Лука сказал, что его дядя Микеле — едва ли не самый сносный человек среди Орсини. Оказалось, он не преувеличивал.
Последующие встречи проходили с людьми, чьи лица застыли в испуганной маске при виде Тоджина. Они не игнорировали приветствия после представления Луки, но сохраняли определённую дистанцию, словно он был разносчиком чумы. На общем фоне единственным исключением выступал отец Луки — Маттео.
«До чего же они похожи».
Глядя на Маттео, любой догадался бы, что он отец Луки. Те же черты, тот же разрез глаз. Глубокие морщины на лице придавали ему благородное обаяние. Правда, выглядел он так, словно вампира разбудили средь бела дня. Усталым, даже слегка измученным.
— А, понятно.
Эта фраза стала единственной его реакцией на появление Тоджина. Впрочем, взглянув на Луку, он ограничился тем же:
— А, пришёл.
Его безразличие распространялось на всех одинаково.
— Эм…он выглядит очень утомлённым.
— Ну да. После ленивого отдыха на Амальфи добираться до особняка — дело утомительное.
* Амальфи — город в Италии. Он является частью Амальфитанского побережья. Его визитная карточка — ярко-бирюзовое море, крутые скалы и пляжи.
Лука без колебаний обнажил слабость отца. Вполне в его характере.
Обед проходил в столовой за бесконечно вытянутым столом. Тоджин был уверен, что вилла синьоры задала предельную планку роскоши, но данный замок поражал не меньше.
«Размах впечатляет…»
Чтобы обставить пространство, потребовалось, наверное, вдвое больше средств, чем на виллу синьоры. Даже картины, висящие в столовой, стоили баснословных денег.
«Зачем развешивать такие дорогие полотна тут?»
Мысль навевала беспокойство. Столовая, где постоянно носят блюда и едят, — не подходящее место для таких картин. Их состояние, учитывая ценность, оставляло желать лучшего. Однако вмешиваться Тоджин не собирался. Он сел рядом с Лукой, почти у самого края длинного стола.
Почётное место занимал второй сын — Гвидо.
«Он смотрел на меня с наибольшим отвращением».
Мужчина демонстрировал неприязнь открыто.
«Вдобавок он отец Клаудио…»
Тоджин уставился в тарелку. Лука, не дожидаясь вопроса, прошептал ему на ухо:
— Виллу отец Клаудио буквально выклянчил. Обожает ей хвастаться.
Не показывавшийся целый день Клаудио сидел рядом с отцом и довольно улыбался.
«Наглость и заносчивость у них явно наследственное».
Тоджин пристально наблюдал за ними. Лука слегка наклонил голову, перекрывая обзор, и поймал его взгляд. Выражение его лица явно спрашивало:
«Чего ты их разглядываешь?»
Тоджин опустил глаза и принялся пробовать блюда. Еду подали на дорогой посуде, а сами кушанья выглядели так, будто повар изрядно над ними потрудился.
Приготовлено было очень вкусно, однако остальные присутствующие слишком увлеклись беседой.
«Кроме нас…»
То, что его держали на расстоянии, Тоджин мог понять, но игнорировать Луку, который его сюда привёл, — перебор.
«Ну и ладно. Так даже лучше».
С этой мыслью он принялся резать мягкое, вытомленное мясо. Но рука внезапно застыла.
— Кто-нибудь видел перстень?
Громко брошенная реплика Микеле, старшего сына рода Орсини, заставила всех вздрогнуть.
— Ты до сих пор его не нашёл? Как вообще ты ведёшь дела?
— А как найти то, чего нет? У меня, знаете ли, и других задач хватает.
— А если его найдут, кому оно достанется?
Все мужчины Орсини, кроме Луки, моментально оживились. Перстень, о котором шла речь, сейчас лежал в шкафу в доме Марисы Орсини в Венеции — аккуратно спрятанный рядом с паспортом Тоджина.
«Чёрт побери…»
Реставратор поспешно отпил воды. Горло жгло, от резкого глотка он подавился. Он прикрыл рот рукой и попытался заглушить кашель, но скрыть звук не удалось.
Весь стол разом обернулся. Холодные, пронизывающие зелёные взгляды медленно сомкнулись на нём, будто перед ними разыгрывалось любопытное представление.
— Тоджин.
Масла в огонь подлил Лука. Он мягко похлопал Тоджина по спине и даже промокнул салфеткой уголки глаз, где выступили слёзы. Это было слишком, словно они и впрямь влюблённые.
Не выдержав зрелища, отец Клаудио громко прочистил горло и заговорил:
— Лука, ты не видел кольцо? Я просил твою секретаршу проверить кабинет директора в Кадорсини.
— Лука был чересчур занят, развлекался с другом. Не до таких мелочей ему.
Язвительно вставил Клаудио.
Повисла звенящая тишина. Кашель прошёл, но реставратор всё равно не решался опять взять в руки приборы.
«Лучше пытки не придумаешь…»
Внимание, сосредоточенное на них, неприятно тяготило. Лука, как будто не замечая напряжения, спокойно заговорил:
— У меня не нашлось времени поискать кольцо. Плотный график. Аукционы, фонд, да и…как и подметил Клаудио — у меня роман.
Он даже не моргнул, делая глоток вина, расслабленно смачивая губы.
— Если бы бабушка передала обязанности по фонду кому-нибудь посвободнее, у меня было бы меньше хлопот.
— Как раз хотел спросить, что ты намерен делать с Кадорсини? Если ты занят своим аукционным домом, мы, пожалуй, вызвались бы помочь.
— Благодарю за предложение, но я справлюсь. Фонд уже помог мне вернуться в Венецию, я не могу взвалить на вас ещё и это.
Уголки губ Луки приподнялись в безупречной улыбке, однако в ней не ощущалось ни малейшей искренности.
— Вот как? Что ж, знаешь, ты всегда отличался от нас.
Не так важно, какой была его улыбка. Тоджин поздно понял: ответ Луки стал началом очередной атаки.
— Ты живёшь суетно. Старика вроде меня такое заставляет переживать. Да и нашему роду подобное не к лицу.
— Если тебе это так претит, может, перестанешь заниматься коммерцией? Мы всегда являлись коллекционерами и покровителями, а не торгашами.
— Твой отец тоже ненавидел аукционные залы. Желая сделать ставку, он нанимал представителя. Открыто называть цифры, выкрикивать…какая-то дикость, разве не так? В духе Нового Света.
* Под «Новым Светом» в данном контексте подразумевают США.
Кроме отца Луки, который с потухшим видом тянул вино, все, кто носил фамилию Орсини, обрушились на того как по сигналу.
Если обобщить, всё сводилось к одному: слишком усердствовать в зарабатывании денег — недостойно.
Возможно, потому что Лука не удостоил их ответом, их болтовня становилась всё бесцеремоннее.
«Удивительная наглость...»
Именно поэтому Пэ Тоджин решил вставить слово.
— Простите, что перебиваю, но картина на стене…работа Каналетто?
* Каналетто — прозвище венецианского художника Джованни Антонио Каналя (1697–1768), мастера городских пейзажей и архитектурных видов. Его работы ценятся за детальность и документальную точность.
Стоило Тоджину подать голос, как гул стих. Слишком очевидный и прямой вопрос, чтобы сделать вид, что его не услышали. Гвидо нехотя бросил:
— Глаз намётан.
— Мне довелось реставрировать серию работ Каналетто, когда работал в галерее Уффици.
При упоминании Уффици они немного оживились. Хорошо, что в его послужном списке имелись такие вещи, которыми можно похвастаться.
— Я, конечно, не проводил полноценный осмотр, но по состоянию поверхности понятно: картине требуется неотложная реставрация. Трещины серьёзные. И, говоря откровенно, мне сложно понять, почему картину вообще повесили в столовой. Не знаю, как часто вы здесь принимаете пищу, но поддерживать стабильную влажность и температуру в таком помещении практически невозможно. Ценное полотно страдает.
Все выглядели сбитыми с толку его замечаниями.
— Мы…просто привыкли видеть её здесь. Не задумывались.
— Так вы смотрели на неё каждый день и не заметили трещин?
Тоджин округлил глаза. Притворяться удивлённым труда не составляло. Возможно, из-за языкового барьера, а может, потому что они и правда не верили, что иностранцу под силу уколоть их, на лицах за столом отражалась не злость — растерянность.
Гвидо изобразил улыбку и слегка кивнул подбородком:
— Ты ведь реставратор, верно? Если не возражаешь, можем поручить тебе восстановление.
— И сколько вы готовы заплатить?
Вопрос прозвучал нарочито прямолинейно. Орсини многозначительно переглянулись:
«Так мы и знали».
Вот что читалось в их лицах.
Ещё минуту назад сетовали, что думать лишь о прибыли недостойно, что они выше этого, и вот те на.
Гвидо вяло уточнил:
— А сколько подобное стоит?
— Эм, вы не знакомы с ценами на реставрационные работы?
Он не сомневался, что так и есть.
Для таких людей деньги, наверное, уже и не ощущаются как деньги. Благодаря гигантским трастовым фондам, они для них — всего лишь цифры на бумаге.
— Ах, прошу прощения, я просто удивился. Полагал, что человек, являющийся коллекционером и покровителем, наверняка знает такую информацию. Вдруг я озвучу совершенно заоблачную сумму, что тогда?
Тоджин устремил прямой взгляд на Гвидо в дальнем конце стола.
Он вежливо улыбнулся, одновременно демонстрируя обеспокоенность.
— Мы, знаете ли, в подобных мелких расходах не слишком соображаем.
— «Не слишком соображаете»? Что вы имеете в виду?
Тоджин повернулся к Луке.
Он прекрасно знал значение слов — в языковой школе во Флоренции зубрил лексику с маниакальной усердностью. Спрашивал он для другого.
* Корейское слово «무디다» может переводиться по-разному, зависит от контекста. В речи Гвидо оно употреблено в значении «не силён», «плохо разбирается». Тоджин же делает вид, будто воспринимает его второе, более грубое значение — «туповатый», «глупый», намеренно переигрывая ситуацию.
Лука неторопливо поднёс к губам бокал, чуть задумался и встретил взгляд Тоджина с ободряющей улыбкой.
— Если толковать буквально, «не соображать» — значить быть недалёким, глуповатым. Что-то такое.
— Недалёким…глуповатым…
Тоджин нахмурил брови. Специально повторив слова Луки вслух, он вдруг расплылся в просветлённой улыбке.
— А-а-а! Ну, если вы богаты…и при этом…вот такой…
Он специально запнулся, выдержав паузу. Все притихли. Своим манёвром Тоджин полностью стёр из высказывания Гвидо нужный контекст.
— Для реставратора вы идеальный клиент. Я с удовольствием взялся бы за работу!
Никто не притронулся к еде.
Все старательно пытались переварить случившееся, понять странную перепалку, осмыслить слова гостя. Тихого чужака, который только что фактически выставил младшего Орсини человеком «богатым, тупым, которого можно легко обвести вокруг пальца, завысив цену».
— А-ха-ха-ха-ха-ха!
Тишину прорезал звонкий смех.
Лука смеялся до одышки. С его обычной элегантностью такое не вязалось, однако сам хохот звучал удивительно приятно.
Тоджин посчитал, что так тот его решил поддержать.
«Или, может, ему действительно смешно».
Атмосфера в столовой, где смеялся лишь один человек, стала неловкой. Но Луке было всё равно.
«Да какая разница?»
Самому Тоджину от смеха мужчины становилось легче. К тому же теперь все изумлённые взгляды переключились на Луку и наконец отстали от него.
— Вам что, совсем не смешно? А мне вот кажется, у Тоджина отличное чувство юмора.
Лука всё ещё улыбался, его рука сама собой легла парню на плечи. Тот слегка повернулся и отчётливо произнёс:
— Погодите, но я же не шутил! Как только закончу все текущие проекты, свяжусь с вами. Обязательно поручите реставрацию мне.
— Дядя Гвидо, пожалуй, и правда не заметит, если ты запросишь хоть в десять раз больше. Он человек крайне щедрый.
Отец Клаудио, внезапно ставший объектом насмешек, с неприязнью бросил:
— Не припоминаю, чтобы слышал что-то достаточно остроумное для такого хохота.
— Если бы Мариса была здесь, она бы точно рассмеялась. Да и мама тоже.
Ответил не Лука, а его отец, едва ли не впервые за весь ужин включившись в разговор. До того он ограничивался перекатыванием бокала.
— Они обе имели странное чувство юмора.
— В отличие от всех остальных в этом доме, они его хотя бы имели.
Лука пожал плечами. Лицо мужчины во главе стола налилось таким ярким румянцем, что казалось, ещё немного — и он взорвётся.
— Лука, ты…
В ответ на сдавленный от ярости тон Лука снова подлил масла в огонь, сохраняя полное безразличие.
— Не стоит так горячиться, дядя.
— Пусть он и мой сын, дело не в том, что я его защищаю…но он прав. Не заводись, брат, у тебя и без того проблемы с давлением. Щедрость — похвала, а не упрёк. Благодаря таким меценатам, как ты, люди в данной сфере могут зарабатывать на жизнь.
Маттео мастерски умел говорить так, что не поймёшь — он подшучивает или сглаживает ситуацию, и возражать ему при этом казалось неуместным.
«Они с Лукой похожи…»
Сходство проявлялось не только во внешности: обоим явно нравилось дразнить людей. Тоджину становилось интереснее наблюдать за ними, чем за той искрой конфликта, которую он сам и разжёг. Хотя она угасла быстрее, чем он ожидал.
Мать Клаудио мягко сменила тему:
— Ладно, хватит колкостей. Говорят, Беатриче тоже будет на Биеннале. Лука, ты слышал?
— Да.
— Вы виделись? Беатриче очень по тебе скучает. Я её приглашала в гости, но она, увы, занята. Говорит, начала работу над новым проектом и собирается поехать в Мурано.
* Мурано — небольшой островной архипелаг неподалёку от Венеции.
Женщина украдкой глянула на Тоджина.
Тот мысленно повторил услышанное имя и горько усмехнулся.
— Вы же встречались, верно? Ах, пожалуй, такие разговоры сейчас вести неуместно.
Невоспитанным болваном являлся Клаудио. Совершенно типично — сначала сказать гадость, а потом добавить, что подобное неуместно. Конечно же он сразу понимал, что так и есть.
«Какая там неуместность? Мы не встречаемся по-настоящему, идиот».
Тоджину хотелось уверенно рассмеяться данной мысли в лицо, но он не мог. Внутри вспыхнуло чувство, которому он предпочёл не давать названия.
Лука негромко фыркнул.
— Верно. Если поднимать такие темы, потом мне придётся успокаивать рассерженного Тоджина. Ради меня, прошу, сохраняйте хотя бы тень приличия.
Укор прозвучал достаточно естественно. Тем временем рука Луки легла поверх левой руки Тоджина.
«Это уже слишком».
Подумал тот, но показывать недовольство не стал. Лишь лёгкое вздрагивание стало максимальной реакцией, которую он позволил себе.
— Нет, я…
— Сразу скажу, что с Беатриче нас ничего не связывает. Она звонила мне по работе. Хотела выставить одну из своих картин на моём аукционе.
— Похоже, она тебе безмерно доверяет. Вообще, способность доверять кому-то настолько — уже признак особой связи. Ну, учитывая ещё ту историю в Лондоне…
— Клаудио, хватит. Веди себя корректно.
Резко оборвал разговор отец Клаудио. Среди Орсини повисла тягостная пауза.
— Налейте ещё, пожалуйста.
Маттео, уже изрядно подвыпивший, подозвал слугу. После продолжился неловкий ужин, с поверхностными разговорами о погоде и вине.
Тоджину тоже оставалось только заливать вино внутрь.
«Чтобы вытерпеть этих людей, понадобится выпивка».
Лука оказался прав. Надо признать, создавалось впечатление, что они и сами пьют, чтобы выдержать общество друг друга. Поэтому к концу ужина почти все были навеселе.
— Останьтесь на ночь, Лука. Уже поздно, да и выпили немало. Вещи уже отнесли в комнату. Луиза поможет.
Микеле, изрядно захмелевший, произнёс это скорее как приказ. Лука на мгновение заколебался, посмотрев на Тоджина.
— А, мы…
— Мы останемся. Благодарю.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления