– Почему вы не позаботились об этом сразу?
– …Потому что ничего не болело.
– Даже если ничего не болело, всё равно следовало заняться лечением.
Я аккуратно осмотрела шрам и крепко прижала ткань, чтобы жидкость хорошо впиталась. Его тело продолжало подрагивать. Я подула на рану, надеясь облегчить жжение.
– Если станет нестерпимо больно, дайте знать.
– …
После обработки, набрав немного лекарства на кончики пальцев, я осторожно нанесла его на рану. Судя по всему, шрам останется. Я нахмурилась от досады и тщательно прошлась по каждой ране и царапине. После этого я собиралась наложить ткань и обмотать бинтами, но Винсент отказался.
– Тогда вам придётся остаться в таком положении, пока лекарство не впитается.
– Хорошо.
Закончив с процедурой, я слегка отодвинулась назад. Винсент сел поудобнее. Хоть я и согласилась помочь, но получилось не очень аккуратно, так как мне не хватало навыков.
– И всё же, вам следует получить профессиональное лечение, – объяснила я и подняла голову. Лицо Винсента выглядело напряжённым. Но почему? Что-то не так? Вышло настолько больно?
– А ты неплоха в этом.
– Потому что у меня большой опыт, – ответила я непринуждённо и занялась сортировкой ткани, бинтов и флаконов, но внезапно в поле зрения появилась его рука.
– Я тоже помогу тебе с лечением, так что давай сюда.
– Что? Но у меня нет никаких травм.
Когда я взмахнула рукой, отказываясь, Винсент схватил моё запястье и потянул на себя. Он расстегнул манжет на моей одежде и закатал рукав. С внутренней стороны была царапина – такое место, что трудно заметить.
– Эм-м-м…
– Не слишком ли ты жестока к себе? – сказал Винсент, склонив голову.
Расстояние между нами вновь сократилось. Его золотистые волосы развевались на ветру и щекотали кончик моего носа, вынуждая слегка откинуть голову назад.
Он внимательно осмотрел моё запястье. Затем взял дезинфицирующее средство и вылил прямо на рану. Моё лицо исказилось от сильной боли.
– Больно?
– Терпимо.
– Значит, всё-таки больно.
Затем он выливает ещё больше жидкости. Моё лицо мрачнело всё сильнее и сильнее. Когда из меня вырвался болезненный стон, последовал холодный приказ терпеть – такой жёсткий, что я была готова расплакаться.
Продезинфицировав рану, Винсент нанёс на кончики пальцев немного лекарства и втёр в рану так, как это делала я. Прикосновение было осторожным и на удивление нежным.
– Вы так добры.
С каких пор он обращает внимание на состояние слуг? Разве он из тех, кого беспокоят подобные вещи? Неужели он настолько внимательный хозяин?
Размышляя об этом, я нахмурила брови и покачала головой.
Ага, как же, размечталась.
– Я просто стараюсь быть как можно добрее к другим.
– Ух ты, надо же.
Интересный образ мышления. А со мной ты так за что, ублюдок?
(Прим. ред.: вспоминает, как он относился к ней в самом начале)
– Вы хороший человек.
– Ты преувеличиваешь.
– …
– Так выходит лишь потому, что я не знаю, кто есть кто.
Я спросила о том, что он имеет в виду, но он не ответил и сосредоточился на своём занятии. Поэтому дальше я решила молчать и просто наблюдала.
Но всё это было очень необычно. Он наносил мазь так бережно, словно боялся причинить мне боль.
Могу с уверенностью сказать, что его отношение заметно изменилось. Наша первая после стольких лет встреча оставила не самые хорошие впечатления, но теперь находиться с ним стало легче, его голос стал мягче, и он заявил, что старается относиться и к своим подчинённым как можно добрее. Всё это никак не вязалось с тем, что было раньше, когда он разбрасывался вещами и кричал убираться прочь.
Честно говоря, я поражена до глубины души. Сложно поверить, что этот сумасшедший господин способен выражать такие тёплые чувства! Неужели это и есть то чувство, которое испытывает мать, когда её проблемный ребёнок вырастает достойным человеком? Мысленно я восхищалась переменам, произошедшим за пять лет. Я была готова аплодировать стоя.
Он стал порядочным человеком.
– Думаю, останется шрам.
– Это неважно.
Закончив с нанесением лекарства, он положил сверху кусочек ткани и перемотал бинтом. Но повязка становилась всё толще и толще…
– Должно быть, тебе нелегко пришлось.
–… Наверное?
Я отреагировала не сразу, потому что задумалась над тем, стоит ли вообще что-то комментировать.
– У тебя много шрамов на руке, – добавил Винсент, поясняя свои слова, тщательно поправляя узлы на бинтах и осматривая мою руку. Его глаза скорее изучали мою кожу, а не сами бинты.
Как он и сказал, на моих руках было полно мелких шрамов. Для женской руки это выглядело некрасиво: на ней полно мозолей, а кости слишком выпирали, уродуя её ещё больше. Я смутилась и попыталась отдёрнуть руку, но его хватка стала крепче. Он держал меня так, будто не хотел отпускать.
– Кажется, подобное случается с тобой не в первый раз.
Он хочет сказать, что если пришлось пережить много трудностей, то подобное случается часто? Если бы я была не согласна, то снова пришлось бы врать, но на этот раз можно было ответить честно:
– Да. Мне не привыкать.
– Ты говорила, что работала на семью Кристофер.
– … Да.
Помнится, я действительно говорила что-то такое. Не прозвучал ли мой ответ слишком фальшиво?
– Похоже, ты привыкла к работе прислуги.
– …
Мгновенно я потеряла дар речи.
Может, я просто надумываю лишнего, но… Я чувствовала неладное уже долгое время, и эти его слова звучали так, будто он следил за мной. Ха, но ведь не было никаких разоблачающих знаков. Конечно, он наблюдал за мной в последнее время, но не думаю, что он настолько внимателен, чтобы с уверенностью узнать меня. Он просто таким образом хвалит меня, да?
Только тогда Винсент отпустил мою руку.
– Думаю, готово.
– Спасибо, – сказала я, кивнув головой.
Но когда я обратила внимание на повязку, забинтованную так туго, что я не могла и пальцем пошевелить, то усомнилась в искренности своей благодарности. Винсент с гордостью любовался результатами своих трудов.
– Раз ты так благодарна, то ответь честно на вопрос.
У него ещё и совести хватает выдвигать какие-то требования. Это застало меня врасплох, но я согласилась:
– Спрашивайте.
– Ты уверена, что никогда здесь не работала?
Меня словно встряхнули его неожиданные слова. Мой взгляд метнулся к Винсенту. Он смотрел прямо на меня с серьёзным лицом.
– Подумай как следует. Совсем ничего?
Я моргнула. Никак не могу понять, зачем он снова спрашивает об этом? Я ответила не сразу, но всё же медленно кивнула. Мой ответ остаётся неизменным.
Винсент какое-то время молча смотрел на меня, а потом резко прислонился затылком к стволу дерева. Кажется, он погрузился в свои мысли, после чего закрыл глаза и тихо пробормотал:
– Ладно. Другого я и не ожидал.
Ощущение, что меня ругают.
А вдруг… Он догадывается кто я? Я настороженно уставилась на Винсента. Но его лицо не выражало никаких эмоций. Это напрягало ещё больше.
Теперь я неприкрыто глазела на него, и он, почувствовав это, посмотрел на меня в ответ. Наши взгляды на мгновение встретились.
Внезапно Винсент разразился смехом.
– Вот так-то лучше.
– Что?
– Не склонила голову и не отвела взгляд.
Я не сразу поняла, о чём он толкует, но мне вспомнилось, как он держал моё лицо. Воспоминания проявились в голове, и теперь мне было сложно и дальше смотреть на него. Винсент не смог сдержать улыбки, а, по всей видимости, даже не пытался. По какой-то причине мой разум опустел.
Теперь, когда мы разобрались с травмами, моя работа сделана. Между нами повисла тишина. Но ни он, ни я и не думали уходить.
Кончики моих пальцев, обмотанные бинтами, едва касались его пальцев. Столь лёгкое прикосновение было слишком ощутимым. Эти круглые изумрудные глаза были мне незнакомы.
Бесчисленные белые лепестки осыпались с ветвей, скользя по нашим головам, задевая щеки, цепляясь за плечи и наконец достигая земли. Винсент, освещаемый ярким солнечным светом, не дрожал от страха и не делал ничего странного, но я не могла оторвать от него глаз.
– Я купил это в одном известном месте, – неожиданно прервал молчание Винсент. – Очень сладкое и вкусное.
Он бросил быстрый взгляд на тканевый мешочек, который свисал с моей юбки. Я тоже медленно посмотрела на подарок.
– Попробуй, тебе понравится.
– Сейчас?
– Сейчас.
Твёрдый ответ не принимал отказа, поэтому я заглянула в мешочек и достала квадратик. Я осмотрела его: маленький, размером не больше пальца. Открыла обёртку и положила конфету в рот. Сладкий вкус растёкся по языку. Мои глаза восхищённо округлились.
– Сладко?
– Да. Очень.
– Это карамель.
Карамель. Я жевала, размышляя над тем, как такая невероятная штука появилась в нашем мире. Это самое лучшее, что я когда-либо ела. Кроме того, она таяла во рту и становилась липкой, из-за чего казалась ещё слаще.
– Вкусно?
– Да.
– Хорошо.
Винсент снова мило усмехнулся.
– Съедай по одной штучке каждый раз, когда захочется плакать.
Я перестала возиться с карамелью. Он купил это для меня?
– Вы купили это мне?
– Да.
– Почему?
Это ещё что такое?
– Ну…
– …
– Ты так много плакала. И ещё, кхм…
Что он только что сказал? Я поражённо моргнула.
– Из-за тебя мои плечи промокли насквозь, поэтому пришлось постирать рубашку, как только я вернулся в комнату. Итан продолжал донимать меня из-за твоих слёз. Ты хоть знаешь, через что я прошёл?
– Ох, нет, возможно, хозяин неправильно меня понял.
– Тогда мне нужно было сказать, что ты плакала, потому что испугалась темноты? И еще сказала, что хочешь сбежать? Насколько тяжелой должна быть работа здесь, чтобы так горько плакать с нескончаемым потоком слёз и соплей?
Ничего себе толкование! И я не плакала «с нескончаемым потоком слёз и соплей»! Хоть меня и накрыла волна смущения, я попыталась объясниться, но он быстро продолжил:
– Даже няня пришла ко мне, чтобы заступиться за тебя. Она сказала, что никогда не видела, чтобы ты так плакала, и всегда трудишься на совесть. Потом она припомнила мне всё, что произошло, но разве не лучше ли узнать у Итана, почему так тяжело прислуживать ему?
– Вы неправильно поняли. Всё совсем не так.
События начинают принимать другой оборот. Сейчас я размахивала руками, пытаясь оправдать Итана. Итан, конечно, потрепал мне нервы, но прислуживать ему было не настолько тяжело, чтобы впадать в истерику и пытаться сбежать.
– Тогда почему ты так сильно хочешь сбежать?
– Может, тоже попробуете?
Я достала ещё одну карамельку, развернула обёртку и протянула ему. Было слишком очевидно, что это неудачная попытка быстро сменить тему. Глаза Винсента сузились, но он сделал вид, что не заметил моих намерений и потянулся за конфетой.
Но вместо рук ко мне приблизилось лицо Винсента. Он открыл рот и съел протянутую мной карамель. Мои руки замерли в воздухе.
Он открыл рот, пережёвывая карамель:
– Неплохо.
Очередная скудная оценка вкуса.
Нет, я же хотела просто отдать карамель ему в руки, чтобы уже потом он её съел… Его неожиданные действия никак не укладывались в голове. Моё лицо покраснело, стоило мне только вообразить, как я с нежностью кормлю его карамелью.
Как и ожидалось, он меня не узнал. Если бы он знал, кто я, то никогда не вёл бы себя так. Боже, тогда зачем ты это делаешь?
– Что ж, тогда я пойду?!
В моей голове царил полный кавардак, и было невозможно мыслить здраво. Я поспешно подорвалась с места. Не думаю, что могу спокойно и дальше находиться рядом с ним.
Когда я встала, то ткань, бинты и флаконы, про которые я совсем позабыла, выпали и разлетелись во все стороны. Из тканевого мешочка выкатилось несколько конфет. Я в панике начала поднимать вещи одну за другой.
Винсент поднял карамель, которая укатилась к его ногам, и протянул её мне. Я благодарственно кивнула головой, приняла конфету и сунула её в карман. После того как я более-менее упаковалась, я повернулась к нему спиной и сделала шаг вперёд. Винсент как ни в чём ни бывало последовал за мной…
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления