5. Расторжение контракта

Той ночью Ван Чжэ ушёл первым, и Се Гуан не столкнулся с ожидаемым гневом. Но он отчётливо понимал: чем дольше затягивается эта ситуация, тем серьёзнее будут последствия. Висящий над головой меч в конечном итоге упадёт, разница лишь в том, умрёшь ты раньше или позже.

На следующее утро, когда раздался звонок из компании, Се Гуан как раз завтракал с Ван Жолунем и Цюй Цзе. Оба должны были отправиться к съёмочной группе сегодня днём. Се Гуан провёл бессонную ночь и, встав рано, приготовил несколько блюд, так что стол ломился от еды. Ван Жолунь, вышедший из комнаты позёвывая, от неожиданности чуть не отшатнулся обратно. Снова лёг на кровать, полежал, снова открыл глаза и лишь затем поднялся и недоверчиво сел за стол: 

— Какой сегодня праздник?

Се Гуан неспешно пил кофе: 

— День, когда солнце взошло прямо из под твоего одеяла.

Он спокойно ответил на телефонный звонок и сказал Ван Жолуню и Цюй Цзе: 

— Мне нужно сходить в компанию, возможно, не успею вернуться проводить вас к полудню.

— Ничего, занимайся своими делами, — махнул рукой Ван Жолунь. — Нам и этого завтрака достаточно.

Се Гуан улыбнулся, казалось, легко и непринуждённо, будто и не было в его душе всей той тяжести. Он поднялся, держа в руке телефон: 

— Пойду сначала переоденусь, не забудьте вымыть посуду, не ленитесь.

— Ладно, ладно, — Ван Жолунь прикрыл лицо рукой. — Умоляю, уходи быстрее.

Встреча была назначена в офисе Ван Чжэ. Помимо менеджера, там были вице-президент Яо Цзин, директор по работе с артистами и юрист. Едва Се Гуан переступил порог, несколько пар глаз мгновенно впились в него. В этих взглядах любопытство смешивалось с раздражением — ничего доброго в них не было.

Вероятно, потому что в компании никогда не было артиста, который бы так лез не в своё дело и был так безрассудно смел — просто хрестоматийный пример того, кто сам ищет себе смерти.

Се Гуан поздоровался со всеми по очереди. Его не пригласили сесть, поэтому он, заложив руки за спину, спокойно встал рядом со столом Ван Чжэ. На лице — ни тени волнения, словно почести и унижения его вовсе не трогают; вид у него был подчеркнуто правильный, даже образцовый.

Яо Цзин внимательно разглядывала его, сполна прочувствовав смысл поговорки «собака, которая кусается, не лает». Когда атмосфера стала достаточно напряжённой, она неспешно заговорила: 

— Се Гуан, верно? О вчерашнем происшествии мне рассказал Ван Чжэ. Директор Чжан — наш важный партнёр, это твой агент не раз подчеркивал. Из-за небольшого конфликта ты пошёл на поводу у эмоций и полез с ним в драку. Ты вообще считаешься с компанией?

Се Гуан пришёл с намерением уладить дело, он мог стерпеть несколько резких слов, не стал оправдываться и согласился с Яо Цзин: 

— Прошу прощения. В этом деле я действительно проявил неосмотрительность, поступил импульсивно. Я сожалею, что причинил компании ущерб. Любое наказание со стороны компании я приму.

Яо Цзин открыла папку у себя в руках и протянула ему листок с административным документом, недовольным тоном сказав: 

— Сейчас извиняться уже поздно. Когда заварил кашу — не думал, что из-за твоего импульсивного поступка компания окажется в таком хаосе? Мне некогда тратить время на пустые разговоры с тобой, сейчас главное — минимизировать потери и грамотно уладить последствия. Прошлой ночью высшее руководство компании экстренно собралось и единогласно решило: ты не подходишь для дальнейшего развития в «Синьхуэй». Поэтому сегодня тебя вызвали, чтобы обсудить расторжение контракта.

У Се Гуана внезапно потяжелело на сердце. Казалось, земля ушла из-под ног, и всё его сознание охватило ощущение падения и пустоты. Его тело чуть качнулось, будто он готов был рухнуть, но он быстро выпрямился. Пустое выражение на лице рассеялось, и он снова выглядел спокойным: 

— Хорошо, говорите.

Ван Чжэ молча пододвинул к нему две папки: в одной был его актёрский контракт с компанией, в другой — документ о расторжении.

Образование Се Гуана ограничилось старшей школой, его культурный уровень был весьма посредственным, читать сценарии он ещё мог, но при столкновении с профессиональными терминами — терялся. Он терпеливо прочитал начало и отложил контракт, обратившись к юристу, тихому как мышь: 

— Будьте добры, выделите главное и объясните мне условия расторжения.

Он сказал так, чтобы не показать слабость, избегая обмана из-за непонимания контракта. Юрист занервничал, будто уличённый вор, и решил, что это допрос с пристрастием. Подсознательно он сразу выбрал те пункты договора, которые были невыгодны Се Гуану: 

— Господин Се, вот в чём дело: по первоначальному договору ваш контракт с компанией истекает в августе следующего года, сейчас компания решила расторгнуть его досрочно. Поскольку виноваты вы, компания не выплатит ни неустойку, ни какую-либо компенсацию. И более того, — юрист с трудом взглянул на него, — поскольку ваши действия нанесли компании значительный ущерб, компания удерживает ваш гонорар за полгода, то есть с января по июнь этого года.

Выражение лица Се Гуана стало таким, словно его ударили ножом в спину. Кровь отхлынула от его щёк, оставив бледность, руки, опущенные вдоль тела, сжались в кулаки, взгляд внезапно стал мрачным.

Вице-президент Яо и Ван Чжэ невольно откинулись на спинки стульев, словно перед ними был зверь, готовый в любой момент яростно атаковать.

Се Гуан тихо и леденяще произнёс: 

— Да пошли вы с этим «значительным ущербом». Как на самом деле произошло это дело, мы оба прекрасно знаем. Не доводите до крайности и не считайте меня мягкотелым размазнёй. Если хотите, чтобы я свернул манатки и убрался, сначала сами разберитесь со своими грязными делишками, а потом приходите разговаривать. 

Он постучал согнутым пальцем по столу не сильно, но и не слабо. 

— Иначе, так и так, выхода нет, если уж помирать, то с кем-нибудь за компанию. Посмотрим тогда, у кого хватит силы выжить.

Как говорится, «слабый боится сильного, сильный боится нахального, нахальный боится безбашенного». На мгновение все замолчали. Се Гуан успешно приструнил этих мерзавцев, уголок его рта тронула свирепая, зловещая улыбка. Лишь одними губами он беззвучно произнёс: «поживём — увидим», и широкими шагами вышел из офиса.

Фоновым звуком стал оглушительный хлопок двери.

В офисе председателя правления на 27-м этаже здания группы компаний «Хэнжуй» Хо Минцзюнь открыл почту и щёлкнул по отчёту, присланному помощником.

Се Гуан, мужчина, родился 4 мая 1992 года в уезде Мэнмэн провинции С. Отец Се Тинфан, фермер, мать Чжао Синэр, рано умерла.

Колёсико мыши прокрутилось, длинные абзацы промелькнули на экране. На немногочисленных старых фотографиях лица были размыты, среди них не было знакомых ему черт.

Не нужно было читать дальше, он уже понимал, что это снова была тщетная и безнадёжная иллюзия.

Хо Минцзюнь каждый год в августе ездил на могилу в провинции Х. Ему давно следовало принять этот факт, все сожаления и неверие перед пригоршней земли бесполезны. Умерший навеки покоится в холодной земле. Если бы душа могла переродиться, сейчас, возможно, уже могла бы сходить за соевым соусом.

Ушедшие ушли, но спустя годы живые всё ещё не могут отпустить.

Мобильный телефон на столе завибрировал. По совпадению, Хо Чжикуан в разговоре тоже заговорил о деле Се Гуана: 

— ...Слышал, с компанией он не договорился. Директор Чжан тогда, глядя на ваше лицо, не стал с ним связываться, но теперь изо всех сил старается его добить... Бойкот ему точно обеспечен. Как быть, вмешаться?

Усталость и бессилие от рухнувших надежд вызвали в нём необоснованную неприязнь к имени «Се Гуан». Хо Минцзюнь потер переносицу и сказал: 

— Не надо, я ошибся человеком.

Неделю спустя Се Гуана снова вызвали в компанию в офис Ван Чжэ. Тот был холоден, но в новой версии контракта о расторжении убрали пункт об удержании гонорара. Стороны уже порвали все отношения, Се Гуан понимал, что «Синьхуэй» его не потерпит. Возможно, предыдущие угрозы удержать гонорар были лишь подготовкой к такому финалу. В душе он усмехнулся: эти люди сами по уши в грязи, но и других считают такими же. С таким штатом преданных топ-менеджеров «Синьхуэй» трудно было избежать движения под откос.

С другой стороны, он обидел инвестора и был вышвырнут своим работодателем — его положение ненамного лучше, чем у «Синьхуэй».

Но шоу должно продолжаться. Се Гуан освободил общежитие, нашёл небольшую съёмную комнату, пересчитал все накопления, сел в позу лотоса на старую двуспальную кровать, глубоко размышляя о будущем. В какой-то момент слова госпожи Не промелькнули в его сознании.

Его внешность в лучшем случае была миловидной, его никак нельзя было назвать андрогинным красавцем, похожим на айдолов, и до «хрупкого и мягкого тела»[1] было как от Земли до Луны.

Се Гуан взглянул на свой пресс и решил, что идею «найти покровителя» стоит выбросить вместе с мусором.

В жизни следует быть последовательным. Раз уж тогда он ради принципа не уступил директору Чжану и не склонился перед негласными правилами, то теперь снова искать, к кому пристроиться — всё равно что дать себе пощёчину. Если бы знал раньше, разве стал бы так поспешно возводить памятник своей добродетели? 

В детстве в школьных учебниках говорилось: если сделал правильный выбор, даже если придётся терпеть лишения, душа остаётся удовлетворённой. Но жестокость реальной жизни в том, что «неуместное» упорство загнало его в ещё более тяжёлое, безвыходное положение. Он заплатил высокую цену, и единственным утешением были слова: «ты хороший человек с чувством справедливости».

Но ведь человек живёт в материальном мире, а не медитацией.

Все эти годы Се Гуан не был популярен, его доходы были низкими, а с таким трудом сохранённый гонорар за «Лазурное море» составлял всего 12 тысяч за серию. Сбережений почти не было, этих денег ему хватило бы лишь на несколько месяцев. Если не найти работу быстро, ему придётся спать на улице.

Се Гуан потратил время на обновление резюме, разослал почти 100 копий в различные кинокомпании. Также распечатал ещё несколько, припас хорошие сигареты и чай, приехал в гостиницу рядом с киностудией и постучал в двери к ассистентам режиссёров. К счастью, до подписания контракта с «Синьхуэй» он несколько лет работал массовкой, возвращение к старому ремеслу казалось не таким уж сложным.

Прошёл месяц, а на разосланные резюме никто не ответил. Се Гуан успел несколько раз поработать массовкой в съёмочных группах, но гонорары были ничтожными. Позже кто-то услышал, что директор Чжан хочет наложить вето на какого-то артиста восемнадцатого уровня. Молва постепенно распространилась, и съёмочные группы больше не решались его нанимать.

Когда Се Гуан вернулся из киногородка в городскую квартиру, он похудел почти на пять килограммов. Он и так был худым, а теперь выглядел почти измождённым. Он поставил большой рюкзак в угол, умылся и тяжело рухнул на кровать.

Отправленные резюме остались без ответа, съёмочные группы не желали рисковать, чтобы не вызвать гнев директора Чжана. Хотя директор Чжан и был инвестором, он был всего лишь одним из многих, не всесильным в индустрии, и уж тем не способным распоряжаться всеми. Но именно этот мерзкий старикашка, который, возможно, для других артистов был бы сущей мелочью, стал для Се Гуана непреодолимыми Южными Небесными Вратами[2].

В темноте он крепко зажмурился, безмолвно спрашивая себя: «Неужели я действительно должен продолжать идти по этому пути?»

И вот, когда он был на грани полного отчаяния, дело наконец сдвинулось с мёртвой точки.

Се Гуан получил письмо из Гонконга от небольшой кинокомпании. В письме говорилось, что они готовят кинопроект, и данные Се Гуана как раз соответствуют требованиям на роль третьего плана. Его приглашали приехать на пробу, приложив контакты кастинг-директора.

Луч надежды в безвыходной ситуации пришёл так неожиданно, что Се Гуан вскочил, словно получив дозу адреналина. Гонконг и материковый Китай — две разные системы, рука директора Чжана туда не дотянется. Ранее он не был знаком с Гонконгом и не думал о развитии там, но это был шанс для перемен.

Отвечая на письмо, Се Гуан так дрожал, что сделал несколько ошибок. Он осторожно сохранил контакты режиссёра, выбрал подходящее время и позвонил. С той стороны говорили на труднопонимаемом кантонском, Се Гуан едва уловил общий смысл. То был малобюджетный фильм, гонорары актёров были ниже средних по отрасли — именно поэтому они искали актёра, который сам проявил инициативу, как Се Гуан.

Лишь бы сниматься, Се Гуан был готов уступить в гонораре. Стороны быстро нашли общий язык. Два дня спустя Се Гуан собрал минимальный багаж, расторг договор аренды и в одиночку отправился в путь на юг.

[1] 身娇体软 (shēn jiāo tǐ ruǎn) — букв. «тело нежное, фигура мягкая», устойчивое выражение для описания слабого, хрупкого, женственно-мягкого телосложения. Часто используется в литературе или сетевой культуре для обозначения девушки, которая выглядит слабой и требует защиты. В интернете выражение «身娇体软易推倒» стало мемом — «хрупкая, мягкая, легко повалить (на кровать)», с очевидной сексуальной коннотацией.

[2] 南天门 (Nántiānmén, Южные Небесные Врата) — в даосской мифологии и китайских легендах это главные ворота на небеса, через которые можно попасть к Нефритовому императору. Их охраняют небесные воины, пройти через них смертному почти невозможно.