18. Бойкот [1]

Яо Цзин изначально была вице-президентом, отвечающим за агентские услуги для артистов. Из-за того, что бизнес «Синьхуэй» в последние два года шёл неважно — новичков подписывали много, но так и не могли вырастить перспективные таланты — Яо Цзин приложила неимоверные усилия, чтобы привлечь ресурсы: истощила все свои мысли, сточила язык на переговорах, исходила немало на своих длинных ногах. Однако подписание новых контрактов не спасло «Синьхуэй», работать с артистами становилось всё сложнее, и вице-президент Яо задумалась о смене должности.

Как раз в то время произошла история с дракой Се Гуана и господина Чжана. Вечером того же дня на совещании высшего руководства Яо Цзин всеми силами способствовала принятию решения об увольнении Се Гуана, а впоследствии, используя расторжение контракта с ним как «пропускной билет», успешно взошла на борт «большого корабля» господина Чжана.

Директор Чжан, с одной стороны, объявил бойкот Се Гуану в индустрии, а с другой — достиг договорённости о сотрудничестве с «Синьхуэй». Яо Цзин превратила неблагоприятную ситуацию в возможность, чем заслужила особое восхищение генерального директора «Синьхуэй» Ян Жуна, который счёл её человеком, умеющим вести дела, и перевёл её в отдел кинематографических инвестиций, вынудив другого вице-президента уволиться и уйти.

Яо Цзин ясно видела текущую ситуацию: её будущее было не в приходящей в упадок «Синьхуэй», а в директоре Чжане и стоящей за ним компании «Сыюэ Чуаньмэй». Господин Чжан был человеком, который «сказал — и ветер сменился на дождь»[2]. В вопросах престижа и там, где нужна громкая поддержка, Яо Цзин должна была быть с ним заодно.

Будь сейчас перед ними другой режиссёр, тот, скорее всего, уже давно бы склонил голову и смирился под давлением двух крупных инвесторов. Но на этот раз они столкнулись с жёстким отпором. Бай Лучжоу была крепким орешком, готовым пожертвовать собой ради искусства. Она уже не раз открыто противостояла множеству инвесторов, так что одного лишь Чжан Хэшаня она вообще ни во что не ставила.

Яо Цзин, видя, что господин Чжан теряет позиции, в душе восемьсот раз прокляла Се Гуана, мечтая разорвать его на части. Это был первый проект, который она получила после перевода в отдел кинематографических инвестиций, и он ни в коем случае не должен был быть разрушен из-за Се Гуана. Её ум работал со скоростью света, и за несколько мгновений она приняла решение: раз с Бай Лучжоу ничего не поделать, то нужно выставить Се Гуана её противником. Яо Цзин не верила, что у «Хэжунь Тяньчэн» хватит духу терпеть артиста с запятнанной репутацией, избившего инвестора.

С «горьким» выражением лица, одновременно опасаясь, что Се Гуан может взорваться и ударить её, она красочно описала, как компания осыпала Се Гуана милостями и усердно его взращивала, а он же из-за «ревности» жестоко избил важного делового партнёра компании, господина Чжана. Между строк, каждое слово обвиняло его в том, что он бессердечный, коварный, жестокий и своенравный подлец.

Пока Яо Цзин припоминала старые дела, Чжан Хэшань, слушая её рассказ, внезапно вспомнил о нежданном госте, появившемся той ночью.

Он уже был наслышан о славе того господина и первоначально счёл это всего лишь комедией с ошибкой в идентификации, но теперь, вспоминая обстоятельства того случая и связывая их с необычным интересом Бай Лучжоу к Се Гуану, в его сердце внезапно возникло дурное предчувствие.

То, что Се Гуан, несмотря на его бойкот, смог связаться с Бай Лучжоу и сидеть здесь, бросая им вызов… Не стоял ли за этим тот самый человек? Если это правда, то что будет, если они сейчас набросятся на Се Гуана?

Последствия могли бы быть слишком ужасны. Чжан Хэшань лишь подумал об этом, и его спина тут же покрылась холодным потом.

Яо Цзин уже собиралась продолжать, говоря, что после ухода из «Синьхуэй» ни одна компания не хотела брать Се Гуана, как вдруг господин Чжан поспешно и резко остановил её: 

— Хватит, остановись.

Яо Цзин опешила, но, видя, что Чжан Хэшань не собирается объяснять, и сама покрываясь холодным потом, тут же добавила: 

— Директор Чжан великодушен и не держит на него зла, но вам, режиссёр Бай, стоит проявить бдительность и не дать себя обмануть.

Среди присутствующих были и другие сотрудники «Синьхуэй», в душе презиравшие Яо Цзин: во-первых, они никогда не видели, чтобы так пинали лежачего — Се Гуан уже не был человеком «Синьхуэй», а она всё ещё поливала его грязью перед партнёрами; во-вторых, Яо Цзин всё же была вице-президентом «Синьхуэй», и её низкопоклонство перед директором Чжаном из другой компании, её лицемерие было отвратительным.

Бай Лучжоу, нахмурив брови, не удостоила ответом, и прямо обратилась к Се Гуану: 

— А ты что скажешь?

Се Гуан за всё это время не проронил ни слова, его присутствие было почти незаметно. Теперь, когда заговорила Бай Лучжоу, все взгляды устремились на него с разными чувствами: было там и любопытство, и злорадство.

Се Гуан помолчал мгновение, словно обдумывая, и наконец медленно произнёс всего три слова: 

— Тому была причина.

По сути, это было пустое заявление.

Бай Лучжоу ждала объяснения, но Се Гуан отказался говорить больше, лишь сказав: 

— У каждого есть рот, и я не могу контролировать, что они говорят. У каждого есть своё суждение, и я не могу повлиять на то, как они меня оценивают. Могу лишь сказать, что моя совесть чиста. Если бы всё повторилось снова, я поступил бы так же, как и тогда.

— Ты не объясняешь причину и следствие, как я могу тебе верить? — Бай Лучжоу не ожидала, что выбор второстепенного актёра вызовет такую кучу проблем, и, едва сдерживая гнев, сказала: — Уж если избил, так чего теперь бояться говорить?!

Услышав это, лица Яо Цзин и господина Чжана тут же продемонстрировали целый спектр эмоций. Ответственный представитель «Хэжунь Тяньчэн» громко прокашлялся, напоминая режиссёру Бай следить за словами.

Се Гуан тихо рассмеялся.

Он смеялся легко, словно совсем не принимал к сердцу заполнившие комнату сомнения, клевету и гнев, в его смехе сквозила беспечность и свободная небрежность. Но улыбка была лишь на губах, до глаз она не доходила.

— Раз уж дело затрагивает чужие шрамы, не стоит выносить их на показ, — он бросил на Бай Лучжоу полный извинений взгляд. — Извините, что вам пришлось услышать такую неприятную историю. В этой ситуации мне нечего объяснять.

Бай Лучжоу, к удивлению, не разозлилась, а задумчиво посмотрела на него.

Режиссёр очень чувствителен к эмоциональному состоянию актёров. Она могла и не понимать, о чём думает Се Гуан, но знала, что в данный момент, в такой ситуации, эмоции обычного человека не были бы такими спокойными и безмятежными.

Он был слишком спокоен, как стоячая вода. Его поливали грязью больше получаса, а он не огрызался, словно уже заранее приготовился к тому, что его отвергнут.

Он не питал никаких надежд, поэтому просто раскрылся и позволил другим говорить, не вступая в споры.

Это было совершенно не похоже на тот дерзкий и надменный образ, который Бай Лучжоу видела в кадре у режиссёра Хэ.

Одна неудача не могла сломить боевой дух человека до такой степени. Что же с ним произошло?

Бай Лучжоу никак не могла догадаться о Хо Минцзюне. Ей и без того Яо Цзин и Чжан Хэшань были неприятны, и она инстинктивно «водрузила чёрный котёл на их головы»[3], а вспомнив недавние выкрики Чжан Хэшаня, решила, что это «Синьхуэй» и «Сыюэ» провернули какие-то тёмные делишки, из-за которых карьера Се Гуана пошла наперекосяк, и он совсем пал духом.

В начале своего пути Бай Лучжоу за свой дебютный фильм «Танец пепла» получила награду на международном кинофестивале и снискала славу талантливого режиссёра. Однако затем наступило почти пятилетнее затишье, прежде чем она сняла «Весну после бури» — работу, получившую признание критиков и кассовые сборы. Её карьерный спад также был вызван юношеским максимализмом: она оскорбила одного весьма уважаемого в индустрии старого режиссёра, что привело к постоянным блокировкам и препятствиям. Пришлось ждать, пока тот не умер, чтобы наконец появился шанс снова заявить о себе.

Если говорить о «неписаных правилах» индустрии, то Бай Лучжоу считала, что у неё было больше опыта, чем у Се Гуана, и её ситуация была гораздо хуже. Поэтому великий режиссёр Бай, исходя из собственного опыта, решила, что Се Гуан был слишком малодушен и обидчив. «Тот, кого не пытаются заблокировать, не герой![4] Настоящий мужик должен давать прямой отпор! Как можно из-за каких-то двух подлецов отказываться от мечты о звёздах и морях?»

Она решительно взмахнула рукой и мгновенно приняла решение: 

— Ладно, благодарю госпожу Яо за беспокойство о моей безопасности, но больше не утруждайте себя заботами. Повторю: в профессиональных вопросах слово за мной. Либо мы расходимся прямо здесь, и вы ищете другого специалиста.

Яо Цзин всполошилась: 

— Режиссёр Бай!

Бай Лучжоу, словно не в силах больше тратить на неё слова, сделала вид, что собирается уйти. Окружающие поспешили подойти, заискивающе удерживая её, и наперебой заговорили: 

— Режиссёр Бай, не торопитесь, не торопитесь! Мы собрались именно для общения и обсуждения, все вопросы можно решить миром. Если вы уйдёте, как мы будем снимать фильм? Садитесь, садитесь…

Все засуетились. Сердце Се Гуана ёкнуло. Он открыл рот, но не смог издать ни звука, лишь почувствовал, как горло пересохло.

Он думал, что его непременно отвергнут, поэтому всё это время холодно наблюдал со стороны, как за представлением. Но сейчас, когда Бай Лучжоу твёрдо встала на его сторону, он вдруг осознал, насколько сильно нервничал в ожидании её финального решения.

Человеческое сердце — не камень. Как бы он ни притворялся, в конце концов и в нём осталась щель, через которую просачивался ветер[5]. 

Бай Лучжоу с ворчанием уселась обратно под напором уговоров присутствующих. Похоже, «Хэжунь Тяньчэн» действительно уважали её; даже когда она упрямо препиралась с инвесторами, они лишь отделывались незначащими увещеваниями, доведя искусство «смягчения конфликтов»[6] до совершенства.

Яо Цзин всё ещё была недовольна, но директор Чжан уже понял соотношение выгод и рисков. Во время перерыва он быстро отправил ассистенту сообщение с приказом выяснить, чем в последнее время занимался Се Гуан. Яо Цзин не могла прямо поговорить с ним и отправила ему несколько сообщений в WeChat, но Чжан Хэшань просто сделал вид, что не заметил, спрятавшись в туалете и не выходя оттуда до начала собрания.

В первой половине встречи практически не обсудили ничего по делу; три стороны спорили из-за одного второстепенного актёра. Когда началась вторая половина, «Хэжунь Тяньчэн» и «Сыюэ» по молчаливому согласию опустили вопрос Се Гуана и перешли к главной теме. Сторона «Синьхуэй» же полностью погрузилась в интриги и не успела среагировать, и когда Яо Цзин смогла вмешаться, она уже упустила инициативу в ключевых вопросах.

Атмосфера внезапно стала настолько гармоничной, что Се Гуан словно оказался в свободном плавании. Щеголеватые топ-менеджеры наконец-то вспомнили о своей роли и пустились в пространные рассуждения об инвестициях и распределении доходов, в то время как объект всеобщей атаки первой половины встречи стал самым незанятым человеком.

Экран телефона господина Чжана, лежавшего на столе, внезапно загорелся. Се Гуан невольно взглянул и как раз встретился с тайно наблюдавшими за ним глазами.

В тот момент Се Гуан подумал, что ему почудилось: в глазах этого старого мерзавца промелькнула опаска. Неужели у него выработался условный рефлекс после избиения?[7]

Проследить за перемещениями Хо Минцзюня было не под силу методам Чжан Хэшаня, но одной лишь истории Се Гуана после расторжения контракта было достаточно, чтобы сильно его удивить: после череды неудач он исчез на некоторое время, а по возвращении сразу подписал контракт с «Сихуа Энтертейнмент», сразу получил роль третьего плана в «Юных воинах» Пан Хуачжуна и был избран Бай Лучжоу на роль приглашённого актёра в фильме «Насмешки лазурного моря».

Сведения о пребывании Се Гуана в Гонконге были тщательно удалены, но визит Хо Минцзюня и Е Чжэна на съёмочную площадку «Юных воинов», хоть и был максимально скрытным, всё же не ускользнул от множества глаз, и ассистент Чжан Хэшаня раздобыл одно размытое фото с изображением профиля.

Хо Минцзюнь был высок, с выразительными чертами лица, его внешность была довольно выдающейся, так что даже в размытом виде его можно было легко узнать. Он о чём-то говорил с другим человеком, а тот был закутан в чёрный пуховик, из-под козырька кепки была видна большая часть лица — да это же был Се Гуан, сидевший в другом конце стола для переговоров!

В мгновение ока все потовые железы Чжан Хэшаня одновременно открылись, крупные капли холодного пота заструились по задней части шеи, смочив воротник рубашки.

Сидящий рядом представитель «Хэжунь Тяньчэн» заметил эту странность и удивился: 

— Ой, господин Чжан, почему вы так сильно вспотели? Может, кондиционер слишком сильно греет?

— Ничего, ничего, — Чжан Хэшань принялся вытирать пот салфеткой, на этот раз вообще не смея смотреть в сторону Се Гуана. — Сидел слишком долго, немного душно.

Ответственный за встречу сказал: 

— Как раз мы уже почти закончили. Может, на сегодня хватит? Вечером я организую скромный ужин, прошу всех почтить своим присутствием.

Яо Цзин замешкалась, но всё ещё не оставляла надежд: 

— А что насчёт актёров…

Люди из «Хэжунь Тяньчэн» уже стали испытывать раздражение к этой похожей на «декорацию»[8] даме. Такой крупный проект, как «Насмешки лазурного моря», а она прицепилась к какому-то незначительному актёришке и не отстаёт, строя козни у всех на виду. Раз-два ещё куда ни шло, но ведь это бесконечно! Подобная мелочность заставляла партнёров сомневаться в инвестиционной мощи этой компании и проницательности в выборе кадров.

К тому же, её хозяин уже полностью успокоился, а это безрассудное создание всё ещё лает без умолку.

Когда лицо ответственного представителя вытянулось, Чжан Хэшань, умеющий считывать настроение, сразу остановил её, сказав: 

— Раз режиссёр Бай настаивает на этом выборе, мы, дилетанты, конечно, должны уважать мнение профессионалов. «Ради общего блага не стоит избегать даже врагов»[9]. Давайте на этом и порешим.

На этот раз опешила не только Яо Цзин, но и сам Се Гуан.

Директор Чжан, такой обидчивый и злопамятный человек, смог произнести столь благородные слова?! До какой же степени у него затуманены мозги?!

[1] 封杀 (fēngshā) — «блокировка» или «запрет на деятельность», термин используется для описания ситуаций, когда артиста исключают из индустрии, лишая возможностей работать.

[2] 说风就是雨 (shuō fēng jiù shì yǔ) — «сказал, что ветер — значит, тут же дождь». Идиома описывает очень решительного и прямолинейного человека, слова которого немедленно превращаются в действие, часто в значении «не терпящий возражений, авторитарный, иногда даже чрезмерно категоричный». В современном языке часто используется применительно к людям, обладающим властью или сильным характером: начальникам, политикам, влиятельным личностям. Выражение восходит к народной речи и старым представлениям о погоде. В Китае считалось, что ветер и дождь связаны: часто если подул сильный ветер, вскоре начинался дождь. Поэтому выражение родилось как метафора прямой и быстрой связи между словами и результатом.

[3] 黑锅扣在头上 (hēiguō kòu zài tóu shàng) — «водрузить чёрный котёл кому-то на голову», т.е. свалить вину на другого человека, назначить козла отпущения, переложить ответственность за неприятности на кого-то ещё.

[4] Игра слов и отсылка к известной китайской фразе «不撞南墙不回头» (bù zhuàng nán qiáng bù huítóu) — «не удариться о южную стену — не повернуть назад», т.е. быть очень упрямым. Бай Лучжоу перефразирует это в «不被封杀非好汉» (bù bèi fēngshā fēi hǎohàn) — «не заблокирован — не герой», иронично намекая, что настоящий «крутой» должен пройти через гонения.

[5] 漏风的隙 (lòu fēng de xì) — буквально «щель, через которую просачивается ветер», метафора слабого места, через которое пробивается правда или эмоции.

[6]: 和稀泥 (huò xīní) — дословно «замешивать жидкую грязь», т.е. заниматься примиренчеством, сглаживать углы, часто в ущерб ясности или принципам.

[7] Се Гуан шутит, что, возможно, Чжан Хэшань теперь боится его на подсознательном уровне после той драки, т.е. у него выработался условный рефлекс, как у собаки Павлова.

[8] 花瓶 (huāpíng) — букв. «цветочная ваза», метафора для обозначения «красивого, но несущественного человека».

[9] 外举不避仇 (wài jǔ bù bì chóu) — «рекомендовать внешнего (человека) — не избегая даже врага». Цитата из древнекитайских текстов, означающая, что при рекомендации талантливых людей со стороны не следует избегать даже своих личных врагов, если они достойны. Демонстрирует беспристрастность и служение общему благу.