан уехал, Винсент, как и прежде, часто приходил к Роберту. Наверное, и сегодня тоже, но никого не было в комнате, так что он, должно быть, спустился.
– После обеда они пошли на прогулку. Скоро должны вернуться.
Прошло уже довольно много времени, и сейчас, когда вечер близится, они уже, наверное, возвращаются. Я задумалась, и вдруг вспомнила:
– Простите, господин. А вы не знаете, сэр Итан благополучно добрался домой?
Его последний взгляд не выходил у меня из головы. Я волновалась – вдруг с ним что-то случилось?
Но Винсент лишь мельком глянул на меня, не торопясь отвечать. Его лицо вдруг стало холодным. Чем дольше он молчал, тем сильнее я волновалась. А вдруг мои опасения не были напрасны?
– Всё в порядке. Доехал, – наконец сказал он. Голос был спокоен, будто волноваться и не стоило.
– Ничего не произошло?
– Говорит, всё хорошо. Добрался без проблем.
– Точно?
– Конечно. Почему ты спрашиваешь? Что-то случилось?
– А, нет. Просто беспокоилась.
Слава богу, ничего не произошло. Я схватилась за грудь и тайно выдохнула. Я была встревожена, потому что не слышала вестей об Итане с тех пор, как он уехал, но теперь я чувствую облегчение. Я слегка улыбнулась, и Винсент пристально посмотрел на меня. Я быстро исправила выражение лица и сделала вид, что поправляю одежду.
– А это что? – спросил он, поднимая букет с земли.
– Мне его подарили.
– Кто?
– Эм… Знакомый.
– Понятно.
Он слегка покрутил букет в руках. Белый лепесток оторвался и плавно опустился вниз. Я хотела попросить его быть осторожнее, но он сам протянул мне цветы, заметив мой обеспокоенный взгляд.
– Все белые…
– Да, специально так собрали.
– Обычно делают букеты из разных цветов. Разве не скучно?
– Мне нравятся белые.
Где-то рядом пронёсся лёгкий ветерок, и в воздухе закружились белые лепестки. Пара из них коснулась тыльной стороны моей руки, будто невесомо щекоча. Я на мгновение застыла, наблюдая за этой сценой, и мне показалось, что я стою посреди поля белых цветов.
Огромное, раскинувшееся поле словно раздвигало стены в душе, давая свободно дышать. Прикосновение лепестков к коже было удивительно тёплым, как будто кто-то заботливо заключал меня в объятия. В памяти всплыло то самое место, где я чувствовала, как сам воздух пьянит ароматом цветов. Перед глазами живо возник образ Лукаса – улыбающегося широко и по-детски восторженно, когда он рассказывал мне про своё тайное место.
– Мне нравится… – тихо вырвалось у меня.
Порой воспоминания накрывают внезапно, заставляя остановиться и оглянуться назад. И тогда приходит сожаление.
Я вспоминала лицо Лукаса – то самое, искажённое болью, в ту ночь, когда он с трудом крикнул мне: «Беги!».
Этот образ врезался в память так глубоко, что вытеснил все другие. Даже в редких снах и призрачных видениях его лицо оставалось страшным, словно для того, чтобы я не забыла.
Но почему сейчас… ты вспоминаешься мне улыбающимся?
Стало тоскливо. Хотелось спрятаться лицом в белоснежный букет. И одновременно зашвырнуть его подальше, как невыносимый упрёк.
Добрые люди дарят добро, но я не была одной из них. Я получила столько доброты в этой жизни, но так и не научилась её возвращать. Поэтому тогда, пять лет назад, я отвергла протянутую руку Лукаса. Не обернулась. Потому что знала: я человек, за которого стыдно.
– Тебе повезло родиться с таким лицом.
И в этом действительно что-то было. Но дело не в лице. Моя внешность стала безобразной, потому что внутри было уродливое сердце.
Я до сих пор слышу крики тех, кого принесла в жертву. Моя вина живёт в них.
– Мне тоже нравятся, – негромко сказал Винсент, и убрал руку от букета. – Белые цветы.
Но его взгляд всё ещё был прикован к ним. Его изумрудные глаза, наполненные теплом, мягко скользнули по лепесткам, а уголки губ чуть приподнялись.
– Они напоминают мне об одном очень дорогом человеке.
Неужели он тоже сейчас думает о Лукасе?
Смешанное чувство – горькое и светлое одновременно – заставило меня попытаться улыбнуться.
– Да… Мне тоже.
Снова подул ветер. Он ласково шевельнул мои волосы, едва коснулся щеки. В этом прохладном прикосновении было что-то невероятно нежное. Тоска, что обволакивала меня ещё минуту назад, растворилась без следа.
Я повернулась и поняла, что Винсент всё это время смотрел на меня. Наши взгляды пересеклись. Белые лепестки, трепеща на ветру, пролетели между нами. Его глаза за лепестками – глубокие, ровные, неподвижные – будто хотели что-то сказать. И я не могла отвести взгляд.
Шёпот ветра и касание цветов вдруг показались очень далёкими, будто из сна.
– Лепесток… – прошептал он, словно сам ветер шепнул мне в ухо.
От щекотки я чуть поёжилась, а Винсент подошёл ближе. Медленно, почти осторожно, протянул руку. Я не пошевелилась.
Его пальцы скользнули по воротнику и сняли с него белый лепесток. Он повис у него на пальцах и вскоре улетел, подхваченный ветром. Его взгляд следил за ним, и в этой тишине я вдруг подумала: «Интересно, что ты чувствуешь, когда вспоминаешь Лукаса?».
Радость? Боль? Оба чувства были слишком велики, чтобы отдать предпочтение лишь одному. Потеря была невероятно тяжёлой, чтобы просто ностальгировать, и слишком значимой, чтобы лишь сожалеть.
Я медленно протянула ему букет.
Почему-то мне захотелось, чтобы он взял эти цветы. Я знала, что это не утешит, но вдруг хотя бы вызовет в нём что-то тёплое.
– Вы одолжили мне платок, а я вам – букет, – сказала я, будто между делом.
Леника, наверное, отругала бы меня, если бы узнала, что я отдаю её подарок другому. Но мне было всё равно.
– Одолжу вам его, но… не обязательно возвращать.
Я пыталась пошутить, сделать вид, что это не имеет значения. Ожидала, что он нахмурится, оттолкнёт, скажет: «Ты что, хвастаешься, что получила подарок?».
Но Винсент молча посмотрел на букет… и протянул руку.
На этот раз неуверенно, как будто брал нечто хрупкое и чужое. Цветы чуть помялись в его руках, но его лицо… было абсолютно другим. Я не смогла произнести ни слова.
– Когда вы пришли?
И тут знакомый голос нарушил тишину. Мы с Винсентом одновременно обернулись.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления