Глубокой августовской ночью город заливал проливной дождь.
Тяжёлые тучи клубились, словно разлитые чернила, ослепительные молнии рассекали небо, глухо звучали громовые раскаты, дождевые капли размером с горошину барабанили по листьям деревьев, заставляя их шелестеть. Горная дорога огибала склон, рядом обрывался крутой утёс, обнажённые камни и земля под ударами ливня готовы были обрушиться. На пустынной дороге две фигуры, поддерживая друг друга, бежали, спотыкаясь. Дождевая вода заливала глаза, но прорывающийся наружу страх не позволял им остановиться.
Среди грохота грома, заполнившего небеса, что-то, казалось, стремительно приближалось.
Всепоглощающий ливень мог скрыть множество звуков: крики, рёв автомобильного двигателя и даже выстрелы.
На его щёку брызнуло что-то тёплое. Странно — кожа, которую дождь должен был давно лишить всякой чувствительности, вдруг ощутила необычное тепло, словно в голове он заранее знал, что произойдёт дальше. Державшая его рука разжалась, он опустил взгляд, но человек, не достававший ему и до плеча, резко оттолкнул его.
Перед глазами внезапно стало ярко, фары автомобиля пронзили густую тьму. Два луча, словно острые мечи, рассекающие дождь, неумолимо устремились прямо в лицо.
Рот того человека открывался и закрывался, он что-то кричал ему, напрягая голос, но звук заглушался раскатами грома и рёвом дождя, словно это была странная и душераздирающая немая сцена.
Огромная молния прочертила небо, в мгновенной вспышке белого света он наконец разглядел лицо, залитое дождём. Те два слова, что он кричал, были: «Беги быстрее!».
В следующий момент мчавшийся автомобиль сбил его, словно тряпичную куклу.
— Нет!
Хо Минцзюнь резко сел на кровати в момент, когда за окном грянул гром. Его грудь тяжело вздымалась, сдержать кашель, рвущийся из горла, было невозможно. В холодном поту он схватился за старый шрам на груди, чувствуя, как кожа под рукой горит и пульсирует от боли.
Руки от крайнего напряжения напряглись, на них выступили вены. Спустя какое-то время Хо Минцзюнь наконец перестал кашлять, спустился с кровати, налил себе стакан воды, но сон уже не шёл.
За последние десять лет он часто видел этот сон, и каждый раз всё обрывалось на кадре аварии. Однако сегодняшний кошмар был другим: десяти лет было достаточно, чтобы стереть что-то из памяти, и Хо Минцзюнь уже не мог чётко воссоздать образ того человека, но сегодня ночью он наконец сумел отчётливо разглядеть его лицо.
В памяти всплыл мужчина, встреченный той ночью в клубе «Ланьюэ». Хо Минцзюнь взял телефон, нахмурился, снова нашёл в почте отчёт и сразу перешёл к разделу с приложенными фотографиями.
На фото был недавний снимок Се Гуана, без макияжа, видны мелкие изъяны кожи, но при этом черты лица были красивыми и чёткими — высокий лоб, прямой нос, яркие глаза. Хотя одежда на нём была самой обыкновенной, от него исходила редкая спокойная аура, и это разительно отличалось от того человека во сне, который надрывался в отчаянном крике.
Макияж и пластика могут изменить детали лица, но не сформировавшуюся костную структуру. Отбросив различия, Хо Минцзюнь чувствовал: если бы тот человек из сна повзрослел, он должен был бы выглядеть как Се Гуан.
Он знал, что в мире много людей с похожей внешностью, даже намеренно искал их, но ни один не был настолько похож, вызывая это интуитивное чувство сходства.
Эта мысль была безумной, но словно пустившая корни лиана, питаемая сомнениями, она быстро росла и крепко обвивала собой тот, казалось бы, незыблемый «факт».
Хо Минцзюнь не спал половину ночи и на следующее утро рано поднял Хо Чжикуана, велев ему разузнать о ситуации Се Гуана. Однако уже в полдень Хо Чжикуан перезвонил и сообщил не очень хорошие новости.
— Пропал?
В мире шоу-бизнеса постоянная текучка людей — это норма. Если бы не интерес Хо Минцзюня, никто бы не обратил внимания на исчезновение какого-то малоизвестного артиста.
Изначально именно Хо Минцзюнь сказал, что не станет вмешиваться, но теперь он сам снова поднял эту тему. Хо Чжикуан прекрасно понимал всю мимолётность человеческих отношений, но сказать это прямо в присутствии Хо Минцзюня было невозможно, поэтому он всеми силами пытался свалить вину на компанию:
— Через несколько дней после той драки прежний работодатель, «Синьхуэй», расторг контракт с Се Гуаном... Нельзя сказать, что они вставляли ему палки в колёса, но конфликт действительно был, и в итоге он ушёл практически с пустыми руками. Се Гуан рассылал резюме в разные кинокомпании, но никто его не взял, после чего он совсем исчез из виду.
— В полицию поступали заявления?
Хо Чжикуан бледно и беспомощно попытался его успокоить:
— Сейчас у молодых людей в мире шоу-бизнеса всё держится на «трёхминутном энтузиазме»: помучаются несколько лет без успеха — и естественно меняют профессию. Не переживай так сильно. Может, он просто разочаровался, бросил всё и вернулся в родные края заниматься земледелием.
— Ищи, — одним словом Хо Минцзюнь безжалостно отрезал ему пути к отступлению и бесстрастно добавил: — Ищи, пока не найдёшь его точное местоположение.
По интонации Хо Чжикуань представил выражение его лица в этот момент и вдруг почувствовал пробежавший по спине холодок. Он поспешно согласился:
— Да-да, сейчас займусь.
Хо Минцзюнь отложил телефон. Секретарь, ожидавшая в приёмной, вошла и подала ему расписание:
— Председатель Хо, сегодня в час дня у вас вылет в Гонконг, а вечером председатель корпорации «Лунфэн» Лянь Цзяньчэн и его старший сын Лянь Чэнь устроят для вас банкет в честь приезда. Принимающая сторона нашего представительства в Гонконге уже полностью подготовлена.
— Понятно, через полчаса пусть ответственный за проект «Виллы Цуйпин» придёт в мой офис на короткое совещание.
Тем же вечером частный самолёт семьи Хо приземлился в Гонконге.
«Лунфэн» и «Хэнжуй» уже несколько лет сотрудничали в материковом Китае, и их частные отношения тоже были весьма неплохими. Будучи нынешним главой семьи Хо, Хо Минцзюнь, хотя и был почти на двадцать лет моложе Лянь Цзяньчэна, был равным ему по статусу. А старшему сыну Лянь Чэню приходилось с почтением называть его «господин Хо».
Поездка Хо Минцзюня была связана с переговорами о приобретении «Хэнжуй» девелоперского проекта, принадлежащего корпорации «Лунфэн», поэтому вечерний ужин прошёл очень напряжённо. За столом сидели элегантно одетые люди, в непринуждённой беседе сквозили взаимные уловки и намёки, и даже в изысканных яствах на тарелках, казалось, были лезвия и клинки. Стоило лишь немного ослабить внимание, и тебя бы подцепили как рыбку на крючок, оставив один скелет.
Лянь Цзяньчэн был хитрым старым лисом, и Хо Минцзюнь понимал, что за один ужин ничего не удастся добиться. После третьего тоста под предлогом усталости от путешествия он предложил вернуться в отель отдохнуть. Лянь Цзяньчэн притворно проявил заботу, а затем коварно предложил, чтобы его старший сын Лянь Чэнь проводил гостя обратно и заодно показал ему несколько зданий и торговых помещений.
Хо Минцзюнь не выразил ни согласия, ни отказа, а Лянь Чэнь, напротив, вздохнул с облегчением, поспешил пригласить Хо Минцзюня в машину и велел водителю ехать в северный район гавани.
Это была первая встреча Лянь Чэня с Хо Минцзюнем. Ранее он слышал от своего отца об этом человеке, и в словах того сквозило явное одобрение, поэтому Лянь Чэнь невольно отнёс его к категории «чужих идеальных детей»[1]. Но, увидев его сегодня, он почувствовал, что этот человек несколько отличался от его представлений.
Он был очень молод, с красивой внешностью, но, видимо, из-за усталости выглядел бледным, с оттенком болезненной хрупкости. Этот мягкий и безобидный облик мог ввести в заблуждение кого угодно, но стоило ему заговорить — сразу проступало нечто необычайно жёсткое и холодное, скрытое в его сущности.
Избалованный богатый наследник не мог представить, как Хо Минцзюнь занял эту позицию и как пришёл к власти. Лянь Чэнь ещё не освоил всех хитростей своего отца, он лишь, полагаясь на животный инстинкт, почувствовал лёгкую настороженность.
Даже ближе к полуночи район северной гавани был оживлённым и шумным, словно днём — настоящий город, который никогда не спит. Изначально они планировали немного прогуляться здесь и уйти, однако открытая парковка была забита машинами до отказа, даже мышь могла бы пробежать лишь на цыпочках. Местный «хозяин», молодой господин Лянь, был образцовым мотом, никогда не заботившимся о правилах, способным в любой момент затормозить на месте, но сейчас мог только таращить глаза и кричать:
— Что? Нет мест? Вези меня к будке охраны, я позвоню их управляющему!
Услышав это, даже Хо Минцзюнь, расслабленно откинувшийся на заднем сиденье с закрытыми глазами, приподнял веки и бросил на него взгляд, про себя удивляясь: «Этот болван, у которого слова тут же становятся делом, умудрился сдерживаться до сих пор и только сейчас проявил своё истинное лицо. Молодой господин Лянь на самом деле умеет тщательно скрывать свои качества».
Водитель поспешил сказать:
— Успокойтесь. Если господа не против, мы можем объехать здание и припарковаться сзади, там мало кто ходит. Правда, место немного глуховатое.
Хо Минцзюнь равнодушно кивнул, Лянь Чэнь всё ещё негодовал:
— Не знаю, как они вообще управляют этим местом! Даже если папа приедет, его тоже оставят снаружи? Это возмутительно!
Водитель, не смевший и слова вставить, молча вёл машину. Единственный, кто мог бы поддержать разговор — Хо Минцзюнь — не удостоил его вниманием. Роллс-Ройс бесшумно скользнул в огромную тень, отбрасываемую величественным зданием, и остановился узком в переулке.
Через щель между зданиями были видны яркие неоновые огни и небо, окрашенное закатом, — совершенно иной мир по сравнению с тёмным углом, где они сейчас находились. Лянь Чэнь глубоко вдохнул свежий воздух, смешанный с морским бризом. Он дождался, когда ассистенты и телохранители из другой машины выйдут, и сделал приглашающий жест Хо Минцзюню:
— Господин Хо, сюда, пожалуйста.
Хо Минцзюнь последовал за ним, но, не пройдя и десяти метров, его взгляд случайно скользнул по углу стены, и он внезапно остановился:
— Подождите.
Мгновение пронеслось как вспышка, столь быстро, что казалось иллюзией — он увидел человека, который абсолютно не должен был находиться здесь.
В подвале этого здания находился зал; возможно, при проектировании из эстетических соображений потолочные окна расположили особенно высоко, в полуметре от земли. На застеклённых окнах, закрытых железными решётками, скопилась пыль, но внутри можно было разглядеть пространство, напоминающее сцену, на которую падал яркий луч прожектора, освещая лицо, которое он не видел уже долгое время.
Сцена, свет и даже угол обзора удивительно совпадали с его вчерашним сновидением, словно две размытые зарисовки наложились друг на друга, едва намечая давно стёртую временем картину.
— Что это за место внизу? — спросил Хо Минцзюнь, указывая на окно, сквозь которое проникал свет. — Где вход?
Лянь Чэнь был в замешательстве:
— А?
Водителю пришлось снова вмешаться, чтобы выручить этого бесполезного молодого господина:
— Этому зданию уже много лет, в подвале раньше был театр, теперь вроде как заброшен. Но часто сюда приезжают снимать кино.
В сердце Хо Минцзюня что-то дрогнуло:
— Отведи меня туда.
До самого входа в подвал молодой господин Лянь так и не понял, как из обычной «экскурсии с сопровождением» всё вдруг превратилось в приключение по заброшенному дому с привидениями. На лестничной клетке ощущалась запущенность и старость, свет ламп накаливания был тусклым, в пустом коридоре гулял холодный ветер; издалека едва доносилась мягкая, протяжная музыка, захватывающая и завораживающая душу.
Место было жутким и зловещим — идеальное для страшилки с привидениями или самоубийствами.
Лянь Чэнь прятался за двумя телохранителями, его ноги непрерывно дрожали, он съёжился от страха, как перепёлка. Хо Минцзюнь же, словно не замечая ничего вокруг, с леденящей аурой, словно обладая эффектом неуязвимости, широкими шагами подошёл ко входу в подвальный театр и распахнул двери.
Звук музыки сразу стал громче, место было шумным, занятые съёмками работники даже не заметили, что у двери появились несколько нежданных гостей.
Хо Минцзюнь взглянул на центр сцены, освещённый прожектором. Через несколько секунд, когда он наконец понял, что происходит на сцене, его лицо мгновенно стало мрачным, а затем вспыхнуло яростью.
Тот самый мужчина, связанный с ним злым роком, «пропавший без вести» по словам Хо Чжикуана, сейчас танцевал на сцене стриптиз.
[1] 别人家的孩子 — букв. «ребёнок из чужой семьи», фраза используется, чтобы описать чужого ребёнка как идеал, с которым сравнивают своих детей или кого-то в общем. То есть, это не просто «чужой ребёнок», а образец для подражания, «эталонный ребёнок», который лучше, умнее, успешнее или послушнее.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления