Едва эти слова сорвались с его губ, как Хо Минцзюнь замер на мгновение, и на лице его тут же проступила лёгкая, едва уловимая улыбка.
Се Гуан даже не пытался выяснить, кто прав, а кто виноват, и какие были на то причины — сходу вынес готовый вердикт. Был ли на то резон или нет, но в его глазах Хо Минцзюнь непременно «пострадал невинно». Одной фразой Се Гуан без остатка обнажил свою природу — ту, что защищает своих до последнего. Сказать, что его пристрастность зашла так далеко, будто переплыла Тихий океан, не было бы преувеличением.
Однако люди — не деревья и не трава. Скромность и рассудительность — всё это напускное, для чужих глаз. Кто же не мечтает, чтобы его безоговорочно опекали и защищали, ни о чём не спрашивая?
В сердце Хо Минцзюня скопилось слишком многое, чем он никак не мог поделиться с Се Гуаном откровенно. Но, услышав эти его слова, он всё же нашёл пару мелочей, чтобы пожаловаться — мол, и спесь непомерная, и правил слишком много, интриги и козни плетутся повсюду, и даже здесь, поправляя здоровье, нет ему покоя.
— Ну и нрав у баловня судьбы, — рассмеялся Се Гуан. — Тебе нездоровится, вот всё и кажется раздражающим. Поправишься — и никаких проблем не останется.
Се Гуан ничего не смыслил в этих распрях знатных кланов, но видел, что Хо Минцзюнь просто искал повод высказаться, а корень проблемы вовсе не в тех мелочах, что он перечислил. Поэтому он ловко сменил тему:
— Всё твердят, что твой кашель — старая проблема. Это последствия того ранения? Его можно полностью вылечить?
Хо Минцзюнь отхлебнул воды, подавив сухой першащий позыв в горле:
— Тогда было и огнестрельное ранение, и под дождём промок. Доставили в провинциальный центр на спасение. Уровень хирургии в то время был так себе, так что остались кое-какие повреждения. Но ничего серьёзного — только каждую весну и осень, при смене сезонов, кашляю несколько недель.
— Какая же это пытка, — сказал Се Гуан. — Да ещё тебе нельзя ни алкоголь, ни сигареты, ни острую пищу. Полагаю, врачи запрещают выходить на улицу — пух с ив и тополей, цветочная пыльца и даже пыль, наверное, раздражают дыхательные пути.
— Содержат тебя, словно на вольном выпасе, — без обиняков заключил он. — Обычно за тобой никто не присматривает, всё держится на самоконтроле. Ни разу не видел, чтобы ты избегал мероприятий с курением и выпивкой, не говоря уже о систематических обследованиях и лечении. Продолжишь в том же духе — рано или поздно болезнь разовьётся всерьёз.
Хо Минцзюнь горько усмехнулся:
— Разве уже не болен?
Он и сам не раз задумывался о том, чтобы поберечь здоровье, но работа не позволяла. Что касается приёма лекарств и диеты — дома никто не проявлял заботы, а живя один, он часто всё это попросту откладывал и забывал об этом.
— Деньги никогда все не заработаешь, а здоровье у тебя одно. Пока ты ещё молод, прояви больше усердия, — Се Гуан не стал углубляться в увещевания, лишь слегка намекнул, и после короткой паузы снова рассмеялся. — «Все деньги никогда не заработать» — такие слова, пожалуй, только ты можешь воспринять серьёзно. Для других же всё иначе: «Деньги можно потратить, но можно и снова заработать».
Хо Минцзюнь уже привык к его подтруниванию и в ответ лишь молча бросил на него взгляд.
В этот момент снаружи постучал дворецкий, внёс чай, угощения и фрукты, аккуратно расставив всё на столе, и беседа двух мужчин прервалась. Хо Минцзюнь вспомнил о термосе, принесённом Се Гуаном, взял его, открыл крышку — и мгновенно ощутил окутавшие его тепло и аромат.
— Суп из перепёлки с юйчжу и лилиями, — пояснил Се Гуан. — Томился всю ночь. Сегодня ушёл рано, не успел приготовить те два блюда, в следующий раз наверстаю.
Хо Минцзюнь ещё не успел ответить, как дворецкий спросил:
— Господин, разрешите отнести это на кухню?
Се Гуан, проницательный от природы, скользнул взглядом по их лицам и сразу понял: клан Хо возомнил себя слишком высоко и не желал, чтобы Хо Минцзюнь пробовал еду, принесённую кем-то извне. Не подавая вида, он подначил:
— Суп ещё горячий, я снял его прямо с огня перед выходом. Если не побрезгуешь, мог бы попробовать, пока не остыл.
Взгляды Хо Минцзюня и Се Гуана встретились на мгновение — оба всё поняли без слов. Се Гуан, хоть и молод, услышав от Хо Минцзюня о «непомерной спеси» и «бесчисленных правилах» дома Хо, да взглянув на поведение дворецкого, предположил, что тому изрядно досаждали ограничениями во время лечения. Вот он и решил под благовидным предлогом слегка уязвить дворецкого.
Се Гуану всегда казалось, что по отношению к нему Хо Минцзюнь ведет себя как ребёнок, но и сам он был не лучше. Не выносил, когда обижали других, при первом же несогласии рвался на выручку и восстанавливал справедливость — на деле же просто вёл себя по-детски. Хо Минцзюнь внутренне посмеивался, но не останавливал его шалости, а напротив, воспользовался ситуацией:
— Потрудился для меня. — Затем повернулся к дворецкому: — Принеси мне пиалу.
— Господин, — на лице дворецкого отразилось недовольство, и он стал почтительно убеждать: — Сейчас ещё не время трапезы, излишняя еда вредит телу. Лучше я отнесу вниз и потом разогрею, и выпьете уже за обедом.
— Cемья с вековой историей — и впрямь живёт по всем правилам, — Се Гуан поддел на зубочистку кусочек фрукта, но не стал есть, лишь медленно вертел в руках. — Судя по всему, в вашем доме укрепление здоровья основывается на голодании? Минцзюнь и так сильно похудел. Пусть во время болезни и нужно соблюдать диету, но он ведь болен — питание должно быть полноценным. Не то что глотнуть супа — даже пять приёмов пищи в день не были бы лишними.
Хо Минцзюнь молча поднял чайную чашку, пряча за ней уголки губ, приподнявшиеся в улыбке.
Дворецкий покраснел от его слов и уже собирался озвучить возражения, как Се Гуан неторопливо и плавно вонзил свой самый убийственный клинок:
— В конце концов, пищеварительная система не управляет дыхательной. Как бы там ни было с укреплением здоровья, сначала нужно учитывать физическое состояние, а не… как там это выражение?… выставлять чёрное белым[2]?
Хо Минцзюнь, едва сдерживая смех, подсказал:
— Пренебречь главным ради второстепенного[3]?
Се Гуан:
— Примерно так, но есть ещё более точное… какой там хозяин?
Хо Минцзюнь:
— Гость захватывает место хозяина[4].
Се Гуан с шумом хлопнул Хо Минцзюня по бедру:
— Вот-вот, гость захватывает место хозяина. — Он извиняюще улыбнулся дворецкому: — Прошу прощения, я — человек необразованный, не смейтесь.
Их дуэт — один язвит, другой поддакивает — заставил лицо дворецкого заиграть всеми красками. Тот под каким-то предлогом поспешил ретироваться, поджав хвост.
Только тогда Се Гуан неспешно съел кусочек фрукта:
— Подготовка кадров у вас в доме не ахти — после пары фраз уже сбежал. Уровень великодушия ещё нужно повышать.
— Он просто привык давить на всех своим возрастом. Дворецкий больше двадцати лет служит при моём дедушке и мнит себя почти членом семьи Хо. Обычно никто не смеет ему перечить, — Хо Минцзюнь не мог сдержать улыбку. — А сегодня попался ему кто-то с острым языком — вот он и попал впросак.
Се Гуан искоса посмотрел на него:
— А не снимете ли вы с себя маску того, кто, получив выгоду, ещё и делает вид, что уступил? Говоришь, у меня язык остёр, а сам только что превратился в ходячий словарь идиом — поддакивал очень даже ловко.
Недовольство Хо Минцзюня дворецким зрело давно. Его отношения с родными были непростыми, а с родным отцом, Хо Чжунчэнем, и вовсе напоминали лёд и пламя. Хотя сейчас он и держал в руках бразды правления корпорацией «Хэнжуй», это не избавляло его от того, что старшее поколение — отцы и дяди — тянули его назад. Старейшина — дедушка Хо всё ещё имел вес, дворецкий же благоволил Хо Чжунчэню и в этом доме постоянно доставлял ему неудобства. Хо Минцзюнь из уважения к деду не связывался со стариком, а тот раз за разом лез из кожи вон, пытаясь самоутвердиться.
Если бы это произошло несколько лет назад, когда обида Хо Минцзюня была особенно сильна, он бы на месте приказал вышвырнуть дворецкого на улицу. Но последние несколько лет его нрав поутих, он редко гневался по мелочам, да и переехал жить отдельно от семьи, потому старый дворецкий и продержался до сих пор.
Однако Се Гуан оказался на удивление проницательным: Хо Минцзюнь лишь в общих чертах упомянул кое-что, а тот не только сразу ухватил суть конфликта между ними, но и кстати ввернул парочку колкостей, попав точно в больное место дворецкого. Не сбеги тот под удобным предлогом, постояв ещё немного, он наверняка прямо там лишился бы чувств от злости.
— Кстати, — Хо Минцзюнь, вспомнив предыдущий разговор, вдруг с лёгкой улыбкой спросил: — Как ты меня только что назвал?
Се Гуан тогда сгоряча ляпнул «Минцзюнь», а теперь, осознав это, застыл с застывшей улыбкой:
— Оговорка, оговорка.
Хо Минцзюнь сказал:
— Мне понравилось. Повтори ещё раз.
Се Гуан обычно обращался к нему как «босс Хо», «господин Хо» или «Хо Минцзюнь», но сейчас, перейдя на обычное обращение, он чувствовал себя неловко:
— …Минцзюнь?
В его голосе сквозила лёгкая неуверенность и толика застенчивости. Хо Минцзюнь почувствовал, как дрогнуло его сердце, поспешил отвести взгляд, опустил веки, и мягко отозвался:
— М-м.
Се Гуан снова произнёс:
— Минцзюнь.
— М-м.
— Ах, Минцзюнь.
— Что тебе?
— Эх, Минцзюнь…
— Да когда же это кончится?
На лице Се Гуана появилось невинное выражение:
— Не знаю, почему, но стоит мне назвать тебя «Минцзюнь», как сразу хочется добавить: «А ты побереги себя хоть немного»[5]. Как думаешь, с чего бы это?
Хо Минцзюнь: …
Должно быть, суп из перепёлки попал ему в мозг, раз он мог подумать, что этот бестолковый тип вообще способен на что-то вроде «застенчивости».
Се Гуан посидел с ним ещё немного и ближе к полудню поднялся, чтобы попрощаться. Хо Минцзюнь сказал:
— Не буду удерживать тебя к обеду, чтобы не портить настроение. Мой водитель отвезёт тебя. Желаю успешного проведения пресс-конференции. Встретимся, когда вернёшься со съёмок.
— Я ещё не поблагодарил тебя за подаренную одежду, — ответил Се Гуан. — Срочная помощь в трудную минуту — не знаю, как и отплатить за это. В следующий раз приготовлю тебе четыре блюда и суп.
Хо Минцзюнь сказал:
— Это твоя первая пресс-конференция в качестве главного актёра — считай это моим подарком к такому важному событию. Пресса смотрит на одежду, интересуясь в основном брендами. Быть немного заметнее пойдёт на пользу твоей карьере.
— Да, знаю, — кивнул Се Гуан. — Но эти часы…
Хо Минцзюнь понял, что он хочет сказать:
— Всё в порядке, мне их кто-то подарил. Обычно я не могу их носить — они выглядят недостаточно солидно. А ты ещё молод, такой стиль тебе как раз подходит.
Се Гуан не смог его переубедить и с сожалением сказал:
— Так запросто раздаривать сотни тысяч — даже если у тебя есть деньги, транжирить их таким образом не стоит.
— Потратить на тебя — не значит транжирить, — улыбнулся Хо Минцзюнь. — Кинокомпания «Сюаньду» вложила десятки миллионов — на этом фоне такая мелочь не в счёт. К тому же, я тоже один из инвесторов и в будущем буду рассчитывать, что ты обеспечишь кассовые сборы. Сейчас я тебя красиво «упакую», а потом ты расплатишься собой.
Се Гуан тоже рассмеялся:
— Ты же знаешь, что в мире шоу-бизнеса есть известная история о том, что я специализируюсь на избиении инвесторов?
Хо Минцзюнь: …
Он захлопнул дверь перед самым носом Се Гуана:
— Ну что ж, раз ты такой, тогда придётся ликвидировать на месте, не оставлять же до нового года.
5 апреля пресс-конференция прошла успешно. В конце месяца киноверсия «Насмешек лазурного моря» официально начала съёмки на базе кинопроизводства в провинции Ж.
Будучи костюмированной драмой о боевых искусствах, при производстве фильма большая ставка делалась на места съёмок и декорации. Режиссёр Бай Лучжоу славилась своими особенно строгими требованиями к актёрам. Ещё до того, как Се Гуан присоединился к съёмкам, режиссёр Бай предупредила его, и, казалось, он подготовился к тяготам, но, оказавшись на месте, понял, что его моральная готовность совершенно недостаточна.
Жара, посредственные условия питания и проживания — всё это мелочи. Самое ужасное — это долгие ночные съёмки и постоянные перемещения между площадками, недосып, колоссальное давление, ежедневные заучивания реплик и работа на тросах, бесконечные дубли, доводящие почти до нервного срыва. Главную героиню режиссёр Бай доводила до слёз несколько раз. Но она лишь вытирала глаза и начинала сначала.
Двое мужчин — Се Гуан и Цзи Фэн — слёз не проливали, но режиссёр Бай и к ним не проявляла никакой жалости. За исключением особо сложных трюков, все сцены драк они исполняли сами. А по сюжету их персонажи были заклятыми врагами, они сходились в схватке каждый день, и, если и не били по лицу, но всё тело было покрыто синяками.
Хуан Чэн проявил дальновидность, заранее прихватив множество спреев и пластырей от ушибов и растяжений. Се Гуан, корчась от боли, попросил его помочь нанести мазь на спину и предупредил:
— Не смей доносить Хо Минцзюню.
Хуан Чэн видел, что тот похудел настолько, что рёбра вот-вот проступят, и подумал: «Если вдруг потом босс захочет спросить, то переживать будешь ты, а попадёт в итоге мне. Доложить всё равно придётся».
На словах же бодро согласился:
— Ладно, не скажу.
Но прежде чем он успел донести, со стороны Хо Минцзюня пришли шокирующие вести.
20 июня в городе Пинчэне, провинции Г., в торговом центре «Ихэ Ипин», построенном на средства корпорации «Хэнжуй», произошёл масштабный сбой электроснабжения. Когда покупатели эвакуировались, внезапно обрушился коридорный мост, смонтированный в средней части здания. В результате паники произошла давка: двое погибли, пятеро получили тяжёлые ранения, многие пострадали.
Как только новость распространилась, по всей стране поднялся шум.
Корпорация «Хэнжуй» и Хо Минцзюнь оказались в центре всеобщего внимания.
[1] Название главы — это первая часть классической китайской идиомы из четырёх иероглифов (чэнъюй): 含沙射影 (hán shā shè yǐng), которая дословно переводится как «держать песок в зубах и плеваться в тень». Она восходит к древнему мифу о зловредном существе, которое жило в воде. Считалось, что это существо, затаясь под водой, могло набрать в пасть песок, а затем выстрелить им в тень человека на поверхности воды. Человек, в тень которого попадал песок, тяжело заболевал и даже мог умереть, так и не поняв, откуда пришла беда. Таким образом, идиома означает: клеветать, намекать, порочить исподтишка; наносить удар скрытно, тайно и коварно; нападать на кого-либо окольными путями, с помощью намёков и инсинуаций.
[2] 颠倒黑白 (diāndǎo hēibái) — букв. «перепутать чёрное и белое», т.е. искажать факты, выдавать ложь за правду и правду за ложь; путать добро и зло. Используется, когда кто-то сознательно или бессознательно переворачивает истину, подменяет понятия.
[3] 舍本逐末 (shě běn zhú mò) — букв. «отбросить суть и гнаться за мелочами», т.е. оставлять главное ради второстепенного. Используется, когда человек путает приоритеты, уделяет внимание маловажному, забывая об основном.
[4] 喧宾夺主 (xuān bīn duó zhǔ) — букв. «шумный гость затмевает хозяина», т.е. второстепенное занимает место главного; подчинённое выдвигается вперёд. Часто используется как упрёк: кто-то перетянул внимание на себя, не оставив места тому, кто должен быть в центре.
[5] 你可长点心吧 (Nǐ kě zhǎng diǎn xīn ba) — крылатая фраза из известного комедийного скетча с участием актрисы Сун Сяобao (宋小宝), ставшая вирусным мемом в китайском интернете. Её персонаж с сильным региональным акцентом произносит эту фразу с очень характерной, смешной интонацией. Фраза дословно означает «набраться немного сердца/ума». Это идиоматическое выражение, аналог русского: «побереги себя», «будь повнимательнее», «не будь таким беспечным». Фраза несёт оттенок добродушного, но усталого упрёка, который говорят близкому человеку, когда он ведёт себя глупо, наивно, нерационально или не заботится о себе.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления